73161 (Искусство Набокова - "за" и "против")

Содержание

Введение 2

1. Жизнь и творчество в.в. набокова 4

2. Искусство В.В. Набокова: за и против 8

2.1 Роман "Машенька" 8

2.2 Роман "Король, дама, валет" 9

2.3 Тема русской эмиграции в творчестве Набокова 10

2.4 Роман "Лолита" 14

Заключение 16

Список литературы 21

Введение

Общеизвестно, насколько уникален случай Набокова. Писатель не просто активно работал на двух языках - английском и русском, - но сумел создать на каждом из них удивительные тексты, демонстрирующие предельную виртуозность владения словом, стал классиком русской и американской литератур. Романист, новеллист, поэт, он не ограничивался чисто литературными занятиями, был признанным асом энтомологии, обожал бабочек, за которыми охотился со страстью и азартом везде, куда его заносила судьба: в средней России, в Крыму, в странах Западной Европы и в Соединенных Штатах, собрал две представительные коллекции чешуекрылых, одна из которых хранится в Гарварде, а другая в Лозанне. Кроме того, он был знатоком шахмат и профессиональным составителем шахматных композиций. Среди его поздних книг мы обнаруживаем весьма необычный томик "Стихи и задачи" (Poems and Problems, 1971), включающий не только стихотворения на русском и английском языках, но и 18 шахматных задач.

В 1920-1930-е гг. Набоков, публиковавшийся под псевдонимом В. Сирин, был заметной фигурой русской литературной эмиграции. Он активно сотрудничал в русскоязычных газетах и журналах, был, в частности, постоянным автором "Современных записок". Персонажами основных его произведений также являлись, как правило, люди, причастные к эмигрантской среде. Правда, в отличие от подавляющего большинства литераторов русской эмиграции, Набоков относительно мало интересовался идеями, но тяготел к разработке изощренной литературной техники. На это его свойство обратил внимание в интересной и ныне уже хрестоматийной статье В. Ходасевич, который сравнивал Набокова-Сирина с фокусником, а главными действующими лицами его книг считал выставленные напоказ литературные приемы, снующие, подобно эльфам или гномам, между персонажами. Эта концентрация на форме провоцировала определенное неприятие Сирина собратьями по перу, которые, в традициях русской классики XIX века, концентрировали свое внимание, прежде всего, на человеке. Набоков-Сирин, балансировавший на стыке между традицией и художественным экспериментаторством, испытывал от этого, по-видимому, известные неудобства. Сиринская маска становилась для него тесноватой. Впрочем, о раннем творчестве Набокова уже довольно много написано, и читатель имеет о нем определенное представление.

Чтение набоковского текста - это исследование и гурманское смакование, а в идеале - даже сотворчество. Соприкасаясь с ним, нам, вероятно, стоит держать в уме совет, данный Набоковым "хорошим читателям":

1. Жизнь и творчество в.в. набокова

Набоков родился 10 (22) апреля 1899 в Санкт-Петербурге в старинной и богатой дворянской семье. Дед, Дмитрий Николаевич, был министром юстиции в правительствах Александра II и Александра III и отличался твердой приверженностью закону и праву. Отец, Владимир Дмитриевич – один из ведущих политиков партии кадетов, после Февральской революции занимал пост министра юстиции во Временном правительстве. От отца Набоков унаследовал либеральные взгляды, ненависть к деспотизму в любых его проявлениях, развитое чувство собственного достоинства, решительный характер и приверженность западным культурным ценностям. Однако политика, в отличие от отца, всегда оставляла сына равнодушным. Мать, Елена Ивановна (урожденная Рукавишникова), происходила из мелкопоместного дворянского рода.

В отроческие годы Набоков заинтересовался коллекционированием и изучением бабочек, что позднее отразилось в его творчестве. В 1911–1916 учился в Тенешевском училище. Литературным дебютом в печати стал сборник Стихи (1916). После Октябрьской революции Набоковы перебрались в Крым, где отец занял пост министра юстиции в правительстве Крымской республики. После падения Крымского правительства и вторжения Красной Армии на полуостров семья навсегда покинул Россию 2 (15) апреля 1919.

В 1919–1922 Набоков изучал русскую и французскую литературу в Кембриджском университете в Великобритании. По окончании университета перебрался к семье отца в Германию, в Берлин. Там прожил до 1937, когда переехал вместе с женой и маленьким сыном Дмитрием в Париж. В Берлине 28 марта 1922 был убит его отец, защищавший лидера кадетской партии П.Н. Милюкова от покушавшихся на него монархистов. Смерть отца явно и прикровенно отражена в нескольких произведениях Набокова.

Искусство Набокова - это искусство во многом пародийное, что в ряде случаев откровенно декларируется писателем. Так, он вводит в структуру "Подлинной жизни Себастьяна Найта" развернутые анализы фабулы и композиции произведений своего героя-писателя, становящиеся, по существу, способом иронического автокомментария. При этом раскрывается, каким образом пародия, понимаемая как творческая перекомпоновка и аранжировка чужого текста, занимает ключевое место в прозе как Найта, так и самого Набокова. Набоков всегда подчеркивает искусственную природу своих текстов. Во всех них присутствуют какие-либо повторяющиеся формальные элементы, которые косвенным образом показывают читателю, до какой предельной степени автор контролирует свое творение и рассчитывает на определенный эстетический эффект от взаимодействия между, казалось бы, незначительными маркирующими его присутствие деталями. Набоков не уставал повторять, что считает себя противником аллегорий и стремится создавать нечто вроде узора.

Себя Набоков всегда стремился представить писателем, ни в коей мере не заинтересованным ни в познании мира, ни тем более в так называемых "социальных проблемах", несовместимых, по его убеждению, с подлинным искусством. Известны его многочисленные резко отрицательные высказывания о тех художниках слова, которые отдавали дань злободневной политической тематике и использовали литературу как инструмент в "борьбе идей". Согласно Набокову, вообще бессмысленно дискутировать, принадлежит ли данное произведение к "серьезной литературе", так как само это клише "является эвфемизмом для обозначения пустой глубины и всем любезной банальности". Он добавляет: "Я никогда не испытывал интереса к так называемой литературе социального звучания... Я не дидактик и не аллегорист. Политика и экономика... и так далее оставляют меня в высшей степени безразличным".

Подобных высказываний у Набокова можно найти великое множество, и сам он дает понять, что применительно к его позиции это своего рода "общее место". Скажем, в предисловии к английской версии "Отчаяния" он пишет: "Отчаяние" роднит с остальными моими книгами то, что оно не только не содержит социальных комментариев, но и не навязывает мораль. Оно также не возвышает душу и не предлагает человечеству достойный его выход из тупика. Оно содержит меньше "идей", чем те роскошные пошлые романы, которые встречают истерическим восторгом... " Одним словом, писателю хотелось бы, чтобы окружающие воспринимали его примерно таким, каким он сам изобразил писателя Фердинанда в новелле "Весна в Фиальте": "Насмешливый, высокомерный, всегда с цианистым каламбуром наготове, со странным выжидательным выражением египетских глаз, этот мнимый весельчак действовал неотразимо на мелких млекопитающих". Не будем обманываться слегка кокетливым самопринижением творца: на "крупных млекопитающих", то есть на нас с вами, "цианистые каламбуры" Набокова должны, вероятно, действовать так же.

Набоков никогда не одобрял морализаторства, и именно в этом, возможно, причина его весьма неприязненного отношения к Достоевскому. "Достоевский, - пишет он, - как известно, великий правдоискатель, гениальный исследователь больной человеческой души, но при этом не великий художник", причем "не потому, что мир, им созданный, нереален, мир всякого художника нереален, но потому, что он создан слишком поспешно, без всякого чувства меры и гармонии, которым должен подчиняться даже самый иррациональный шедевр... " В своих художественных текстах Набоков избегает формулировать творческое кредо, но он восполняет это сознательное умолчание в статьях, эссе, лекциях, интервью, хотя многие его утверждения не стоит воспринимать буквально. Весьма существенно в данном отношении эссе "Хорошие читатели и хорошие писатели", вошедшее в том "Лекции по литературе", где Набоков, в частности, рассуждает о том, что писатель может быть рассмотрен с трех точек зрения: как рассказчик, как учитель и как чародеи: "Большой писатель - комбинация этих трех - рассказчика, учителя и чародея, - но чародей в нем преобладает и делает его большим писателем... Волшебство, рассказ, урок - склонны смешиваться в самых костях рассказа, в самом костном мозге мысли". А в статье "О книге, озаглавленной "Лолита" Набоков фактически называет три элемента, которые, по его мнению, являются единственно значимыми для художественного текста, то есть три грани "волшебства": слог, структура и образность. Мы должны учитывать, что все они для писателя взаимосвязаны, и практически невозможно рассуждать об одном, игнорируя два других.

Набоков максимально затруднил жизнь своим последующим биографам и исследователям не только потому, что в его текстах содержатся с трудом разгадываемые тайны, но и потому, что он неоднократно ставил под сомнение чью-либо способность постигать тайны гения. В своем эссе "Пушкин или Правда и правдоподобие", написанном по-французски в связи с пушкинским юбилеем 1937г., он высказывается на эту тему наиболее недвусмысленно: "... по-моему, то, что делают с гением в поисках человеческого элемента, похоже на ощупывание и рассматривание погребальной куклы, похожей на розовые трупы покойных царей, уже загримированных для похоронной церемонии. Разве можно совершенно реально представить себе жизнь другого, воскресить ее в своем воображении в неприкосновенном виде, безупречно отразить на бумаге? Сомневаюсь в этом; думается, уже сама мысль, направляя свой луч на историю жизни человека, неизбежно ее искажает. Все это будет лишь правдоподобие, а не правда, которую мы чувствуем".

Чтение набоковского текста - это исследование и гурманское смакование, а в идеале - даже сотворчество. Соприкасаясь с ним, нам, вероятно, стоит держать в уме совет, данный Набоковым "хорошим читателям":

2. Искусство В.В. Набокова: за и против

2.1 Роман "Машенька"

В 1926 издано первое большое прозаическое произведение Набокова – роман Машенька. Машенька построена как воспоминание русского эмигранта Ганина о прежней жизни в России, оборванной революцией и Гражданской войной; повествование ведется от третьего лица. Главное событие русской жизни Ганина – любовь к Машеньке, оставшейся на родине. Ганин узнает, что Машенька стала женой Алферова, его соседа по берлинскому пансиону и что она должна приехать в Берлин. Герой повести ожидает встречи с ней, как чуда, как возвращения в казалось бы навсегда утраченное прошлое. Он едет на вокзал, чтобы встретить Машеньку, но когда поезд подходит, внезапно едет на другой вокзал, чтобы покинуть город.

В Машеньке Набоков обрел дорогие и притягательные темы, присутствующие или доминирующие в большинстве романов, созданных им позднее. Это тема безвозвратно потерянной России как подобия утраченного рая и как воплощения счастья молодости; тема воспоминания, одновременно противостоящего все уничтожающему времени и терпящего неудачу в этой тщетной борьбе.

В повести, как и в нескольких более поздних прозаических произведениях писателя, преломились события отрочества и юности автора: дачное место Воскресенск напоминает Батово, Выру и Рождествено, в которых прошли детство, отрочество и юность Набокова; история Ганина и Машеньки отдаленно наводит на мысль о юношеской любви Владимира Набокова и Люси Шульгиной, с которой будущий писатель познакомился в имении своего дяди Рождествене под Петербургом летом 1915. Однако, сохраняя автобиографический "след" в сюжете повести, автор осознанно избегает прямого сходства.

Несмотря на внешнюю (в сравнении с позднейшими произведениями писателя) традиционность, Машенька – вовсе не классическая повесть о любви. Набоков отбрасывает шаблонный и предлагаемый самой расстановкой персонажей ход – "любовный треугольник"; отказ Ганина от встречи с Машенькой имеет не традиционную психологическую, а глубинную философскую мотивировку: набоковский персонаж осознает ненужность встречи, ибо невозможно обращение времени вспять, и подобная попытка могла бы оказаться подчинением прошлому и отказом от себя самого. Героиня, чье имя составляет заглавие произведения, ни разу не появляется въяве на его страницах, и само ее существование кажется полуреальным, полуэфемерным.

В Машеньке предварены черты, развившиеся в позднейшей поэтике Набокова: игра литературными цитатами и аллюзиями и построение текста как вариации то ускользающих, то проявляющихся лейтмотивов и образов. Таковы разнообразные звуки (от соловьиного пения, означающего природное начало и прошлое, до шума поезда и трамвая, олицетворяющих мир техники и настоящее), запахи, повторяющиеся образы – поезда, трамваи, свет, тени, сравнения героев с птицами. Литературные подтексты повести – Евгений Онегин А.С. Пушкина, на сюжет которого проецируются встречи расставания героев повести, лирика А.А. Фета (образы соловья и розы), А.С. Пушкина и А.А. Блока (героиня под снегом и среди снегов, свидания в метель).

Машенька принесла автору успех; критика признала в Набокове одного из талантливых писателей молодого поколения.

2.2 Роман "Король, дама, валет"

Второе значительное произведение Набокова, роман Король, дама, валет (1928). Роман построен на образах, связанных с карточной игрой, с вальсом и с манекенами, символизирующими механический, бездушный мир. В финале романа в роли фоновых персонажей появляются сам автор и его жена (к этому приему Набоков впоследствии прибегал неоднократно). Фабула романа – история связи жены торговца, Марии Драйер, с Францем, племянником мужа; любовники задумывают самоубийство, но оно из-за внезапно открывшихся новых обстоятельств не совершается, а Мария Драйер, заболев, умирает. Главный смысл, тема романа – прихотливость и непредсказуемость судьбы, спутывающей игрокам все карты. К этой же теме Набоков обратился в романе Отчаяние (полн. изд. – 1934), герой которого, Герман, имитирует собственную смерть, убивая внешне похожего человека, но оказывается изобличен из-за одной не учтенной детали… Отчаяние – художественное исследование своеобразной "поэтики" убийства: Герман замышляет убийство, словно пишет детективный роман. Изображение преступной игры, "эстетики" циничного обмана – тема романа Камера обскура (в первом издании Camera оbscura, 1932–1933), повествующего о слепце Кречмаре, которого обманывает Магда, изменяя ему в его присутствии с любовником. Композиционно роман ориентирован на бульварную беллетристику и кинематограф того времени: доминирует сюжет, а не описательность, текст разделен на короткие главки, действие в которых обрывается в самом напряженном моменте.

2.3 Тема русской эмиграции в творчестве Набокова

К русской теме, к жизни русской эмиграции Набоков обратился в романах Защита Лужина (1929–1930), Подвиг (1931–1932) и в повести Соглядатай (1930).

Подвиг посвящен неизменно волновавшей Набокова теме возвращения на родину, отразившейся также в его поэзии и в рассказах. Главный герой, Мартын Эдельвейс, тайно возвращается в советскую Россию и исчезает.

В Защите Лужина речь идет о гениальном шахматисте Лужине, в болезненном сознании которого мир предстает подобием шахматной доски, на которой против него ведется опасная игра. За жизнь и сознание Лужина словно борются между собой его жена и соперник, гроссмейстер с "шахматной" фамилией Турати ("тура" – ладья). Лужин стремится убежать от жизни, от шахмат в утраченный рай детства, но шахматы или само время мстят ему за это, заставляя в состоянии, которое с обыденной точки зрения выглядит безумием, совершить самоубийство. Защита Лужина явилась замечательным примером изображения внутреннего мира героя, прощающегося с детством. Классичность психологизма и деталей быта сочетается в романе с модернистской игрой между явью и болезненными фантазиями героя.

В Соглядатае Набоков разрабатывает характерный для модернистской поэтики прием немотивированной смены повествовательной точки зрения. В начале герой рассказывает о совершенной им попытке самоубийства, а затем сам оказывается объектом внимания других и предметом авторского рассказа; тождество "я" и персонажа по имени Смуров выясняется только по ходу повести. За этим приемом скрывается глубокий философский смысл: неравенство человека самому себе.

В 1933 к власти в Германии пришли нацисты. Эхом нового порядка вещей, установившегося не только в России, но и в части Европы, стал роман Приглашение на казнь (1935–1936). Приглашение на казнь – роман-антиутопия о выморочном и обманчивом мире тоталитарного государства. Главный герой, Цинциннат Ц., осужден на казнь без всякой вины; его знакомят с палачом мсье Пьером, который выдает себя за такого же узника. Приговор объявляется шепотом, палач развлекает Цинцинната фокусами, его неверная жена Марфинька готова поселиться в камере мужа до его казни. Явь тоталитарного государства предстает торжеством обмана и пошлости, казнь изображается как освобождение – пробуждение героя от обморочного "сна".

В 1937, после потери женой работы в нацистской Германии (Вера Набокова была еврейкой), Набоковы перебираются во Францию.