Диссертация (Проблема судьбы и воли в драматургии У. Шекспира («Ромео и Джульетта», «Макбет», «Буря»)), страница 5

Здесь и далее перевод статьи наш. – Т. Ш..35 Ibid. P. 38.18речи его героев. При этом ученые, придерживаясь данного принципа, высказывают поройпротивоположные точки зрения относительно роли и характера судьбы в одном и том жепроизведении. Так, по поводу трагедии «Ромео и Джульетта» Д. Д. Уотерс36 утверждает,что эта пьеса — трагедия рока, в которой изменчивые обстоятельства, иррациональныесилы и поведение человека в итоге приводят к тому, что было предопределенорасположением звезд. Дж. Ф. Эндрюс, напротив, показывает, что трагическая гибельвлюбленных — это результат свободного выбора, цепи причин и Божией воли.

При этомученый признает значимость представлений о Фортуне, Роке и влиянии звезд вхудожественном мире пьесы, однако отказывает им в определяющей роли37.Дж. Л. О'Рурк рассматривает характер репрезентации в трагедии «Макбет»представлений о Божием предвидении и свободной воле человека, соотношение которыхпредставлялось по-разному в различных религиозных доктринах эпохи, вплоть дополного отрицания одного из догматов. Автор показывает, что в шекспировской трагедииподрывается как представление о жестком предопределении, присущее радикальнымтечениям внутри протестантизма, так и распространенная в католической среде идея воличеловека как главного фактора, определяющего его судьбу38.К иному выводу приходит Х.

Блум, рассматривая ту же пьесу в своей книге«Шекспир: изобретение человека». Между замыслом и его исполнением воля Макбетапринадлежит как бы не ему самому, а трем ведьмам. То, что происходит с ним, неизбежно,хотя это не снимает с него ответственности за совершенные им злодеяния39. От себядобавим, что такой взгляд на соотношение воли и судьбы характерен для протестантовкальвинистского толка, по мысли которых души, предопределенные к погибели и,следовательно, лишенные божественной благодати, не могут и, что еще важнее, не желаютпротивостоять действию дьявольских сил40.Интерпретацию шекспировских пьес в контексте распространенных во временаШекспира радикальных протестантских взглядов на соотношение воли Бога и человека36 Waters D.

D. Fate and Fortune in Romeo and Juliet // Shakespearean Criticism. Vol. 81. Gale, Detroit, 2004. Pp. 74-90.37 Andrews, John Р. Falling in Love: The Tragedy of Romeo and Juliet // Classical, Renaissance, and Postmodernist Acts ofthe Imagination: Essays Commemorating O. В. Hardison, Jr. University of Delaware Press, Newark 1996. Pp.

177-94.38 O'Rourke J. L. The Subversive Metaphysics of “Macbeth” // Shakespeare Studies Vol. 21. Fairleigh Dickinson UniversityPress, New Jersey, 1993. Pp. 213-27.39 Bloom, Harold. Shakespeare: The Invention of the Human. New York: Riverhead Books, 1998. P. 525.40 См., напр.: Cottrell, Jack W. The Nature of Divine Sovereignty // Clark H. Pinnock (ed.), The Grace of God, The Will ofMan. Grand Rapids: Zondervan, 1989.

Pp. 97-119.19можно встретить и в ряде других статей. Например, К. Кэннон рассматривает трагедию«Гамлет» в свете доктрины Кальвина о предопределении 41. Само сценическое действие,которое становится в пьесе предметом особенно пристального внимания и напряженнойрефлексии42, интерпретируется автором как метафора человеческой жизни, в которойдействия человека лишь представляются свободными, при этом будучи всецелоподчинены авторскому замыслу, что, однако, не отменяет личной ответственностикаждого за свои проступки.

Кэннон проводит аналогию с сочинениями самого Кальвина,в которых тот использует метафору театра для объяснения своей доктрины, и выдвигаетпредположение, что работа над пьесами могла привести Шекспира по обратному пути квере в сосуществование божественного предопределения и человеческой воли.Если Кэннон находит ключ к «протестантской» трактовке шекспировской пьесы вконцептуально значимой, по его мнению, театральной метафоре, то Р. Финкельстайнуаналогичная трактовка представляется оправданной в связи с выявленными имособенностями сюжета ряда шекспировских пьес.

Так, по его наблюдению, в позднихтрагикомедиях Шекспира герои оказываются спасены именно в тот момент, когда они,казалось бы, лишены всякой надежды на спасение и прощение. На основе этого авторделает вывод, что избавление приходит к ним не благодаря их стараниям, а по милостиуправляющей ими силы. Таким образом, в сюжете шекспировских трагикомедий авторвидит отражение протестантского учения о благодати как о главном и даже единственномфакторе человеческого спасения43.

Однако автор признает, что граница междупротестантскими и католическими догматами является достаточно зыбкой, не говоря ужеоб их возможных способах преломления в художественных произведениях.Все перечисленные исследования представляют для нас несомненную ценность,однако, на наш взгляд, сосредоточение на одной из концепций судьбы, отраженной впьесе, и игнорирование других зачастую приводит к некоторой однобокости винтерпретации произведений, к не вполне обоснованным выводам и обобщениям.41 Саnnоn, Charles К. Op. cit.

Рp. 203- 222.42 Ibid. P. 203.43. Finkelstein, Richard. Pericles, Paul, and Protestantism // Comparative Drama, Vol. 44, No. 2 (Summer 2010). Kalamazoo,Mich.: Comparative Drama, 2010. Рp. 101-129.201.1.3. Интерпретация отдельной пьесы в свете нескольких отраженных в нейконцепций судьбы и волиВ своей работе мы ориентируемся в первую очередь на опыт тех исследователей,которые рассматривают сюжет, систему персонажей и другие элементы шекспировскихпьес в свете отраженных в них разных, взаимодействующих и «соперничающих» друг сдругом концепций судьбы и воли.Согласно мнению целого ряда исследователей, Шекспир заостряет вниманиечитателя и зрителя на противоречиях, существующих между различными способамиосмысления основополагающих духовно-нравственных категорий. Используя образы,связанные с языческими и христианскими концепциями судьбы, он не пытаетсяпримирить их между собой, а, напротив, делает очевидной их принципиальнуюнепримиримость.

Так, в своей книге «Присутствие Библии в произведениях Шекспира,Милтона и Блейка: сопоставительное исследование»44 Х. Фиш показывает, чтоимплицитное противопоставление языческого и христианского миров и типовмироощущения является существенной составляющей авторского замысла даже в такихпроизведениях, как «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра», действие которых невыходит за пределы языческого мира.

К сходному выводу приходит в своей статье иА. Н. Горбунов, рассматривая параллели между Книгой Иова и трагедией «Король Лир»,действие которой происходит в еще языческой Британии45.Выявляяразличныемоделиотношенияксудьбеиееинтерпретациишекспировскими персонажами, Ф. Кифер46 последовательно рассматривает образы троихиз них — Ричарда II, Брута и Гамлета. Он отмечает, что средневековые представленияпервого героя о роке делают его жертвой неизбежности, в то время как его антагонист —Генри Болингброк – уверенно формирует собственную судьбу.

Брут, как и Болингброк,опирается на свое умение пользоваться случаем, однако его амбициозные замыслы неувенчиваются успехом, так как он лишен способности адаптироваться к переменам.Наконец, Гамлет, который, подобно Ричарду, в начале пьесы склонен ощущать себяжертвой прихотливой Фортуны, впоследствии, пережив глубокий кризис, начинаетосмыслять происходящие с ним события не как превратности судьбы, а как результат44 Fisch H.

The Biblical Presence in Shakespeare, Milton and Blake: a Comparative Study. Oxford: Clarendon, 1999.45 Горбунов А. Н. Шекспировская теодицея ("Книга Иова" и "Король Лир") // Горбунов А. Н. Шекcпировскиеконтексты. М.: МедиаМир, 2006.46 Kiefer, Frederick. Указ. соч. Рp. 232-269.21Божией воли.В связи с трагедией «Гамлет» вспомним, какую интерпретацию дает ей Кэннон,анализируя пронизывающую ее театральную метафору, и сопоставим ее с трактовкойдругого исследователя – Дж. Колли. Последний замечает в своей статье «Драма, Фортунаи Провидение в “Гамлете”», что метафора жизни как театра применяется в литературе ифилософии со времен Платона.

При этом она может быть связана с совершенно разнымитипами мироощущения: с одной стороны – с ощущением бессмысленности,иллюзорности всего, чем наполнена жизнь – маскарад, который неизбежно закончится; сдругой стороны, мимолетная жизнь человека может обретать глубокий смысл, будучивписана в сценарий мировой истории самим Богом. Гамлет колеблется между двумяинтерпретациями жизни. Эта двусмысленность, возможность обеих интерпретацийподдерживается автором на протяжении всего действия47.Существенное дополнение к проблеме соотношения судьбы и человеческой воли висторическом процессе мы находим в статье М. Элка.

В ней предпринимается попыткавыявить особенности представлений об истории, которые находят отражение в хронике«Ричард III». Автор задается вопросом о том, каким образом представлена история в пьесе– как цепь событий, направляемая единым Божиим промыслом, или как результатсвободных решений и действий человека, и показывает, что на протяжении Ренессансанаблюдается постепенное отделение истории от теологии и внимание переносится с«первых причин», кроющихся в воле Бога, на «вторые причины», в первую очередьдействия человека, что с наибольшей наглядностью проявилось в сочинениях НикколоМакиавелли. По мнению критика, в «Ричарде III», с его макиавеллийским протагонистом,актуализируются обе модели восприятия истории48.1.1.4. Анализ проблемы в свете театральных и кинематографическихадаптаций пьесУ.