2.Введение. Зачем нужна социология (З. Бауман - Мыслить социологически)

Введение. Зачем нужна социология?По-разному можно представлять себе социологию. Самый простой способ —вообразить длинный ряд библиотечных полок, до отказа забитых книгами. Вназвании либо в подзаголовке, или хотя бы в оглавлении всех книг встречается слово“социология” (именно поэтому библиотекарь поместил их в один ряд). На книгах —имена авторов, которые называют себя социологами, т.е. являются социологами посвоей официальной должности как преподаватели или исследователи.

Воображаясебе эти книги и их авторов, можно представить определенную совокупность знаний,накопленных за долгие годы исследований и преподавания социологии. Такимобразом, можно думать о социологии как о связующей традиции — определеннойсовокупности информации, которую каждый новообращенный в эту науку долженвобрать в себя, переварить и усвоить независимо от того, хочет он стать социологомпрактиком или просто желает познакомиться с тем, что предлагает социология. Аеще лучше можно представить себе социологию как нескончаемое числоновообращенных — полки все время пополняются новыми книгами. Тогдасоциология — это непрерывная активность: пытливый интерес, постоянная проверкаполученных знаний в новом опыте, непрекращающееся пополнение накопленногознания и его видоизменение в этом процессе.Такое представление о социологии кажется вполне естественным иочевидным.

В конце концов, именно так мы склонны отвечать на любой вопрос типа:“Что такое X?” Если, например, нас спросят: “Что такое лев?”, то мы сразу покажемпальцем на клетку с определенным животным в зоопарке или на изображение льва накартинке в книжке. Или, когда иностранец спрашивает: “Что такое карандаш?”, мыдостаем из кармана определенный предмет и показываем его. В том и другом случаемы обнаруживаем связь между определенным словом и столь же определеннымпредметом и указываем на нее.

Мы используем слова, соотносящиеся с предметами,как замену этих предметов: каждое слово отсылает нас к специфическому предмету,будь то животное или пишущее орудие. Нахождение предмета, “представляемого”нам с помощью слова, о котором спрашивают (т.е. нахождение референта слова), иявляется правильным и точным ответом на поставленный вопрос. Как только я нашелтакой ответ, я знаю, как пользоваться до сих пор не знакомым мне словом: всоотношении с чем, в какой связи и при каких условиях. Ответ такого рода, окотором идет речь, учит меня только одному — как использовать данное слово.Но вот чего мне не дает ответ на такого рода вопрос, так это знаний о самомпредмете — о том предмете, на который мне указали как на референт интересующегоменя слова.

Я знаю только, как выглядит предмет, так что впоследствии я узнаю его вкачестве предмета, вместо которого выступает теперь слово. Следовательно,существуют пределы — и довольно жесткие — знания, которому меня можетнаучить метод “указывания пальцем”. Если я обнаружу, какой именно предметсоотносится с названным словом, то мне, вероятно, сразу же захочется задать иследующие вопросы: “В чем особенность данного предмета?”, “Чем он отличается отдругих предметов и насколько, почему требует специального названия?” — Это лев,а не тигр. Это карандаш, а не авторучка.

Если называть данное животное львомправильно, а тигром — неправильно, то должно быть нечто такое, что есть у львов ичего нет у тигров (это нечто и делает львов тем, чем тигры не являются). Должнобыть какое-то различие, отделяющее львов от тигров. И только исследовав эторазличие, мы сможем узнать, кто такие на самом деле львы, а такое знание отличноот простого знания о предмете, заменяемом словом “лев”. Вот почему мы не можембыть полностью удовлетворены нашим первоначальным ответом на вопрос: “Чтотакое социология?”Продолжим наши рассуждения.

Удовлетворившись тем, что за словом“социология” стоит определенная совокупность знания и определенного родапрактика, использующая и пополняющая это знание, мы должны теперь задатьсявопросами о самих этих знаниях и практике: “Что в них есть такого, что позволяетсчитать их именно “социологическими”?”, “Что отличает эту совокупность знаний отдругих его совокупностей и, соответственно, практику, продуцирующую это знание,от других ее видов?”.В самом деле, первое, что бросается в глаза при виде библиотечных полок скнигами по социологии, это масса других полок с книгами вокруг них не посоциологии. Наверное, в каждой университетской библиотеке можно обнаружить,что ближайшими соседями книг по социологии являются книги, объединенныерубриками: “история”, “политическая наука”, “право”, “социальная политика”,“экономика”.

И, наверное, библиотекари, расположившие эти полки рядом, имели ввиду прежде всего удобство и доступность книг для читателей. Судя по всему, ониполагали, что читатель, просматривая книги по социологии, может случайнообнаружить необходимые ему сведения в книге, скажем, по истории илиполитической науке. Во всяком случае это гораздо более вероятно, чем если бы емупопались на глаза книги, например, по физике или по инженерному делу. Другимисловами, библиотекари предполагают, что предмет социологии несколько ближе кобласти знаний, обозначаемых словами “политическая наука” или “экономика”; и,вероятно, они еще думают, что различие между книгами по социологии и теми, чторасположены в непосредственной близости от них, несколько менее выражено, нетак четко обозначено и не столь существенно, как различие между социологией и, кпримеру, химией или медициной.Независимо от того, посещали подобные мысли головы библиотекарей илинет, они поступили правильно.

Совокупности знаний, помещенные ими по соседству,и в самом деле имеют много общего: все они касаются рукотворного мира, т.е. частимира, или его аспекта, несущего на себе отпечаток человеческой деятельности,которой не существовало бы вообще, не будь действий человека. История, право,экономика, политическая наука, социология — все они рассматривают человеческиедействия и их последствия. Это то, что присуще им всем, и потому онидействительно могут рассматриваться вместе. Однако если все перечисленныесовокупности знания исследуют одну и ту же “территорию”, то что их разделяет,если вообще разделяет что-то? В чем заключается специфика, которая “делает ихразными”, определяет отличия и разделяет названия? На каком основании мыутверждаем, что, несмотря на все сходства и общность исследуемого поля, история— это не социология и не политическая наука?Любой из нас может сходу дать простой ответ на эти вопросы разделениемежду совокупностями знаний должно отражать различные стороны изучаемого имимира.

Человеческие действия или аспекты человеческих действий различаютсямежду собой, и при разделении всей суммы знаний на отдельные совокупности мылишь принимаем во внимание этот факт. Так, мы сказали бы, что история занимаетсядействиями, происходившими в прошлом и не имеющими места теперь, а социологиясосредоточена на настоящих событиях и действиях или на таких общих свойствахдействий, которые не меняются со временем; антропология говорит о человеческихдействиях, происходящих в обществах, пространственно удаленных и отличных отнашего, а социология обращает внимание на действия, происходящие в нашемобществе (чем бы оно ни было), или на такие аспекты этих действий, которыеостаются неизменными в различных обществах. В случае с другими ближайшимиродственниками социологии “само собой разумеющийся” ответ уже будет менее“само собой разумеющимся”. Однако, если все-таки попробовать ответить на нашвопрос подробным же образом, то окажется, что политическая наука изучает восновном такие действия, как захват власти и правление; экономика занимаетсядействиями, относящимися к использованию ресурсов, а также к производству ираспределению товаров; правоведение исследует нормы, регулирующиечеловеческое поведение, а также то, как эти нормы формулируются, делаютсяобязательными и принудительными...

Как видим, если продолжать в том же духе, топридется сделать вывод: социология является остаточной дисциплиной,пробавляющейся тем, что остается вне поля зрения других дисциплин. Чем большематериала помещают под свои микроскопы другие дисциплины, тем меньше остаетсяпроблем для обсуждения у социологии; словно “где-то там”, в человеческом миресуществует ограниченное количество фактов, ждущих, когда их соберут и расчленятв соответствии с присущими им свойствами специальные отрасли науки. Незадача стаким “очевидным” ответом на наш вопрос заключается в том, что, как ибольшинство других убеждений, представляющихся нам самоочевидными ибезоговорочно верными, он остается очевидным лишь до тех пор, пока мывоздерживаемся от более пристального взгляда на все предположения, заставляющиенас принять такой ответ.

Поэтому давайте попытаемся проследить все стадии, черезкоторые мы пришли к столь очевидному ответу.Прежде всего откуда мы узнаем, что человеческие действия подразделяютсяна определенное число различных типов? — Из того факта, что они именно так быликлассифицированы и что каждая единица в этой классификации получила своесобственное название (например, мы знаем, когда речь идет о политике, когда — обэкономике, когда — о законах, и знаем, что где искать), а также благодаря тому, чтоесть группы надежных экспертов, знающих и достойных людей, которые претендуютна обладание особым правом исследовать, высказывать компетентное мнение,руководить или советовать по поводу каких-либо определенных типов действия, а неиных.

Но давайте продвинемся в нашем исследовании еще на один шаг вперед:каким образом мы вообще узнаем, каков человеческий мир “сам по себе”, т.е. дотого, как он подразделен на экономику, политику или социальную сферу, инезависимо от такого подразделения? Вполне очевидно, что мы узнали это не изнашего собственного жизненного опыта. Человек не живет сначала в экономике,потом в политике; человек не перемещается из социологии в антропологию, когдапутешествует из Англии в Южную Америку, или из истории в социологию,становясь на год старше. Если мы и можем подразделять данные области в нашемопыте и можем сказать, что это действие здесь и сейчас относится к политике, тогдакак другое имеет экономический характер, то только потому, что нас уже заранеенаучили делать такие различия. Следовательно, то, что мы на самом деле знаем, —это не мир сам по себе, а то, что мы с ним делаем; мы претворяем в практику, таксказать, наш образ мира, модель, аккуратно собранную из кирпичиков,приобретенных в процессе обучения и освоения языка.Итак, можно сказать, что различия между научными дисциплинами неявляются отражением естественных различий в человеческом мире.