11.Глава 9. Государство и нация (З. Бауман - Мыслить социологически)

Глава 9Государство и нацияВам, наверное, приходилось по разным поводам заполнять анкеты, в которыхвас просили дать о себе некоторую информацию. Более чем вероятно, что самаяпервая графа каждой анкеты содержала требование написать свое имя. Речь шла овашем личном имени (фамилии, которую вы разделяете с другими членами вашейсемьи, и других именах, которые даны только вам, чтобы отличить вас от другихродственников).

Именно это имя должно было отличать вас от остальныхзаполнителей анкеты, указывать только на вас как на индивида, на уникальную,неповторимую личность, не похожую ни на кого другого. Как только былаустановлена ваша уникальная идентичность, следовали другие вопросы, целькоторых заключалась в том, чтобы, напротив, установить те свойства, которые выразделяете с другими, т.е. локализовать вас в рамках определенных более широкихкатегорий.

Кто бы ни составлял эти анкеты, он, судя по всему, рассчитывал, узнав овашей принадлежности к некоторым категориям — по полу, возрасту, образованию,профессии, месту жительства, получить информацию относительно таких качестввашей личности, которые, возможно, имеют определенное значение дляпредположений о вашем нынешнем состоянии или будущем поведении.

Авторыанкеты, конечно, были в основном озабочены той частью вашего поведения, котораясоотносится или может соотноситься с целями организации, выпускающей анкету ииспользующей ваши ответы (например, если это была форма для получениякредитной карты или банковской ссуды, то собиравшаяся информация должна былабы позволить банковскому служащему оценить вашу кредитоспособность и риск,который сопряжен с предоставлением вам ссуды).Многие анкеты содержат вопрос о вашей национальной принадлежности.

Выможете ответить на него “британец”, но можете написать и “англичанин” (“валлиец”,“шотландец”, “еврей” или “грек”). Получается так, что оба ответа правильны, есливопрос касается национальной принадлежности. Но эти ответы относятся к разнымвещам. Отвечая “британец”, вы указываете, что являетесь “британским подданным”,т.е. гражданином государства, называемого Великобританией или СоединеннымКоролевством. Отвечая “англичанин”, вы сообщаете тот факт, что принадлежите канглийской нации. Вопрос о национальности делает возможными и приемлемымиоба ответа; это показывает, что на практике оба варианта обозначения нации неразличаются достаточно четко и имеют тенденцию к взаимоналожению, а вследствиеэтого и к тому, что их могут путать.

И все же если вы, отвечая на вопрос онациональной принадлежности, пишете “британец”, то тем самым вы сообщаете осовершенно ином аспекте вашей идентичности, чем в том случае, если вы пишете“англичанин”. Можно спутать государство и нацию, но это совершенно разные вещи,и принадлежность к ним включает вас в разного рода отношения.Начнем с того, что нет государства без особой территории, удерживаемойвоедино некоторым силовым центром. Всякий, постоянно проживающий в тойобласти, на которую распространяется авторитет государства, принадлежит кгосударству.

В данном случае принадлежность к государству имеет значение преждевсегозаконосообразности.“Властьгосударства”означаетспособностьпровозглашать и вводить в действие “закон страны”, т.е. правила, которые должнысоблюдаться всеми подданными этой власти (если только само государство неосвободит их от этого повиновения) и теми, кто хотя бы чисто физически окажетсяна территории этого государства. Если законы не соблюдаются, то виновные могутпонести наказание. Их принудят повиноваться, хотят они того или нет. По существугосударство притязает на исключительное право принуждать с применениемфизической силы (использовать оружие для защиты закона, лишать свободыпосредством заключения в тюрьму нарушителей закона и в крайнем случае убивать<преступника>, если перспектива исправить его ничтожна или нарушение законапризнано настолько тяжким, что его нельзя простить или покарать каким-либо менеесуровым, нежели смерть, наказанием; если умерщвление совершается по приказугосударства (и только тогда), оно может быть разрешено и рассматривается не какубийство, а как наказание, которое само не наказуемо).Другая сторона государственной монополии на физическое принуждениезаключается в том, что любое использование силы, не уполномоченное государствомили совершенное кем-либо иным, кроме уполномоченных агентов государства,осуждается как акт насилия (т.е.

как “преступление” в отличие от инициированногогосударством “приведения закона в действие”) и, следовательно, влечет за собойуголовное преследование и наказание.Законы, провозглашаемые и защищаемые государством, определяютобязанности и права подданных государства. Наиболее важной обязанностьюявляется уплата налогов, т.е. отдача части своего дохода государству, котороезабирает ее и использует по своему усмотрению. Права могут быть личными(например, защита своей жизни и собственности, если только это не определеноиначе решением уполномоченных государственных органов, или право насобственные мнения и верования), политическими (воздействие на состав и политикугосударственных органов, например, посредством участия в выборах корпусапредставителей, которые затем становятся управителями или администраторамигосударственных институтов) или социальными (гарантии со стороны государстваэлементарного прожиточного минимума и удовлетворения основных потребностей,которых либо принципиально нельзя достичь в одиночку, либо — усилиями лишьконкретного индивида).

Именно сочетание таких прав и обязанностей делаетиндивида подданным государства. Первое, известное нам о том, что такое бытьподданным государства, заключается в следующем: сколь бы неприятным оно нибыло для нас, мы должны платить подоходный налог, налог на добавленнуюстоимость или подушный налог; но со своей стороны мы можем подавать жалобывластям и просить их помощи, когда наносится ущерб нашему телу или имуществу, итребовать возмещения этого ущерба; мы полагаем, что следует винитьгосударственные органы (правительство, парламент, полицию и т.п.) тогда, когда подугрозой какая-либо из наших постоянных потребностей (если загрязняются воздух ивода, отсутствует или недостаточен доступ к здравоохранению или образованию ит.п.).Тот факт, что подданство государству является сочетанием прав иобязанностей, заставляет нас чувствовать себя одновременно и защищенными, иугнетенными. Мы наслаждаемся относительным спокойствием жизни, которым, какмы знаем, мы обязаны некой наводящей страх силе, которая всегда начеку, готоваявыступить против нарушения закона.

Мы нисколько не задумываемся надальтернативой. Поскольку государство является единственно законным судьей,отделяющим разрешаемое от неразрешимого, и поскольку введение в действиезакона государственными органами есть единственный метод сохранения иупрочения такого разделения, постольку мы полагаем, что если государство уберетсвою карающую десницу, то вместо нее воцарится повсеместное насилие и вступит вдействие “закон джунглей”. Мы полагаем, что обязаны своей безопасностью идушевным покоем государственной власти и что без нее не было бы ни безопасности,ни душевного покоя.

Однако во множестве случаев мы сопротивляемся назойливомувмешательству государства в нашу частную жизнь. Нередко нам кажется, чтогосударство навязывает нам слишком много правил, чересчур придирчивых к нашимудобствам; мы чувствуем, что они ограничивают нашу свободу. Если охранительнаязабота гocyдарства позволяет нам что-либо делать, планировать свои действия вуверенности, что планы можно будет беспрепятственно выполнить, то подавляющаяфункция государства ощущается как лишение возможностей; из-за нее многие планывыглядят нереальными. Таким образом, нам внутренне присуще неоднозначноевосприятие государства. Может получиться так, что оно нам и нравится и ненравится одновременно.А уж то, как эти два чувства уравновешиваются и какое из них преобладает,зависит от обстоятельств.

Если я богат и деньги для меня не проблема, то меняпрельстила бы перспектива дать своим детям лучшее образование, чем то, котороеполучает средний гражданин, и поэтому я, наверное, не приветствовал бы тот факт,что государство управляет школами и решает, какие дети (в зависимости от их местапроживания) какие школы должны посещать. Если же мой доход более чемскромный, чтобы купить исключительное образование, то я буду склоненприветствовать монополию государства на образование так же, как и на защиту.Поэтому я, вероятно, буду возражать против призывов богатых людей ослабитьконтроль государства над школами.

Я могу предположить, что как только детибогатых и влиятельных людей перейдут в частные школы, так государственноеобразование, предназначенное теперь только для бедных детей, будет хужеобеспечиваться, чем раньше, и тем самым утратит свои возможности.Если бы я управлял фабрикой, то я бы, наверное, был доволен тем, чтогосударство сурово ограничивает права моих работников на забастовки Я счел бы этоограничение проявлением созидающей функции государства, а не подавляющей.Коль скоро такое ограничение касается меня непосредственно, оно увеличивает моюсвободу, позволяя мне принимать непопулярные среди моих рабочих меры, делатьшаги, на которые рабочие наверняка ответили бы прекращением работы, если бы имэто было позволено Я рассматриваю ограничение права на забастовки как средство,поддерживающее порядок и делающее окружающий меня мир более предсказуемыми доступным контролю; в таком “улучшенном” мире моя свобода маневраувеличивается.

И наоборот, если бы я был рабочим этой же фабрики, то ограничениезабастовок представлялось бы мне актом подавления моей свободы. Наиболееэффективное средство сопротивления хозяевам теперь мне было бы недоступно.Поскольку мои работодатели вполне осознавали бы эту мою ущербность, постолькуони не рассматривали бы возможность возмездия с моей стороны как фактор,ограничивающий их свободу при разработке новых планов: я утратил бы большуючасть своей способности торговаться с ними. Я не знал бы, сколько неприятных игубительных для меня решений со стороны работодателей может ожидать меня. Вконце концов, мой мир стал бы менее предсказуемым, а я сам пал бы жертвойприхоти других людей. Я менее, чем когда-либо, ощущал бы, что контролируюположение вещей. Другими словами, то действие государства, которое моиработодатели воспринимают как предоставление возможностей, я считаю главнымобразом подавлением моих возможностей.Итак, мы видим, что в зависимости от ситуации и от смысла вопросанекоторые люди могут переживать как увеличение своей свободы такие действиягосударства, которые другими переживаются как стеснение свободы, и, наоборот,чувствовать себя подавленными действиями, воспринимаемыми другими какрасширение их возможностей выбора.