159341 (Этический идеализм Платона), страница 2

Когда идеи проникают в души, государство крепнет и приближается к своему идеалу. Наблюдая борьбу политических сил и тенденций, Платон создает теорию циклического развития государства. Пять основных типов государства сменяют друг друга из-за того, что сдвиги в общественных настроениях приводят к смене идеологий. Тип государства – полития - опирается на идею Добра. Тип государтсва - тимократия - опирается на идею чести. Здесь мудрость оттесняется на второй план славолюбием: ценятся сила, власть, умение повелевать. Олигархия - это господство немногих, воодушевленных стремлением к богатству и власти. Власть, удовольствие и даже ум теперь можно купить за деньги. Таланты не развиваются. Душа черствеет. Общество раскалывается на богатых и бедных. Жалость, справедливость - не в моде. Деньги принято тратить ради почета и славы, но нет потребности в образовании. Демократия - четвертый тип государства. Богатых и знатных людей убивают, изгоняют или уравнивают с бедными. Свобода провозглашается главной ценностью. Каждый выбирает себе жизнь по вкусу. Но опьянение свободой быстро проходит, потому что люди не знают ни в чем меры. Тирания - пятый, самый низший и самый худший тип государства. Идея свободы сходит со сцены, сменяется страхом и готовностью подчиниться силе. Таковы пять ступеней разложения государства, соответствующие смене господствующих идей: Блага, Чести, Золота, Свободы, Произвола.

Платон оставил и богатое психологическое наследие, рассуждая об устройстве и функционировании человеческой души. В человеческой душе Платон различает три главных элемента: ум, сердце и вожделение. Ум - способность мыслить, созерцать мир идей. Это - высшая способность, которая в полном объеме дана немногим и которую нужно специально воспитывать, оберегая от соблазнов славолюбия и жадности. Уму соответствует добродетель мудрости. Мудрость дает моральное право учить, воспитывать, составлять законы, управлять. Мудрецы-философы - высшее сословие в идеальном государстве.

Сердце - источник пылкости, доблести, желания сражаться и побеждать. Добродетель пылких людей - мужество, выносливость, разумная отвага. Они свойственны второму сословию - стражам, которые охраняют государство.

Вожделение - совокупность чувственных влечений, ориентированных на мир вещей. Вожделеющий человек хочет владеть вещами, рабами, женскими телами, но он также любит трудиться, выращивать растения и животных, создавать из глины, дерева и камня полезные предметы и произведения искусства. Вожделение по Платону - не жадность, а нормальная и даже продуктивная склонность к труду и потреблению, которой соответствует добродетель умеренности. Будучи слабо развитым у стражей и философов, вожделение составляет необходимый мотив деятельности торговцев, пастухов, земледельцев и ремесленников. Справедливость состоит в том, чтобы каждое сословие занималось своим делом. Люди по природе - не равны, они дополняют и восполняют друг друга.

Положение человека в обществе должно соответствовать значимости той идеи, которая главенствует в его душе. В этом отношении даже среди людей высших сословий есть различия. Они равны перед законом, но душевное призвание - у каждого свое. По мудрости, справедливости, ценности для государства эти люди отличаются. Существует иерархия душ и личностей, соответствующая их причастности к миру идей. Душа, увидевшая большую часть Истины, вселяется в семя, из которого родится философ. Каждый должен делать свое дело. Поэтому идеальное общество должно быть классовым. Низшие классы служат высшим и, тем самым, государству и общему благу. Нельзя допустить, чтобы кухарки и ремесленники управляли государством. Хорошо работать, воевать, мыслить и управлять один и тот же человек не может. Образно говоря, правители - это пастухи, воины - сторожевые псы, а граждане - овцы. Цель государства - сохранить единство стада.

Материальный мир хаотичен, он напоминает беспорядочное множество, где все равны. Идеальное общество упорядочено и иерархично. Стремление уравнять всех и вся ведет к раздору и свидетельствует о деградации.

Самая прочная связь между людьми - общность чувств и убеждений, удовольствия и печали. В организме боль свидетельствует о целостности организма. В обществе конфликт подобен боли. Единство же достигается состраданием и сорадованием. Страдает один - страдают все, радуется одни - радуются все. Конечно, у каждого человека есть свои интересы, свои дела. Полное единство в материальном мире - невозможно. Но идея, цель может быть у всех одна. И чем более духовно общество, тем более оно едино.

1.2.Развитие этики Платона

Нравственное миросозерцание мыслителя развивалось от «наивного эвдемонизма» (счастье, блаженство – высшая цель человеческой жизни) в «Протагоре». Оно согласуется со взглядами Сократа на «благо» как единство добродетели и счастья, прекрасного и полезного, доброго и приятного. Затем Платон переходит к идее абсолютной морали. Именно во имя этих идей Платон обличает весь нравственный строй афинского общества, осудившего себя в смерти Сократа. В таких диалогах, как «Горгий», «Теэтет», «Федон», «Республика», этика Платона требует очищение души, отрешение от мирских удовольствий. По Платону чувственный мир несовершенен – он полон беспорядка. Задача же человека в том, чтобы возвысится над ним и всеми силами души стремиться к уподоблению Богу, который не соприкасается ни с чем злым; в том, чтобы освободить душу от всего телесного, сосредоточить ее на себе, на внутреннем мире умозрения и иметь дело только с истинным и вечным. Именно таким путем душа может восстать из своего падения в пучину чувственного и вернуться к исходному, обнаженному состоянию.

Платоновская этика первоначально является развитием этики Сократа. Этика Платона построена на признании единоначалия мира. «Согласно Платону, все существующее имеет одно начало, а не два, как полагал Эмпедокл, и не бесчисленное множество, как думали эпикурейцы; начало это не есть некое тело, как считали стоики, но бестелесно; а будучи бестелесным, оно не есть жизнь – в противном случае ведь существовало бы только живое – и не является также ни душою, ни умом, ни бытием, поскольку все эти предположения приводят к подобным же нелепым выводам; это начало – единое, которое Платон именует также благом» ¹¹. Он полагает, что драгоценнейшее и величайшее благо нелегко найти, а найдя — трудно объяснить всем. Это он изложил в беседе «О благе» избранным и особенно близким ему ученикам. Что же касается человеческого блага, то внимательному читателю его сочинений ясно, что он считает им науку и созерцание первого блага, которое можно определить как бога и первый ум.

Все то, что считается человеческим благом, заслуживает такого имени в меру его причастности к первому и драгоценнейшему благу. В нас неким подобием его оказывается ум и способность рассуждения, в силу чего наше благо так хорошо, возвышенно, привлекательно, соразмерно и божественно. Что же касается остальных так называемых благ, каковы для большинства здоровье, красота, сила, богатство и тому подобное, то все это является благом не безусловно, а только в том случае, когда пользование этим неразрывно с добродетелью, без которой это остается всего лишь в разряде вещественном и при дурном употреблении оказывается злом; в таком случае Платон называет все это тленными благами.

Платон не относит к числу доступных человеку благ счастье: последнее доступно божеству, а людям — лишь в виде загробного блаженства. Потому Платон и говорит, что по существу философские души преисполнены великим и удивительным и по отрешении от тела они становятся сотрапезниками богов и созерцают луг истины, поскольку уже при жизни им вожделенно знание ее и выше всего они ценят стремление к нему. Благодаря этому они как бы очищают и восстанавливают некое зрение души, потускневшее и ослабленное, которое, однако, следует беречь больше, нежели тысячу телесных очей, и оказываются в состоянии вознестись ко всему разумному. А неразумные, по мнению Платона, подобны никогда не видевшим ясного света обитателям подземных пещер: они видят некие неясные тени наших тел и думают, будто это — подлинное постижение бытия. И как те, выбравшись из мрака и оказавшись в чистом свете, понятным образом меняют свое мнение о том, что видели раньше, и в первую очередь понимают собственное заблуждение, точно так же и неразумные, перейдя из мрака здешней жизни к истинно божественному и прекрасному, начинают презирать то, чем раньше восхищались, и исполняются неодолимым стремлением созерцать тамошнее, ибо только там прекрасное тождественно с благом и добродетели довольно для счастья. Что благо есть знание первого и что это же — прекрасное, Платон разъясняет во всех своих сочинениях. Сжато это изложено в первой книге «Законов»: «Есть два рода благ: одни — человеческие, другие — божественные» ¹². Когда некая отдельная вещь, непричастная сущности первого блага, по недоразумению также именуется благом, обладание ею, говорит Платон в «Евтидеме», есть наибольшее зло.

Его положение о том, что добродетели благодетельны сами по себе, следует понимать как вывод из его положения о прекрасном как единственном благе: очень подробно и лучше всего он говорит об этом в «Государстве», во всех книгах этого диалога. Обладатель того знания, о котором шла речь выше, — великий удачник и счастливец, причем не только в том случае, когда ему за это оказывают почести и награждают, но даже и в том, когда никому из людей это не известно и его преследуют так называемые беды: бесчестье, изгнание, смерть. И тот, кто обладает всем тем, что считается благом, — богатством, властью над великим царством, крепким телесным здоровьем и красотой, но при этом лишен того знания, ни в коем случае не счастливее его.

Из всего этого естественно вытекает положение Платона о том, что целью является посильное уподобление божеству. Он излагает это по-разному. Иной раз он говорит, что уподобиться божеству — значит быть разумным, справедливым и благочестивым, — так в «Теэтете». Потому и надо стремиться как можно быстрее бежать отсюда туда: бегство и означает посильное уподобление божеству, а уподобление заключается в том. чтобы стать справедливым и благочестивым благодаря размышлению. Он может ограничиться и справедливостью, как в последней книге «Государства»; в самом деле, боги не оставят своим попечением того, кто предан стремлению стать справедливым и в меру человеческих сил уподобиться богу, ведя добродетельную жизнь.

В «Федоне» о том, что уподобиться божеству — значит быть рассудительным и справедливым, он говорит примерно так: «А самые счастливые и блаженные, уходящие самой лучшей дорогой, — это те, кто преуспел в добродетели, полезной народу и гражданам; имя ей — рассудительность и справедливость». Иногда он говорит, что цель — уподобиться божеству, иногда — следовать, например: «Бог, в котором, по древнему учению, начало и конец». Иногда — и то и другое, например: «Душа, которая следует божеству и уподобилась ему». Но ведь благо есть и начало всякой пользы, и можно сказать, что оно — от бога; а такому началу соответствует цель, состоящая в уподоблении божеству.

Мы можем достичь богоподобия, если при соответствующих природных задатках приобретем хорошие привычки, будем должным образом наставлены и воспитаны в духе закона и, самое главное, если благодаря разуму и обучению усвоим те знания, которые позволяют удалиться от большинства людских забот и постоянно заниматься умопостигаемыми предметами. Если же нам предстоит посвящение в более высокие науки, то подготовкой и предварительным очищением демона в нас может стать музыка, арифметика, астрономия и геометрия; при этом мы должны следить за нашим телом и заниматься гимнастикой, которая закаляет тела, как для войны, так и для мирных занятий.

Добродетель есть вещь божественная, представляющая собой совершенное и наилучшее расположение души, благодаря которому человек приобретает благообразие, уравновешенность и основательность в речах и делах, причем как сам по себе, так и с точки зрения других. Различаются следующие добродетели: добродетели разума и те, что противостоят неразумной части души, каковы мужество и воздержность; из них мужество противостоит пылкости, воздержность - вожделению. Поскольку различны разум, пыл и вожделение, различно и их совершенство: совершенство разумной части - рассудительность, пылкой - мужество, вожделеющей - воздержность.

Благоразумие есть знание добра и зла, а еще того, что не является ни тем, ни другим. Воздержность есть упорядоченность страстей и влечений и умение подчинить их ведущему началу, каковым является разум. Когда мы называем воздержность упорядоченностью и умением подчинять, мы представляем нечто вроде определенной способности, под воздействием которой влечения упорядочиваются и подчиняются естественному ведущему началу, то есть разуму. Мужество - сохранение представления о долге перед лицом опасности и без таковой, т. е. некая способность сохранять представление о долге. Справедливость есть некое согласие названных добродетелей друг с другом, способность, благодаря которой три части души примиряются и приходят к согласию, причем каждая занимает место, соответствующее и подобающее ее достоинству. Таким образом, справедливость заключает в себе полноту совершенства трех добродетелей: благоразумия, мужества и воздержности. Правит разум, а остальные части души, соответствующим образом упорядоченные благодаря разуму, подчиняются ему; поэтому правильно положение о том, что добродетели взаимно дополняют друг друга. В самом деле, мужество, будучи сохранением представления о долге, сохраняет и правильное понятие, поскольку представление о долге есть некое правильное понятие; а правильное понятие возникает от разумности. В свою очередь разумность связана также и с мужеством: ведь она является знанием добра, а никто не может увидеть, где добро, если смотрит, подчиняясь трусости и другим страстям, с нею связанным. Так же не может быть разумным человек разнузданный и вообще тот, кто, побежденный той или иной страстью, совершает нечто вопреки правильному понятию. Платон считает это воздействием незнания и неразумия; вот почему не может быть разумным тот, кто разнуздан и труслив. Итак, совершенные добродетели нераздельны друг с другом.

Но мы говорим о добродетелях и в другом смысле, называя, например, даровитость или успехи, ведущие к добродетели, тем, же именем, что и совершенные добродетели, по сходству с ними. Так мы называем мужественными воинов, а иной раз говорим, что некоторые храбры, хотя и неразумны. Очевидно, что совершенные добродетели не усиливаются и не ослабевают, а вот порочность может быть сильнее и слабее, например этот неразумнее или несправедливее, нежели тот. Но в то же время пороки не взаимосвязаны друг с другом, поскольку одни противоречат другим и не могут сочетаться в одном и том же человеке. Так, дерзость противоречит трусости, мотовство — скупости; кроме того, не может быть человека, одержимого всеми пороками, как не может быть тела, имеющего в себе все телесные недостатки.

Еще следует допускать некое среднее состояние между распущенностью и нравственной строгостью, поскольку не все люди либо безупречно строги, либо распущенны. Таковы те, кто довольствуется определенными успехами в нравственной области. Но ведь и в самом деле нелегко перейти от порока к добродетели: расстояние между этими крайностями велико и преодолеть его трудно.

Из добродетелей одни нужно считать главными, а другие - второстепенными; главные связаны с разумным началом, от которого получают совершенство и остальные, а второстепенные - с чувственными. Эти последние ведут к прекрасному благодаря разуму, а не сами по себе, поскольку сами по себе они разумом не обладают, а получают его благодаря разумности при соответствующем образе жизни и воспитании. И поскольку ни знание, ни искусство не могут образоваться ни в какой другой части души, кроме разумной, оказывается невозможным обучить добродетелям, связанным с чувственностью, поскольку они — не искусства и не знания и не обладают собственным предметом. Поэтому разумность, будучи знанием, определяет, что свойственно каждой добродетели, наподобие кормчего, подсказывающего гребцам то, чего они не видят; и гребцы слушаются его, как и воин слушается полководца.