9.Глава 7. Самосохранение и нравственный долг (З. Бауман - Мыслить социологически), страница 3

У каждого была “своя работа”,поглощавшая все их духовные и физические силы. Эти люди могли делать то, чтоони делали, только по одной причине: они очень смутно представляли себе, есливообще представляли, последствия своих действий, поскольку никогда их не видели;равно, как и те ученые мужи, которые создали умные орудия разрушения,обрушившиеся на вьетнамских крестьян, не видели порождения своего ума вреальном действии. Конечный результат был настолько далек от тех простых задач,которыми они занимались, что связь этих задач с конечным результатом не попадалав поле их зрения или изгонялась из сознания.Даже если функционеры какой-то сложной организации и осознаваликонечный результат их общего дела, частью которого каждый из них был, то этотрезультат был так далек от них, что о нем не стоило и беспокоиться. Отдаленностьможет быть скорее идеальной, духовной, нежели географической. Благодарявертикальному и горизонтальному разделению труда действия любого индивида, какправило, опосредованы действиями многих других людей: либо его собственнаяработа не имеет непосредственных последствий, либо она отгораживается от ееконечной, отдаленной цели множеством иных работ, выполняемых другими.

Вотпочему создается впечатление отсутствия прямой причинной связи между тем, чточеловек делает, и тем, что происходит с конечными объектами действия. В концеконцов, собственный вклад человека меркнет, оказываясь незначительным, и еговлияние на конечный результат представляется ему слишком малым, чтобы всерьезсчитаться нравственной проблемой. “Я ничего дурного не делал, и вы ничего неможете вменить мне в вину” — таково обычное объяснение. Наконец, человек могделать такие невинные и безвредные вещи, как написание листков, составлениеотчетов, заполнение документов, включение и выключение машины, смешивавшейядовитые вещества. Он вряд ли узнавал в обуглившихся телах в какой-тоэкзотической стране результаты своих действий, свою ответственность.Крепко закрыть глаза на нравственно ужасающие конечные результаты напервый взгляд невинных дел помогает в дальнейшем известная безличностьорганизационных функций.

Существенной характеристикой любой организацииявляется то, что любая роль в ней может быть исполнена любым человеком,обладающим соответствующими навыками. Поэтому можно утверждать, что вклад врешение общей задачи вносит именно роль, а не ее носитель. Если настоящийисполнитель не играет ее, как полагается, то на его место поставят другого, но задачав любом случае будет выполнена. Это утверждение можно развивать и дальше ипродолжать настаивать на том, что сама ответственность за претворение общейзадачи в жизнь лежит на роли, а не на ее исполнителе, и что роль не следуетсмешивать с личностью исполнителя. Заметим, что даже преступники — участникигеноцида, которые слишком близко находились к стадии убийства, чтобы заявлять освоем неведении относительно реальных последствий своих действий, и тедоказывали, что в обстановке бюрократических приказаний и разделения труданравственные оценки были неуместны.

Их собственные чувства не были “ни там, низдесь”, и не имело никакого значения, ненавидели они свои жертвы илисочувствовали им. Задача требовала от них дисциплины, а не эмоций. Как и в другихобыденных и организованных взаимодействиях, они имели дело с назначенными иммишенями, а не с собратьями из рода человеческого.Бюрократия, призванная служить нечеловеческим целям, продемонстрироваласвою способность подавлять нравственные мотивации не только среди своихсотрудников, но и далеко за пределами самой бюрократической организации; этоудалось ей путем апелляции к чувству самосохранения и тех, кого она намереваласьуничтожить, и тех, кто стал невольным свидетелем этого уничтожения.Бюрократическое управление геноцидом обеспечило, с одной стороны,сотрудничество многих его жертв, а с другой — нравственное безразличиебольшинства наблюдателей.

Будущие жертвы были превращены в “психологическихпленников”, зачарованных иллюзорными перспективами милостивого обращения сними в качестве вознаграждения за согласие подыгрывать своим мучителям испособствовать своему закабалению. Вопреки всему они надеялись, будто что-то ещеможно спасти, предотвратить какие-то опасности, если только не раздражать своихмучителей, будто сотрудничество с ними будет вознаграждено. В большинствеслучаев это был феномен упреждающего согласия: жертвы сами предлагали тот илииной способ ублажить палача, стараясь заранее угадать его намерения иудовлетворить его с особым рвением. Помимо всего прочего, они до последнегомомента не осознавали неизбежности своей окончательной участи. Каждыйследующий шаг на пути к уничтожению представлялся им хотя и неприятным, но непоследним и уж во всяком случае не необратимым; на каждом шагу онисталкивались с четко определенным выбором, у которого было только однорациональное решение — без вариантов, но и оно лишь приближало их уничтожение.Благодаря этому организаторы геноцида достигали своих целей с наименьшимибеспорядками и фактически при отсутствии какого бы то ни было сопротивления;потребовалось совсем мало надзирателей за длинной, послушной колонной, идущейв газовые камеры.Что же касается сторонних наблюдателей, то их согласие или, по крайнеймере, молчание и бездействие обеспечивались пониманием ими слишком высокойцены нравственного поведения и сочувствия жертвам.

Выбрать правильное снравственной точки зрения поведение означало бы навлечь на себя страшную кару, азачастую подвергнуть риску само свое физическое существование. Когда ставки таквысоки, тогда интерес самосохранения отставляет в сторону моральный долг, аморальные соображения, угрызения совести подавляются рациональными доводами:“Помогая жертвам, я подверг бы опасности свою семью и собственную жизнь; влучшем случае я спас бы одного человека, в случае же неудачи погибло бы десять”.Предпочтение отдается подсчетам шансов на выживание, а не нравственномукачеству действия.Мы привели крайние случаи противостояния мотивов самосохранения иморального долга; они были взяты из редко встречающихся ситуаций и, как правило,порицаемых всеми. В более мягкой и потому менее настораживающей форме такоепротивостояние оказывает воздействие на повседневную человеческую жизнь. Влюбой организационной среде рациональность действий, провозглашаемая какнаиболее эффективное средство самосохранения, по большей части достигается засчет нравственных обязательств.

Явное преимущество рационального поведенияперед действием, руководствующимся моральным долгом, составляет рецептправильного выбора, т.е. то, что непосредственно взывает к чувству самосохраненияисамопродвижения.Рациональноеповедениестановитсяещеболеесоблазнительнымблагодаря своейспособности удовлетворятьжеланиесамовозвеличивания,вызываемоеконкуренцией.Мотивсамосохранения,выраженный в нулевом варианте исхода конкуренции и оснащенный надежныморужием бюрократической рациональности, превращается в грозного и, наверное,непобедимого соперника нравственности.Дальнейшемууничтожениюморальныхобязательствспособствуетстатистическое обращение с людьми просто как с безликими объектами действия,свойственное любой бюрократии.

Рассматриваемые как фигуры, или “чистыеформы”, которые могут быть заполнены любым содержанием, такие человеческиеобъекты утрачивают индивидуальность и отчуждаются от своего бытия носителейправ человека и моральных обязательств. Вместо этого их относят к некой категории,представители которой полностью определяются соответствующей совокупностьюорганизационных правил и критериев. Их личностная неповторимость, аследовательно, их уникальные, индивидуальные потребности теряют свое значениекак ориентиры бюрократического действия.

Значение имеет только категория, ккоторой они официально причислены. Подобная классификация сосредоточиваетвнимание лишь на избранных атрибутах индивидов, в которых выражается интересорганизации, и поощряет пренебрежение всеми остальными их характеристиками,т.е. индивидуальными чертами, делающими индивида моральным субъектом,уникальным и единственным в своем роде человеческим существом.По сути дела, бюрократия — это не единственный феномен, в которомнравственные мотивы приходятся не ко двору и в котором они приглушаются иподавляются. Весьма сходный результат подавления нравственного чувства можнонаблюдать и в ситуации, практически во всех других отношениях диаметральнопротивоположной холодной расчетливой рациональности бюрократическойорганизации и также практически свободной от соображений наживы и завистливойконкуренции.

Такую ситуацию, отличающуюся наиболее эффективной способностьюподавлять нравственность, создает толпа.Замечено, что люди, вынужденные находиться на ограниченном пространствебок о бок с огромным количеством незнакомых им людей, которых они не встречалираньше при других обстоятельствах и с которыми до этого не взаимодействовали, а внастоящем “объединены” лишь временным, случайным интересом, склонны вестисебя так, как они даже не предполагали бы возможным вести себя в “нормальных”условиях. Самое дикое поведение может вдруг обуять толпу подобно пожару в лесу,порыву ветра или распространению заразы.

В случайно образовавшейся толпе,например на переполненном народом рынке или в театре, охваченные паникой люди,движимые единственным желанием спастись, могут топтать других людей, толкатьих в огонь, обеспечивая себе жизненное пространство и избегая опасности. В другомслучае они могут напасть и убить предполагаемого злодея, на которого им указали иобъявили источником угрозы. В толпе люди способны на такие действия и поступки,которые не хватит духу совершить ни одному преступнику. Если толпа и можетколлективно совершать то, что претит любому ее члену в отдельности, то именно всилу ее безликости.

В толпе люди утрачивают свою индивидуальность и“растворяются” в анонимном сборище; в ней они не воспринимаются как субъектынравственности, как цель морального долга (результат, сходный с дистанцированием,порождаемым бюрократическим разделением труда). Сборище линчевателей илитолпа болельщиков освобождают своих членов от моральной ответственности занасильственные действия в отношении других людей, которые обычно могут бытьзащищены от насилия только моральными ограничителями, если таковые имеются упредполагаемых насильников. В подобных случаях подавление моральныхограничителей является результатом анонимности толпы и фактического отсутствиякаких бы то ни было продолжительных связей между ее участниками. Толпарассеивается так же быстро, как и собирается, и ее коллективное действие, дажекоординируемое, не воспроизводит и не порождает никакого сколько-нибудьпродолжительного взаимодействия.