Диссертация (Проблема судьбы и воли в драматургии У. Шекспира («Ромео и Джульетта», «Макбет», «Буря»)), страница 4

Л. Уокер исследует особенности образа Фортуны и его роль в «ТимонеАфинском»22. По наблюдению автора, Фортуна изображена в пьесе как сила, привносящаялишь разлад и вражду в жизнь общества, жалуя своим любимцам почести внезависимости от их заслуг и пробуждая в них стремление к личной выгоде, способноепорвать узы дружбы и любви, усилить трагическую разобщенность между людьми.Поэтому неудивительно, что к концу пьесы герой оказывается обманут преждеблаговолившей ему Фортуной и, пережив разочарование, становится мизантропом,неспособным доверять ни одному человеку.По наблюдению М. Лойда, в «Антонии и Клеопатре» и в «Юлии Цезаре», в отличиеот других произведений Шекспира, Фортуна предстает органической частью римскогоуниверсума.

Вслед за Плутархом драматург нередко представляет в них Фортуну какбожество, благоволящее Риму и его гражданам. Но вместе с тем часто воспроизводимыеметафоры бушующего моря и азартных игр способствуют изображению античного мира,где господствует слепая и своевольная богиня, как нестабильного и изменчивого23.А. Ч. Халлетт, также исследовавший образ Фортуны в «Антонии и Клеопатре»,приходит к выводу, что воссозданные Шекспиром Египет и Рим существуют в условияхпостоянных перемен, так как в них нет места христианскому Богу, который привносил быв него порядок и справедливость; следовательно, как это ни парадоксально, Фортунаявляется одной из немногих сил, делающих этот языческий мир относительностабильным: хотя в движении ее колеса есть большая доля непредсказуемости, онопредполагает неизбежное чередование взлетов и падений (задающих определенный ритм,то есть привносящих некий порядок), и именно в этих категориях склонны осмыслятьсвою судьбу герои трагедии24.22 Walker, Lewis.

Fortune and Friendship in Timon of Athens // Texas Studies in Language and Literature, Vol. 18. Texas:University of Texas Press, 1977. Pp. 577-600.23 Lloyd, М. Antony and the Game of Chance // JEGP: Journal of English and Germanic Philology 61, Nо. 3. Urbana,Illinois: University of Illinois Press, 1962. Pp.

548-554.24 Hallett, Charles А. Change, Fortune, and Time: Aspects of the Sublunar World in "Antony and Cleopatra" // The Joumalof English and Germanic Philology, Vol. 75, No. 1/2 (Jan. - Арг., 1976). Chicago: University of Illinois Press, 1976. Рp. 7589.15Т. Фабини, анализируя один из излюбленных образов Шекспира — образ колесаФортуны25, приходит к заключению, что мотив вращения колеса не только вводит в пьесуряд современных представлений о судьбе, но и является одним из организующихкомпозиционных принципов в таких произведениях, как «Ричард III», «Король Лир» и«Макбет».

К сходному выводу приходит В. И. Силецкий26 в своей статье, посвященнойисторическим модификациям образа Фортуны в европейской культуре. Автор указываетна связь образа колеса с астрологическими концепциями эпохи, а также с христианскимипредставлениями о смертных грехах27: «У Шекспира Фортуна и астрология всегдасопряжены, хотя, несомненно, эволюционирует соотношение свободной воли ипредопределения. Герои первой итальянской трагедии...

воспринимают свои невзгоды какпроиски Фортуны». В «великих трагедиях», по наблюдению Силецкого, ситуацияменяется: «Конфликт по-прежнему строится на астральной символике, но, кроме того,каждая пьеса инсценирует один из семи смертных грехов. В момент максимальноговлияния неблагоприятной звезды... герой поддается искушению — каждый сообразносвоему humour'у — и выбирает грех, а потому несет в финале заслуженную кару»28. В«Короле Лире» таким грехом, согласно мнению исследователя, является гнев. Силецкийустанавливает также ряд соответствий между ключевыми эпизодами «Короля Лира» исменяющими друг друга по мере движения колеса Фортуны зодиакальными знаками,которые в некоторой мере определяют поведение героев и принимаемые ими решения.Безусловно, данная точка зрения на связь между совокупностью средневековыхпредставлений о судьбе, ассоциирующихся с образом Фортуны, и особенностямипостроения шекспировского сюжета представляет значительный интерес. Однако, на нашвзгляд, мысль о том, что при создании своей пьесы драматург исходил в первую очередьиз расположения всех двенадцати созвездий на пути колеса Фортуны и из их символики,представляется не вполне правдоподобной.

Подход, при котором исследование проблемысудьбы и воли в пьесе Шекспира сводится к рассмотрению одного, пусть даже оченьважного, из сосуществующих в его эпоху представлений, имеет значительные издержки.Так, астрологическая символика шекспировских пьес связана не в меньшей степени с25 Fabinу, Tibor. 'Rota Fortunae' and the Symbolism of Evil in Shakespearean Tragedy // Joumal of Literature and Theology3, N2 3 (November 1989). Рp. 319-30.26 Силецкий В.И. Превратности Лахесис (доля-случай-рок) // Понятие судьбы в контексте разных культур. М.:Наука, 1994. C. 234-236.27 Там же. C. 235.28 Там же. C.

234-235.16представлением о Провидении, как будет показано в последующих разделах и главах, иего также необходимо учитывать наряду с образом колеса Фортуны при анализе пьесыШекспира и высказываний его героев о звездах. Следует отметить, однако, что статьяСилецкого не претендует на исчерпывающий анализ проблемы судьбы и воли в «КоролеЛире», так как в центре ее внимания находятся модификации идеи судьбы в европейскойкультуре. Особенно ценным в ней является для нас наблюдение над трансформациейпредставлений, связанных с образом Фортуны в различные эпохи.

К этим наблюденияммы обратимся в следующей главе.ТаккакиндивидуальнаясудьбарассматриваетсяШекспиромиегосовременниками в контексте судьбы рода, страны, всего человечества, актуальными всвете нашей проблемы являются также вопросы истории и эсхатологии. В своеймонографии, посвященной шекспировским хроникам, Ю.

М. У. Тильярд показывает, чтов этих произведениях отчетливым образом выражается «тюдоровская теория» истории:она основана на общем средневековом представлении о том, что события в миреразвиваются «по закону справедливости и согласно воле Божественного Провидения»(перевод наш, – Т. Ш.), а также на чрезвычайно популярной в эпоху Елизаветы I идее,согласно которой Англия – страна, особенно отмеченная действием божественнойблагодати, подобная в этом отношении ветхозаветному Израилю29. Как показывает всвоей докторской диссертации Л. Квалбрун, для англичан проведение параллелей междуисторией Израиля и историей Англии стало в XVI в. одним из основных принциповосмысления собственной истории30.По словам Р. Орнстайна, оспорившего в своей работе ряд положений, выдвинутыхТильярдом31, современники Шекспира обращались к истории, желая увидеть в нейдействие общечеловеческих законов, сохраняющих свою актуальность во все времена.Но, кроме того, история человечества воспринималась ими и как история общения,взаимодействия Бога и человека.

В английских исторических хрониках, некоторые изкоторых использовал Шекспир, находит отражение стремление их авторов проследить в29 Tillyard, E.M.W. Shakespeare's History Plays. New York: Collier Books, 1962. P. 362.30 Kwalbrun, Lara. Playing God's Chosen: Protestants, Jews, and sixteenth-century drama. PhD Dissertation. New York,City University of New York, 2003. Об обыкновении англичан эпохи Возрождения соотносить историю своей страныи Израиля см.

также: Walsham, Alexandra. Providence in Early Modern England. Oxford: Oxford University Press, 1999.Pp. 281-315.31 Ornstein, Robert. A Kingdom for a Stage: The Achievement of Shakespeare's History Plays. Cambridge: Harvard UP,1972.17событиях прошлого, в том числе трагических, скрытое проявление Божией воли и заботыо человеке, последовательную реализацию Его тайного, но вместе с тем благогопромысла32.1.1.2. Интерпретация отдельной пьесы Шекспира в свете одной концепциисудьбы и волиАвторы ряда статей ставят своей целью интерпретировать отдельно взятую пьесуШекспира в свете определенной концепции судьбы и воли. Так, П. А.

Коттман в своейнедавней статье трактует конфликт трагедии «Ромео и Джульетта», действия героев ифинал в духе атеистического экзистенциализма33. Любовь и смерть Ромео и Джульеттыстановятся проявлением их свободы: своими решениями и поступками они показывают,что их жизнь подчиняется не какой-либо внешней, «третьей», силе («природа, смерть,вражда семей или общепринятые нормы»)34, а их собственной воле. Слова Ромео,обращенные к звездам (“Then I defy you stars!” – Romeo and Juliet, V.1.24), звучат какотрицание сверхъестественных сил, позволяющее освободиться от предрассудков иосознать себя хозяином своей судьбы. Утверждая, что именно такой смысл вкладываетгерой в свои слова, Коттман также предполагает, что вся пьеса подчинена утверждениюэтого мироощущения. Трагедия представляется, таким образом, «вовсе не печальнойисторией двух личностей, чье желание быть вместе формируется и остаетсянеудовлетворенным по воле той силы, «которая слишком велика, чтобы ей можно былопротивостоять» (“A greater power than we can contradict” (V.3.158); перевод наш, – Т.Ш.).Она оказывается трагической историей двух личностей, которые утверждают своюнезависимость и индивидуальность единственным возможным для них способом – через(‘through’) друг друга, даже когда это предполагает их собственную смерть»35.Данная интерпретация представляет собой, на наш взгляд, проекцию историческиболее поздней концепции судьбы и воли на произведение Шекспира.

В отличие отКоттмана, некоторые исследователи творчества Шекспира рассматривают действие пьесдраматурга в контексте представлений, которые находят отражение непосредственно в32 Ibid. Pp. 18, 20.33 Kottman, Раul А. Defying the Stars: Tragic Love as the Struggle for Freedom in Romeo and Juliet // ShakespeareQuarterly, 63.l (2012). Рp. 1-38.34 Ibid. P. 37.