117954 (Особенности политического языка и использование их в политической агитации в избирательной компании), страница 14

«Ври, да не завирайся!» - советует левая оппозиция А. Нуйкину (Советская Россия, 23 сентября 1995). «Россия, одумайся, ты одурела!» - восклицал Ю.Ф. Карякин на встрече Нового года с 12 на 13 декабря 1993 по поводу победы партии В. Жириновского на выборах в Государственную думу. «Коммунисты опоганили идею трудной работы ради будущего. Но они поганили все, к чему прикасались - верность идеалам, патриотизм, воинскую доблесть», - сетует журналист (Новое время, 5 марта 2000). (Фас, 31 августа 2000). «Шоковая терапия» реализует первоначальное значение в нападках на Е.Т. Гайдара: «Дед сражался за народ, ну а внук - наоборот. Шок такой нам всем устроил - до сих пор бросает в пот» (Советская Россия, 14 августа 1999).

Контекст употребления эксплицирует оттенки значения термина использованием экспрессивных эпитетов, глаголов этической оценки: «Главное для них - удержаться у власти, а, значит, удержать собственность, незаконно прихватизированную» (Советская Россия, 23 сентября 1995). Нейтральный термин «приватизация» обретает образность и оценочность за счет каламбурного переосмысления и новой образной внутренней формы «прихватить» - украсть, которая дополнительно выявляется контекстом: «Из таких высказываний вывод однозначен: прихватизировано еще не все, дайте возможность разграбить остальное» (Советская Россия, 23 сентября 1995).

Эти попытки не имеют успеха - при употреблении этих слов приходится постоянно подчеркивать их оценочный характер окружением и контекстом, что делает высказывание перегруженным, чрезмерно оценочным: «Сатанинская лапа с когтями и козлиный профиль «пришельца из бездны» возникают в моем сознании, когда на телеэкранах появляются «знакомые всем лица» «прорабов перестройки и нового мышления», «реформаторов», «приватизаторов» (Советская Россия, 23 сентября 1995). Употребление слова «реформатор» в качестве клички, оскорбительного прозвища ограничено ситуативно, составляет особенность языка оппозиции: «Реформаторы» почкуются, нагуливают у нас жирку - и смываются» (Советская Россия, 2 декабря 1995) - отношение к противнику подкреплено приписываемыми ему непрезентабельными действиями.

Возникли образно-оценочные противовесы словам «демофашисты», «демокрады», употреблявшимися оппозицией: «Для всех СМИ Гусинского нормальный патриотизм в России просто невозможен по определению, поскольку в этой стране патриотизм может быть только «красно-коричневым» или «коммунофашизмом» с приставкой «национал-», в лучшем случае «квасным» (Советская Россия, 29 апреля 1999). Успех кампании был определен умелым использованием заложенных в памяти языка отрицательных оттенков значения слова «патриотизм», экспликацией связи с устарелым и косным. В языковой форме была закреплена новая для российского менталитета общность идеологии коммунизма и фашизма. Во время массовой кампании активно комментировалась логическая цепочка «коммунизм - патриотизм - национализм - фашизм», пока крайние члены не сомкнулись в новых понятиях «коммунофашизм» и «красно-коричневые». Языковое выражение понятия осталось маргинальным (имеет предельный характер, слово выведено за пределы литературного языка) из-за чрезмерной экспрессивности, препятствующей терминологизации (превращению слова в термин, сопровождающемуся закреплением определенного значения, сферы употребления и т.д.), зато усиливающей воздействие, а также из-за языковых идеологических напластований советского периода. которая существует во взаимодействии с другими компонентами и элементами системы коммуникации, а также понимание политического дискурса как коммуникативной системы, формируемой, прежде всего, текстами. Тексты политического дискурса стали объектом изучения риторики, которая определяется как система научного знания о методах создания текста и построения эффективной словесной коммуникации. Риторика является методологической основой изучения текстов, прежде всего с точки зрения их эвокативного (убеждающего) содержания, непосредственно взаимосвязанного с мировоззренческим (идеологическим) аспектом общественной жизни.

Основанием риторического анализа была избрана совокупность важнейших категорий и понятий риторики и, прежде всего, категория убеждения, отражающая сущностное содержание логико-речевого замысла жанровых текстов. Необходимым основанием для анализа текстов также стало сложившееся в современной филологической литературе представление о жанре как определенном культурно-обусловленном типе построения высказывания, имеющем в основе своей канон (совокупность сложившихся форм, правил и способов коммуникации, которые определяют сценарий дискурсивного действия в той или иной типичной ситуации общения).

Выяснение наиболее общих теоретико-методологических оснований в процессе исследования привело к формулированию совокупности критериев, наиболее значимых для риторического анализа и дискурсивной оценки жанровых текстов:

• системность политико-идеологического содержания;

• содержательная цельность и риторическая (жанровая) уместность;

• проявление в тексте особого культурно-речевого статуса адресанта, соответствующих целевых установок и мотивации речетворчества; характер аргументации и соотношение эвокативных функций дискурсивного действия;

• специфика проявления категорий логоса, этоса и пафоса;

• жанрово-стилистические особенности воплощения речевого замысла;

• дискурсивная значимость текста как средства идеологического моделирования и воплощения политической воли лидера.

Сопоставление результатов риторического анализа и дискурсивной оценки текстов интересующего нас жанра позволит осуществить синтез наиболее общих параметров знания о риторике программного выступления лидеров российской публичной политики.

В результате исследования удалось выяснить, что политико-коммуникативный жанр программного выступления характерен для всех основных политических сил современной России - они активно используют его для развития и трансляции соответствующих идеологий и политических программ. Наиболее значимые образцы текстов данного жанра принадлежат доминирующим субъектам политики - их источником является дискурс власти и тесно взаимосвязанный с ним национал-патриотический (традиционалистский) дискурс. Здесь можно наблюдать интенсивный процесс развития жанрового канона программного выступления, становление новой традиции политико-идеологического текста. Это связано, прежде всего, с попыткой ведущих политических сил сформулировать систему идей и политических мотиваций, реально претендующую на роль общенациональной идеологии.

Ключевыми конструктами идеосферы дискурсов доминирующих субъектов российской политики стали идеи сильного государства, развития с опорой на самобытность, патриотизма («ответственности граждан перед страной»), «законности» (диктатуры закона). Предпринятая попытка совмещения традиционалистских и некоторых либеральных ценностей и идей естественным образом требовала разработки новой политической риторики и не могла не повлиять на развитие жанра программного выступления.

Характерно, что в выступлениях Президента РФ В.В. Путина и в программной книге Д.О. Рогозина ключевые конструкты обновленной идеологии были лишь обозначены, но не получили детального риторического распространения. И в том, и в другом случае успешное идеологическое строительство не привело к созданию общенациональной идеологии, ограничилось рамками соответствующих «партийных» дискурсов.

Для президентских Посланий характерно не столько стремление сформулировать целостную идеологическую модель, сколько мотивация создания образа власти, подчеркивания особого культурно-речевого статуса адресанта, а также задачи легитимации текущего политического курса. Новые (для дискурса власти) смыслы вербализуются, прежде всего, с опорой на нормативы речевой культуры советского времени. В программных текстах лидера государства воспроизводятся не только способы мышления и понимания мира, но и речевые методики 30-80-х годов XX века. Особенно характерны широкое использование приемов политического намека, скрытого обещания, спора с возможными мнениями воображаемого оппонента. Нормативы советской политической речи воспроизводятся на уровне стилистики, речевых штампов и общих мест. Язык, идеологемы и образы советской эпохи приспосабливаются к задачам объяснения и формирования новой политической реальности.

Выступления В.В. Путина также опираются и на речевую практику 90-х годов. В этом отношении они следуют в русле традиций программного выступления лидера государства, заложенных Б.Н. Ельциным. Они характеризуются значительно более богатым образно-символическим рядом, чем это имело место в выступлениях лидеров советской эпохи. Способ речевого действия отличен от ритуальной речи советских вождей: наличие адресата изначально предполагается, тексты диалогичны, хотя и не ожидают возражений. В плане дискурсивной специфики здесь доминирует политико-ориентационная функция программного текста.

В большинстве случаев ключевые идеи выступлений демонстрируются в самом начале выступлений Президента РФ. Далее они закрепляются в сознании адресата путем разнообразных, в том числе ассоциативных повторов, т. е. имеет место не столько убеждение, сколько внушение. Установка на пояснение и развитие основных мыслей, как правило, отсутствует, либо подчинена задачам эмоционального воздействия на аудиторию. Развернутая идеологическая аргументация иногда используется ритором, но в целом нехарактерна - она, скорее, допустима в рамках формируемого жанрового канона, но не является его обязательной составляющей. Задача вербализации политико-идеологических ориентиров, значимых для сторонников политического курса власти, имеет приоритет перед задачами убеждения общенациональной аудитории.

При всем функциональном несходстве с ритуальной речью советских лидеров тексты произносятся в расчете на активное одобрение. Задачи переубеждения, склонения скептически настроенного адресата не входят в логико-речевой замысел. Такой адресат вычеркивается из политического контекста и становится объектом речевой агрессии.

Рамки дискурса задаются не совокупностью правил и традиций публичного политического действия, а оценочно-нагруженным содержанием высказываний ведущего ритора. Происходит «позиционирование» дискурса власти, доминирующего в дискурсивном пространстве страны, выдвижение его в качестве общенационального при полном игнорировании политико-идеологических оппонентов.

Установка на убеждение (в рамках позитивно настроенной аудитории), как и в 90-е годы, присутствует в качестве возможной, но необязательной составляющей жанрового канона. Эта установка реализуется через элементы образно-эмоциональной речи, а также посредством риторического «нагнетания страстей». Это заметно не только в Обращении по поводу событий в Беслане, стилистически оформленном как речь военного времени, но и в Посланиях, которые в результате оказались далеки от канонов исходного, сложившегося еще в советское время жанра политического доклада.

Античный (риторический) канон устной публичной речи в данном случае оказывает заметное влияние на стилистику выступлений, существенно видоизменяет исходный жанровый норматив. Лидер непосредственно обращается к эмоциям общенациональной аудитории, стремится вызвать ответные чувства: именно на уровне этоса и пафоса выступления обеспечивается возможность диалогического восприятия программного текста.

Развитие жанрового канона программного выступления в текстах В.В. Путина отличается заметным динамизмом. Это проявилось как в совершенствовании речевых техник (в Посланиях 2003-2004 гг. умело используются периодическое членение речи, приемы контекстно-семантического насыщения высказываний и акцентуации смысла), так и в активном риторическом осмыслении ключевых идей дискурса власти.

Сложившиеся ценностные и мобилизационные конструкты официальной идеологии уже в силу своей специфики обусловили эволюцию стилистики программных выступлений В.В. Путина в сторону большей монументальности речи. Такая монументальность соответствует культурно-речевому статусу ритора и, по всей видимости, является стилистической нормой соответствующего жанрового канона (в рамках данного «партийного» дискурса).

Развитие политико-коммуникативного жанра программного выступления (на уровне текстов лидера государства) оказалось подчинено не столько риторической, сколько политико-идеологической логике. Логос

программного выступления сохраняет свои политико-ориентационные функции, однако все в большей степени определяется содержанием сложившихся идеологем. В результате функции социальной рефлексии и самооценки в наиболее значимом жанре дискурса власти проявлены недостаточно, что препятствует диалогическому восприятию речи.

В то же время стиль ключевых текстов В.В. Путина лишь в малой степени определяется стилистикой диалога с текстами других дискурсов публичного политического пространства России. Он в большей степени обусловлен самостоятельным развитием специфической речевой культуры власти, в рамках которой риторика имеет не методологическую, а только инструментальную значимость. Риторически обусловленные модели коммуникативного действия присутствуют, однако не доминируют. Динамика развития жанра показывает снижение значимости приемов убеждения в пользу суггестивных вербализаций и манипулятивных воздействий на уровне фреймов массового сознания. Целевые установки речи связаны не столько с поиском новых смыслов (рассуждением), сколько с необходимостью эффективной трансляции уже сложившихся в данном «партийном» дискурсе моделей и способов понимания реальности. Спектр допускаемых жанром приемов и техник построения речи практически не ограничен. Используются как традиционные для данного жанра приемы и техники (непосредственная оценка, намек, мифологизация, драматизация и т. п.), так и не вполне характерные способы речевого воплощения смыслов (элементы метафорического моделирования, техники коммерческой рекламы западного образца, контекстно-семантические приемы акцентуации смысла). Ритуальная речь используется активно, однако в отличие от жанровых нормативов советского времени является не основным, а вспомогательным средством построения текстов. Начиная с конца девяностых годов, все большую популярность стала приобретать концепция «интегрированных коммуникаций». Наибольшую активность в разработке этого понятия принимали специалисты в области PR, рассматривая его в качестве развития идей и концепций стратегического PR. Одновременно специалисты в области маркетинга рассматривали «интегрированные коммуникации» в качестве развития «интегрированных маркетинговых коммуникаций». И для тех, и для других первичными являлись потребности бизнеса, в меньшей степени GR и политики. Вместе с тем, на наш взгляд, развивающийся концепции «интегрированных коммуникаций» удалось совместить в себе потребности в понятийном оформлении интегрированного подхода в коммуникациях как в области бизнеса (со стороны как PR, так и маркетинга), так и политики. Несомненно, вопрос о применимости концепции «интегрированных коммуникаций» в политике требует отдельного обсуждения, которое мы и представим ниже.Для того чтобы перейти к «интегрированным коммуникациям» (integrated communications - IC), мы рассмотрим понятие «интегрированных маркетинговых коммуникаций» (integrated marketing communications - IMC), использование которого является одной из основных тенденций в маркетинге последнего десятилетия и который будет нам необходим для перехода к «интегрированным коммуникациям».