73719 (Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект), страница 4

А. Кирилина делает вывод: «Вместе с тем, сегодня считается, что существуют определенные различия в мужской и женской речи, существуют они как тенденция. Чем выше уровень образования, тем меньше различия в речи. Есть исследования, которые показывают, что в профессиональной коммуникации гендерный фактор играет определенную роль. Эти вопросы очень слабо осознаются, их только начали исследовать. Тем не менее, они влияют на результат коммуникации, они влияют на признание человека профессионалом» [Слышкин, Кирилина, 2006].

Е. Горошко выступила соавтором А.Кирилиной в статье «Гендерные исследования в лингвистике сегодня» (1999, № 1). Е. Горошко является автором капитальной монографии «Языковое сознание: гендерная парадигма» (М.-Харьков, 2003). В статье Е.Горошко «Пол, гендер, язык» (1999) уже были сформулированы интересные и для литературоведа положения. Автор обобщила постмодернистские концепции, в которых «женское письмо» классифицируется как утопически выразительный язык, противопоставленный мужскому, антитетическому, рациональному (Э.Сиксу), происходит смена символизма однозначного, мужского на многозначный - женский (Л.Иригарей). Е.Горошко делает вывод, что пестрота используемых определений (мужской/женский, фаллический/вагинальный и т.д.) по-разному подчеркивает специфику нового понимания языка, «в котором не стало неких «центральных понятий», основывающих иерархию» [Горошко, 1999, С. 116]. «Новое мышление» определяется автором статьи как нечто «символическое, неуловимое и неоднозначное» и в перспективе видится растворение феминной идентичности «во множественности не поддающихся никакой классификации идентичностей» [Там же]. Интерес представляет и отдельные статьи, например: «Лексикографические проблемы новых лингвистических исследований: гендерный аспект» [Колесникова, 2003], «Дифференциальные признаки мужской и женской речи: лингвориторический аспект» [Гвоздева, 2003] и др. Все они учитываются литературоведами. Гендерному аспекту литературоведческих исследований мы посвящаем следующий параграф.

1.2. О гендерном аспекте литературоведения

Широкое распространение в России рубежа XX-XXI вв. гендерных концепций оказало свое влияние и на литературоведение. Появляются специальные статьи как зарубежных, так и отечественных авторов, в которых интерпретация художественных текстов дана с концептуальных позиций гендерного анализа, с использованием соответствующей терминологии. Так, один из номеров журнала «Филологические науки» (2000, № 3) был полностью посвящен гендерной проблематике. Марья Рюткенен (Финляндия) в статье «Гендер и литература: проблема "женского письма" и "женского чтения"», рассмотрев проблематику "женского письма", поставила вопрос о возможности изучения гендера в художественном тексте. Той же проблеме посвящены опубликованные там же статьи Г.Брандт, Э.Шорэ (Германия); значимы также наблюдения М.Абашевой, Е.Трофимовой и др. Это был первый гендерный «десант» на территорию большого литературоведения.

Однако, несмотря на уже огромное количество библиографических данных (прежде всего в интернете), гендерного литературоведения как уже сложившейся системы, подобной гендерной психологии, до сих пор нет, есть отдельные суждения и наблюдения, которые и необходимо привести в систему. Фактически под гендерными литературоведческими исследованиями порой понимается изучение женского творчества, произведений женщин-писательниц, особенно, литературоведами-женщинами, а также «изучение женских образов в женской литературе» [Пушкарева, 1998]. Разумеется, это не совсем так: к гендерным относятся как «женские», так и «мужские» исследования, как в плане проблематики, так и плане авторства художественных произведений. Шаг к пониманию специфики гендерного литературоведения в энциклопедических изданиях сделан А.Ю. Большаковой (Большакова, 2004), отсылающей к определению гендера в феминистской критике. Гендерный подход способствует пересмотру и новому прочтению известных классических текстов. Примером может служить фундаментальный труд Камиллы Палья «Личины сексуальности» (Екатеринбург, 2006). Декларируя свою антифеминистскую позицию и не увлекаясь гендерологией, К. Палья выявляет специфику мужского и женского творчества. На примере классиков мировой литературы – от Шекспира до Уайльда, от английский романтиков до американских декадентов, от Эмили Бронте до Эмили Дикинсон – она подчеркивает культурное, рациональное начало мужского творчества, природное, хтоническое – в творчестве женском. Однако это книга вызвала и резко критический отклик (Тимофеева, 2006).

Но парадокс в том, что и в традиционном литературоведении взаимоотношению полов, как оно было воплощено, например, в русской литературе, всегда уделялось большое внимание.

Принцип историзма обязывает нас дать краткий историко-литературоведческий экскурс, раскрывающий исторические корни этого явления, которое может быть осмыслено и в ретроспективе, т.е. путем перенесения современных понятий и оценок на явления прошлого или, по крайне мере, - рассмотрения литературы прошлого с учетом современного понимания гендерных проблем. Будучи зеркалом жизни общества (и литературоведы всегда шли за писателями), литература не могла пройти мимо того, что «правит миром» и является основой самого существования человеческого рода. Русская литература всегда ставила проблему осмысления «женского вопроса», т.е. вопроса о социально-экономическом положении женщины, ее месте в семье, о праве на творчество. Кстати, этому в России писатели-мужчины уделяли внимание не меньшее, а то и большее, чем писатели-женщины. Назовем Некрасова – певца женской доли, и Чернышевского с его страстным кредо в романе «Что делать?»: «Каким верным, сильным, проницательным умом наделена женщина от природы!». Вместе с тем известно презрительное отношение к женщинам-нигилисткам И.Тургенева, певца идеального образа так называемой «тургеневской девушки», выпады Л.Толстого против романа Чернышевского «Что делать?»: толстовский идеал женщины, представленный в эпилоге романа-эпопеи «Война и мир». Обратим внимание на статью Т.Касаткиной «Философия пола и проблема женской эмансипации в «Крейцеровой сонате» Л.Н.Толстого», опубликованную в 4-ой книге журнала «Вопросы литературы» (2001).

Типология женских персонажей в целом укладывается в оппозицию добродетель / порок, и существующая социальная типология (уездная барышня, институтка, эмансипированная женщина) не параллельна первой и тем более не перекрывает ее, а скорее вбирается ею. Ю.М. Лотман объяснял исключенность женщин из раскрытой в произведениях сферы социальных отношений возможностью идеализации их образов в литературе. Татьяны, Лизы и Наташи, как правило, являются художественным воплощением именно женских идеальных качеств: верности, духовной красоты, нравственной чистоты, инстинктивного обладания истиной. Лотман писал, что конец романтической эпохи создал три литературно-бытовых стереотипа женских характеров девушка-ангел (покорное судьбе дитя), демонический характер и женщина-героиня [Лотман, 1994].

Ученица Фрейда - Элен Дейч – в работе «Психология женщины» (1925) определяет нормой для психологии женщины – зависимость и жертвенность (следует отметить, что именно эти характеристики являются основными для русской классической традиции в изображении женщины - Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Соня Мармеладова).

Разумеется, наряду с пленительными женскими образами существуют и отрицательные героини – Мария Полозова из повести Тургенева «Вешние воды», Катерина из повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» с ее преступной любовью, толстовская Элен Курагина с демонической красотой и не менее демоническим поведением. Но в целом русская литературная традиция, прежде всего мужская, создала в XIX веке образ женщины безупречной и совершенной.

XX век разрушает канон идеализации женщин, происходит переосмысление мифа о женщине как образце достоинства и чести, изменяются стереотипные представления о женственности, происходит глубинная трансформация женского образа от чеховской Попрыгуньи, горьковской Вассы Железновой до героинь Л.Петрушевской, Т.Толстой, Л. Улицкой.

Не только проблемы, противоречия, названные сейчас гендерными, но и сама типология характеров мужчин и женщин, созданная русской классической литературой и изученная литературоведами, привлекает современных гендерологов. Они рассматривают художественный текст скорее как отражение в тексте уже сформированных в социальной жизни норм, чем как факт того, что культура насаждает такие нормы. «Однако распространение, социальное освоение этих норм, ценностей и идей, которые могут изначально принадлежать очень узким группам людей, несомненно, происходит в том числе и с помощью художественной культуры», - говорит И.Тартаковская. При этом она особенно выделяет литературу, потому что она очень долго играла особую роль в российской идеологической практике [Тартаковская, 1997].

В художественной литературе, в том числе и в классике, гендерологи начинают искать проявление именно гендера, т.е. не биологического, а социокультурного пола. Так, М.В. Рабжаева ссылается не только на образ Кукшиной в романе Тургенева «Отцы и дети», но и на статью Е. Таратута «Ирония и скепсис в изображении женщин-emancipe: на примере сочинений И.С.Тургенева» (1998) и, вернувшись к Кукшиной, замечает: «Это героиня демонстрировала принципиально новый тип поведения в обществе, который прочитывался как неженский» [Рабжаева, 2001, с. 25]. Изменения в гендерном конструировании брачно-семейных отношений заставляет того же автора обращаться и к роману Н.Г.Чернышевского «Что делать?», и к книге И. Паперно «Семиотика поведения. Чернышевский – человек эпохи реализма». Такой интерес к наследию указанных писателей (проявляющийся пусть в иллюстративной форме) понятен.

Сошлемся на статью И.Савкиной «До и после бала: история молодой девушки в «мужской литературе» 30-40-х XIX века» в специализированном издании «Женщина. Гендер. Культура» (М., 1999), где показаны два основных события, создающие линии женской жизни - замужество и любовь (адюльтер, соблазнение). В упомянутом «гендерном» выпуске журнала «Филологические науки» опубликована статья Е.Трофимовой "Еще раз о "Гадюке" Алексея Толстого (попытка гендерного анализа)". Т.Мелешко интересуют гендерные аспекты анализа творчества современного драматурга Е.Гришковца [Мелешко, 2002] и т.д. Как справедливо заметила А.Большакова, установка феминистской критики на переосмысление художественного и литературно-критического опыта авторов-мужчин приводит к пересмотру традиционных концепций в литературе и культуре нашего времени. Из других публикаций отметим статью Е.Строгановой «Категория «гендер» в изучении истории русской литературы» (Строганова, 2000, с. 32-37). Ряд исследований, печатающихся в сборниках гендерологов, порой практически не отличаются от предшествующих литературоведческих работ. Например, А.А. Митрофанова, говоря о теме пола в философской и общественной мысли России, дает интерпретацию стихотворения В. Соловьева «Вечная женственность» и его авторской позиции в духе традиционного литературоведческого контекста [Введение в гендерные исследования, 2005, с. 62- 63].

Женские образы, создаваемые мужской литературой оказали влияние на первых представительниц женской прозы, которая в России имеет богатую историческую традицию. На историческом отрезке XVIII – середина XIX в.в. она была связанна с именами Екатерины II, А. Панаевой, Е. Ган, Н. Дуровой, М. Жуковой, А. Буниной, Е. Растопчиной и др. Женская проза второй половины XIX в. представлена именами В. Фигнер, А. Мирэ, М. Маркович, М. Лохвицкой и др.

Но, хотя женщины занимались литературой давно (применительно к мировой культуре вспомним имя Сапфо), до второй половины XIX века лишь некоторые из женщин-писательниц играли в словесности сколько-нибудь заметную роль. Россия не была исключением: существовавшая с восемнадцатого века женская литература была преимущественно салонной, ее никто не рассматривал всерьез, а «лишь как изящное занятие для образованных женщин, наряду с музицированием и вышиванием» (Тартаковская, 1997). Некая культурологическая и психологическая инерция всегда вытесняла специфически женское за пределы эстетических интересов общества. Кроме того, женский опыт попадал в литературу через сюжеты, нередко взятые из “вторых” рук (т.е. из произведений мужчин писателей). Женская специфика скрывалась порой под мужскими псевдонимами: (Жорж Санд (Аврора Дюпон), Вовчок Марко (Мария Маркович), В. Крестовский (Надежда Хвощинская), В. Микулич (Лидия Веселитская). Тем самым утверждалась мысль, что художественное творчество - дело не женское и успех возможен лишь на путях присвоения мужской идентичности. Сами писательницы не стремились к каким-либо формам творческих объединений и формированию восприятия женской литературы как явления эстетически целостного. Мысль о том, что именно женский опыт способен сделать литературу, вышедшую из-под женских пальцев, подлинно самобытным явлением, едва ли не поворотным для эстетики, очевидно на первых порах не приходила в голову ни писательницам, ни их читателям.

В начале XX века значительно расширились возможности участия женщины в общественной жизни, с одной стороны, и обретения статуса хозяйки своей индивидуальной судьбы с другой. Это воплощено в творчестве М.Горького, создавшего не только хрестоматийный образ Пелагеи Власовой в традициях первохристианства, но образ женщины ницшеанского типа – Мальвы. Массовый приход женщин в литературу, искусство запечатлен в книге Е. Колтоновской «Женские силуэты» (1912), в работах З.Венгеровой. Это позволило выразить «некие новые принципы при анализе произведений писательниц» [Михайлова, 2001, с.35]. Последние вызывают интерес у современных литературоведов как традиционного плана, (М.Михайлова, Е.Тарланов и др.), так и работающих в парадигме гендерологии. Действительно, рубеж XIX-XX веков характеризуется появлением плеяды знаковых имен в литературе - З. Гиппиус, Л. Зиновьева-Анибал, Л. Чарская, М. Лохвицкая, Н. Тэффи и других. Рубеж XIX-XX веков, особенно начало нового столетия, в развитии женского творчества занял особое место. Как справедливо писала М.В.Михайлова, «это не значит, что русская литература XIX века не знала женских имен, но они в большей степени (курсив мой – Г.П.) были зависимы от сложившихся стереотипов общественного мышления, в частности «мужских ожиданий»(…) Но литературный процесс Серебряного века представляет собой уже совершенно иную картину» [Михайлова, 2001, с. 35].

Серебряный век русской литературы выдвинул значительное количество женщин-стихотворцев, которые смело и ярко воссоздают события и ситуации женской жизни, женскую сексуальность, собственную телесность. Эта "женскость", по словам Е. Трофимовой, была замечена мужчинами - собратьями по перу и критиками, и довольно быстро обращена против женщин». Если в 1909 году И.Ф. Анненский приветствовал приход женщин в русскую поэзию как одно из достижений модернизма, то всего лишь через семь лет в 1916 г. Вл.Ходасевич о первой книге стихов С.Парнок скажет, что её мужественный голос весьма далёк от истерических излияний дамских поэтов (см.: Бургин 1999, с.13). Культура Серебряного века поощряла женский приход в поэзию в том виде, как его понимали мужчины, а последние почти всегда скептически, с насмешкой относились к большинству поэтесс. З.Н.Гиппиус в статье "Зверебог" (1908 год) писала, что нередко высказывается "абсолютное неверие в женщину творческую, мыслящую. ... "Женское творчество" даже никто не судит. Судят женщину, а не её произведения. Если хвалят, - то именно женщину: ведь вот, баба, а всё-таки умеет кое-как" [цит.по: Паолини 2002, с. 277]. «Неудивительно, что талантливые русские женщины-поэтессы вообще отказывались думать и говорить о себе как о поэтессах и хотели, чтобы их воспринимали как поэтов» [Трофимова, 2003].

Обратимся к наблюдениям И. Тартаковской: «профессиональные литераторы-женщины появились на рубеже веков, причем сразу и в масскультурном и элитарном слоях культуры. Появление женщин в “настоящей литературе” России связано с именами Марины Цветаевой и Анны Ахматовой; вспомним строки последней «Я научила женщин говорить, Но, Боже, как их замолчать заставить!» (Тартаковская, 1997).

Не будем подробно повторять сказанное М.В.Михайловой о доступности для женщин начала XX века среднего и высшего образования, о возможности независимого экономического положения, что сказалось как на актуализации, говоря современным языком, гендерных проблем, показанных через восприятие женщин в художественном творчестве, так и о значительном (его сравнивают со взрывом) увеличением числа женщин писательниц. «В женщинах к тому времени накопилась такая огромная энергия творческого порыва, требующего выхода, что их уже ничто не могло остановить» [Михайлова, 2001, с. 43]. Характерно название одной из антологий: «Сто одна поэтесса Серебряного века» (СПб, 2000). Важно и то, что авторы-женщины нашли, наконец, широкую читательскую аудиторию, пополняемую теми же женщинами. Подчеркнем, что вывод исследователя, обратившегося к литературе начала прошлого столетия, дан в контексте гендерологии: «Женская литература Серебряного века отвечала на новые запросы времени и, можно сказать, бросала вызов патриархальной культуре, обрекающей женщин на творческое безмолвие» [Михайлова, 2001, с. 43].