Диссертация (Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой), страница 6
Описание файла
Файл "Диссертация" внутри архива находится в папке "Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой". PDF-файл из архива "Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "филология" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве СПбГУ. Не смотря на прямую связь этого архива с СПбГУ, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой кандидатскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
Просмотр PDF-файла онлайн
Текст 6 страницы из PDF
Это приводит к тому, чтопрактически ни об одном фрагменте текста нельзя с полной уверенностьюсказать, кому принадлежит слово — автору-рассказчику (т.е. героювзрослому) или герою-ребенку. При этом включения элементов разговорнойречи (диалогов) в повествовательное описание, изменение интонации искрытая оценка в форме несобственно-прямой речи создают эффектнепосредственности и естественности хода изложения, как будто процессвоспоминаний совершается на глазах читателя и повествователь оказываетсяв той же временной позиции, что и герой-ребенок.Мотив памяти в рассказе о детстве приобретает первостепенноезначение и получает самое широкое распространение, глубинно проникает вовсе слои текста.
Картина мира в рассказе собирается из реконструкцииразрозненных впечатлений, настроений, переживаний из детства: боязньмамы («не говори маме»; с. 8), страх, ужас смерти, детская зависть старшим(«мы завидовали девочкам в капроновых чулках, с проколотыми ушами»;с. 18) и др.1Особенности представлений детей о мире в свое время были детально описаныпсихологом Ж. Пиаже. Ученый определил детское мировосприятие, как особую«стадиальную форму» развития, отличную от логического взрослого мышления.Специфика детского мышления (по Пиаже) проявляется в следующем: «неразделённостьмира и собственного я», «анимизм», «магия» (словам и жестам придается силавоздействия на внешние предметы), «восприятие мира как созданного руками человека»,«эгоцентризм», «синкретизм» (нерасчлененность), трансдукция (переход от частного кчастному, минуя общее), «нечувствительность к противоречиям.
См.: Пиаже Ж. Речь имышление ребёнка. М., 1994; Некоторые ученые связывают особенности детскогомышления с «мифологическим», отмечая аналогии и параллели между детским ипервобытным типами мышления см., напр.: Лотман Ю. М.., Успенский Б. Миф — имя —культура // Лотман Ю. М. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1992. Т. 1.С. 58–76; Мелетинский Е.
М. Поэтика мифа. М., 1976. С. 14, 173.30Мотив памяти находит свое воплощение в системе повторяющихсяметафорических образов, сравнений, деталей, среди которых найденнаястарая фотография семьи с надписью «На долгую, долгую память. 1908»,зарытый клад, книга (учебник школьной анатомии) и др.Воспоминания помогают писателю не только преодолеть время исобрать, восстановить из разнородных деталей образ детства в первозданнойсвежести, но и прожить, прочувствовать детство вновь. Мотив памяти (мотиввоспоминания)становится«внутренним»стержнемобразадетства,составляет его сердцевину.Ключевой,опорныйобраз,организующиймирдетстваввоспоминаниях, в данном рассказе оказывается дачный сад: «бескрайнийсад», «благоухающие белые розы», «клубнично-георгиновые спуски»,«лесной малинник», «золотое солнце»1.
При этом образ сада, реальный иметафорический, обрастая ассоциациями, в рассказе Толстой из конкретнобытового пространства переходит в разряд многозначного символа, изобраза-детали превращается в образ-мотив.Повторяющиеся детали в пространстве дачи/сада, такие как вишневоеваренье, индийский чай2, яблони в цвету, сиреневый, лиловые цвета3, сирень4,луна (и ее метафорические образы «Лунная соната, лунный аромат»; с. 16),1Заметим, что образ первозданного райского мира у Толстой всегда ярко-золотой, «сшитиз золота». См.: Толстая Т.
Невидимая дева.2Варенье и чай в рассказах Толстой становятся устойчивой деталью, не только создающейуют в описываемом пространстве, но и связывающей с воспоминаниями о чем-то добром,прекрасном, домашнем: Ср.: «хлеб с вареньем», «рубиновые огни в варенье» («Свидание сптицей»); темные буфеты с вазами и запасами: «чай, варенья» («Соня»); «дымоканглийского чая» («Факир»), «пьем чай в саду» («Любишь — не любишь») и др.3Ср.
из эссе Толстой «Невидимая дева»: лиловый — «цвет вздохов, цвет белой ночи, цветшепота и нездешних волнений» (http://snob.ru/magazine/entry/78196#comment_733291)4Цветы сирени нередко в произведениях искусства становятся символом, знаменующимприход весны, свежести, молодости, радости (к примеру, стихи Ф. Тютчева,А. Ахматовой, Б. Пастернака, произведения И. Тургенева, А. Чехова и др.) Или сирень —символ идиллии дворянской усадьбы (в т.ч.
см., картины В. Поленова, К. Коровина,П. Кончаловского и др.). В рассказе Толстой сирень (в т.ч. яблони) несомненносвязывается еще и с ностальгическими чувствами, поскольку в эссе-воспоминанияхписателя о детстве нередко появляется образ утопающего в кустах сирени сада. Вместе стем сирень зачастую служит эмблемой грустного расставания (ср. ветка сирени в романе«Обломов») и будто предвещает в рассказе Толстой скорую утрату.31приобретают дополнительное значение в рассказе Толстой. Кроме прямой,предметной или образной характеристики детали, звуки, цвета участвуют вобобщении, оживление и расширении образа-мотива детства, становясь егонеотъемлемой частью.Образсада-раяврассказесимволизируетневинноеначалочеловеческого пути, т.е. детство. Герой-ребенок оказывается заместителемобраза «первочеловека», открытого познанию мира, гармонично связанного сприродой, способного воспринимать действительность как целостное ивсеединоепространство-бытие.
Создаваемаяавтором модель детствапредставляет собой пространство, воскрешаемое воспоминаниями героинирассказчицы о светлом, необыкновенно радостном и удивительном времени,и проникнуто идиллическими мотивами1.Мотивы идеального прошлого (райского сада, счастливого дома,безбрежного невраждебного мира) формируют хронотоп детства, по Бахтину,т.н. «идиллический хронотоп». По мнению исследователя, «идиллическийхронотоп»выражаетсяпространства.вособомИдиллическаяпространственногоуголка,переживаниижизнькоторыйгероемнеотделимаспокойствиемотивременииконкретногобеззаботностьюограничен от остального мира и не связан с ним существенными узами2.Сюжетное пространство рассказа Толстой действительно идиллическиопределено и безгранично ограничено: сад и «четыре беспечные дачи <…>без оград — иди куда хочешь.
Пятая была собственным домом» (с. 9). В этом1Метафора «детство-сад» широко известна в литературе (И. Бунин, К. Бальмонт и др.) вт.ч. автобиографической («Исповедь» Ж.-Ж. Руссо, «Взвихренная Русь» А. Ремизова,«Другие берега» В. Набокова). Кроме того, можно предположить, что здесьпросматривается продолжение традиции в изображении «дворянского гнезда»,«счастливого места», «благословенной земли», которая, по мнению исследователейЭ. Вахтеля, В. В.
Легоньковой, Н. Г. Николаевой, В. Г. Щукина, сложилась в русскихпроизведениях о детстве XIX в. В описании дачи и сада у Толстой действительноощутимо следование традиционным литературным образцам, в частности И. Тургеневу иА. Чехову. См. об этом: Щукин В. Г. Миф дворянского гнезда: геокультурологическоеисследование по русской классической литературе // Щукин В. Г.
Российский генийпросвещения: исследования в области мифопоэтики и истории идей. М., 2007. С. 157–461.2Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 374.32смысле почти-мифологическое пространство Толстой не велико, но и незамкнуто: в представлении ребенка сад — это весь мир, безбрежнобесконечное и непостижимо-емкое пространство: «без конца и края, безграниц и заборов» (с. 7).
Внутри идиллического пространства существуетсвоя «топография»: «на юг — колодец с жабами, на север — белые розы игрибы, на запад — комариный малинник, на восток — черничник, шмели,обрыв, озеро, мостки» (с. 7)1. Мир-сад в рассказе «тысячеярусный — отвереска до верхушек сосен» (с. 7), где господствует чувство теплоты игармонии. С помощью слова-образа «сад» Толстой создается внутренняяблагодатная среда, в которой воспроизводятся («вспоминаются») не толькособытия прошлого, но происходит познание большого безграничного мирамаленьким героем-ребенком.
Постижение мира, но в нем и себя: незаметныйи по-своему таинственный процесс самопознания героя2.Так, идиллическое пространство сада, обжитое героем-ребенком врассказе, складывается из мотивов уединенности, покоя, беззаботности.Детство персонажа описывается в рамках пространства, соотнесенногос циклическим временем, равным годовому кругу. Мотив времени задает«сезонные» координаты повествованию. Начинается рассказ с описаниялетнего дачного сада, на смену которому приходят морозные «серебряныехвосты жар-птиц» на стеклах (с. 14).
Затем круг повторяется: лето «бежит,сеясь и размахивая пестрым флагом» (с. 14), осень приходит, «ударив полицу» (с.18), и заканчивается повествование с наступлением зимы: «снег»,«морозные маргаритки», «снежная крупа» (с. 20). Мотив стрелы времени1Ср. буквальный перифраз воспоминаний из детства: «на востоке, все в соснах <...>большое синее озеро <…> на западе — по крутой тропинке вниз с холма — <…>маленькое черное озеро» (http://snob.ru/magazine/entry/78196#comment_733291)2Эта идея дублируется и в рассказе «Свидание с птицей», вышедшем вслед за рассказом«На золотом крыльце сидели». Однако художественное пространство в «Свидании сптицей» выстраивается несколько иначе.