Диссертация (Особенности нарративных функций видо-временных форм в севернорусских былинах в сопоставлении с памятниками русской письменности XII–XVII вв), страница 2

При этом былина обладает определеннымиустойчивыми чертами, в том числе и на языковом уровне, характернымиименно для этого жанра и сохраняющимися на протяжении долгого времени.Именно поэтому данные былин оказываются ценным источником дляисторической русистики.2. В качестве дополнительного источника мы привлекаем южнорусскиебылины (ЮжнБ), записанные примерно в то же время – в начале XX в. Онипредставляют совершенно иную традицию, отличаясь от севернорусскихбылин как организацией сюжета и собственно нарратива, так и манеройисполнения.

Фактически былины существуют здесь «в развитой формепротяжнойпесни»[Кондратьев1949:5],предполагающейнеиндивидуальное, а хоровое исполнение1. Это в значительной степениобусловило сильное сокращение исходного текста былины: в качествесамостоятельных произведений поются достаточно короткие эпизоды,которые на Севере составляют лишь отдельные фрагменты большого текста.Несмотря на то что эпическая традиция на Юге фактически уступила местопесенной, в рассмотренных нами текстах отмечаются те же особенностиупотребления видо-временных форм, которые характерны для жанра былин(прежде всего, конечно, прошедшее НСВ для обозначения завершенныхдействий в цепочке).Дополнительно для анализа привлекаются русские народные сказки.3.

Олонецкие сказки (ССк) – тексты, записанные А. А. Шахматовым вОлонецкой губернии в 1884 г. и опубликованные в сборнике Н. Е. Ончукова,для нас наиболее интересны. Сам Н. Е. Ончуков подчеркивает тщательное1Рифмованные тексты мы, разумеется, не рассматриваем.7сохранениеА. А. Шахматовымфонетическихиморфологическихдиалектных особенностей речи информантов, отмечая, что другие тексты,опубликованные в том же сборнике (в том числе и записанные им самим), нетолько не отличаются такой точностью, но в ряде случаев даже подвергнутылитературной обработке [Ончуков 1909: XIV].

Этим и объясняется тот факт,что из всего сборника сказок Н. Е. Ончукова исследованы только тексты,записанные А. А. Шахматовым.4. Сказки пушкинских мест (СкПушк), записанные в 1920-е гг. натерритории современных Псковской и Нижегородской областей, мыпривлекаем, с тем чтобы несколько расширить исследуемый фольклорныйматериал с географической точки зрения, не ограничиваясь толькосевернорусским регионом.5.

Сборник сказок Азадовского (СкАз) рассматривается с той же целью.М. К. Азадовскийпереиздалранееужепубликовавшиесятексты,распределив их «не по отдельный видам или типам сказок, не по сюжетам итемам, но исключительно по их носителям» [Азадовский 1932: 7] ипредставив, таким образом, в одном издании тексты, записанные натерриторияхсовременныхСамарской,Воронежской,ВологодскойиАрхангельской областей, на Урале и в разных районах Сибири.Нельзя не отметить, что регионы, присутствующие в нашей выборке,представлены крайне неравномерно. В частности, помимо севернорусскихрегионов, значительный корпус сказок записан в Псковской области иНижегородской областях.

В остальных же случаях объем текстов,приходящихся на каждый регион, очень невелик. В этой связи сразуоговоримся, что составить сколько-нибудь полную картину о диалектномраспределении тех или иных форм, а также о специфике их употребления вразных говорах на материале перечисленных сказок не удастся (и не входит вчисло задач настоящего исследования) – мы можем наметить лишь самыеобщие тенденции и особенности, характеризующие не-севернорусскиеговоры.8II. Памятники древнерусского периодаВ число исследованных памятников XII – XIII вв.

входят текстыгибридного регистра книжного языка [Живов 2004] и стандартныецерковнославянскиетексты.Первыепредставленыпреимущественнодревнерусскими летописями, вторые – житиями, как оригинальными, так ипереводными.6. Киевская летопись (КЛ) входит в состав Ипатьевского летописногосвода конца XIII – начала XIV вв. Составленная на рубеже XII – XIII вв. вКиеве [Приселков 1996: 87], она охватывает период от 1119 до 1200 гг.КЛ принадлежит к числу великокняжеских летописных сводов, вкачестве источников при составлении ее привлекались семейная хроникаРостиславичей,ЧерниговскийлетописецкнязяИгоряСвятославича,летописец Переяславля Южного князя Владимира Глебовича [Приселков1996: 88], памятники ростово-суздальского летописания и ГалицкоВолынская летопись («начиная с 40-х годов XII столетия») [Шахматов 1908:IV – V].Древнейшим списком летописи является Ипатьевский, составленныйна северо-западе Руси в начале XV в.

Он исследуется по изданию ПСРЛ(т. 2). М., 2001, разночтения даются по Хлебниковскому и Погодинскомуспискам XVI и начала XVII вв. соответственно [Шахматов 1908: IV, V].7. Галицко-Волынская летопись (ГВЛ) продолжает Киевскую в составеИпатьевского свода, заканчиваясь 1292 г. Отмечается значительное числоисточников в ее составе, среди которых «княжеские летописцы, различныедокументы (акты, грамоты, военные донесения, дипломатические отчеты),рассказы очевидцев о битвах и походах, воинские повести, фрагменты издругих летописей, местное летописание», а также частые обращения ккнижным источникам – к переводным историческим сочинениям (греческимхроникам, к «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия)» и «большиецитаты из «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона» [СКК 1987:239].9Исследователи сходятся во мнении, что летопись состоит из двухкрупных частей – Галицкой и Волынской, дискуссионным остается тольковопрос о том, где именно проходит граница между двумя частями.

Галицкаялетопись оказывается более «книжной» по своему характеру: она отличаетсяобилиемцерковнославянизмов,частымобращениямккнижнымконструкциям, отражая явную ориентацию на церковнославянские образцы.Волынская же часть летописи по ряду синтаксических и морфологическихпараметров оказывается гораздо ближе к КЛ, в ней «достаточно свободноотражаются явления, свойственные живому языку» [Юрьева 2013: 146; ранеетакже: Орлов 1926: 103 – 119; Шевелева 2010].

Исследуется по изданиюПСРЛ (т. 2). М., 2001.8. Новгородская I летопись старшего извода (НПЛ) представленадефектным Синодальным списком 1-й половины XIV в., охватывающимпериод с 1016 по 1352 гг. Протографом ее является новгородская владычнаялетопись, «возникшая около 1115 г. и с тех пор на протяжении несколькихстолетий из года в год пополнявшаяся новыми записями» [Гиппиус 2006: 122– 123]. Часть текста в записях 1196 – 1330 гг.

была списана с самогопротографа, в более ранних записях имеющаяся рукопись отделяется от него«одним промежуточным списком», которым могла быть копия владычнойлетописи, дополненная местными записями [Гиппиус 2006: 123]. Сампротограф подвергался лишь частичной редактуре; в частности, в конце1160-х гг. была заменена начальная часть, содержавшая текст киевскогоНачального свода (она восстанавливается по младшему списку НПЛ), а впервой четверти XIII в. летопись была дополнена рядом вставных повестей ирассказов [Гиппиус 2006: 123 – 124]. Рукопись делится на две части: записи1016 – 1234 гг.

написаны почерком XIII в., до 1330 г. – почерком первойполовины XIV в., до 1352 г. следуют приписки, сделанные разнымипочерками [Гиппиус 2006: 122]. Рассматривается по изданию ПСРЛ (т. 3).М.-Л., 1950.109. Слово о полку Игореве (СПИ) в жанрово-стилистическом отношениивыделяется на фоне других гибридных памятников раннего периода своейочевидной связью с устной народной традицией [Адрианова-Перетц 1968: 9,21 – 27, 40; Лихачев 1985: 20; Зализняк 2007: 118 – 120; Николаев 2014: 30 идр.] и, в частности, с эпической традицией, что, безусловно, делает этот текстпринципиально важным для нашего исследования. Так, по наблюдениямД. С. Лихачева, стилистика СПИ отражает принадлежность его «к числукнижных отражений раннефеодального эпоса» [Лихачев 1985: 17]; аналогиис поздними текстами былин обнаруживает А. А. Зализняк [Зализняк 2007:120]; С. Л.

Николаев замечает, что автор, по-видимому, «вплел в нее (поэму)обширные фрагменты из дружинного эпоса или авторского текстастароукраинского происхождения» [Николаев 2012: 30].Самая широкая датировка памятника охватывает период не ранее1185 г., когда состоялся поход Игоря, и не позднее XIII в. А. А. Зализнякдатирует текст концом XII – началом XIII вв. [Зализняк 2007: 31].С. Л. Николаев на основании ряда грамматических признаков относитсоздание памятника к середине – концу XIII в. При этом целый ряд«системных архаизмов», нехарактерных для разговорного древнерусскогоязыка не только в XIII, но в отдельных случаях уже и в XI в., позволилС. Л.