Еще на заре становления цифровой антропологии как самостоятельной области исследований Артуро Эскобар полагал, что она должна заняться изучением: 1) новых цифровых технологий; 2) виртуальных сообществ, создаваемых при посредстве таких технологий; 3) влияния этих технологий на культуру повседневности; 4) их влияния на язык, коммуникацию, социальные структуры и культурную идентичность; 5) политэкономии киберкультуры (Escobar 1994: 217–220). Очевидно, что направления 2—4 беспроблемно вписываются в традиционную исследовательскую повестку российских антропологов, поскольку не требуют существенного обновления концептуального инструментария, в то время как направления 1 и 5 — первое по причине не вполне преодоленного в российском случае исключения современных технологий из предмета дисциплины, а последнее из-за слабости развития экономической антропологии в стране – требуют существенных усилий и знакомства с новыми для нас методами и подходами.

Методология и методы

Сколь бы ни была важна тематика исследований, не менее существенным остается вопрос о том, как изучать виртуальные объекты. Полезными в этом отношении оказываются недавно изданное руководство “Этнография интернета”, систематически рассматривающее проблемы, с которыми сталкивается этнограф, и излагающее способы их решения (Hine 2015), собрание бесед о методологии изучения гиперреальности с ведущими учеными (Markham, Baym 2009) и анализ особенностей цифровых полевых дневников (Sanjek, Tratner 2009).

Антропологи, приступающие к исследованиям в киберпространстве, располагают сегодня справочниками (Fuller 2008; Price et al. 2013; Hjorth et al. 2016), руководствами (Hine 2000, 2005; Daniel 2008; Boellstorff et al. 2012; Horst, Miller 2012) и учебниками (Dicks et al. 2005; Markham, Baym 2009; Kozinets 2015b; Pink et al. 2016), знакомящими их с адаптированными к онлайн или специально разработанными новыми методами и подходами. Особенности виртуальной среды, превращающие ее исследование в нетнографию (Kozinets 2010, 2015a, 2015b [2010]), заставили переосмыслить понятия этнографического поля и самой этнографии как иммерсивного метода (ср: Hine 2015: 56; Bluteau 2019). В методологии цифровой антропологии продолжается дискуссия между сторонниками “чистой цифры”, т.е. исследованием без обращения к офлайн-реалиям, и приверженцами комбинированных методов, где сами устройства и их пользователи оказываются в фокусе внимания вместе с феноменами киберпространства. Некоторые используемые в этнографических исследованиях методы, например относящиеся к цифровым геолокационным технологиям, ориентированы почти исключительно на офлайн (ср.: Matthews et al. 2005; DeNicola 2006).

Первые антропологические исследования киберпространства и связанных с ним технологий были приложением сложившихся в дисциплине концепций и методов к новой среде, своеобразной проекцией традиционной тематики и методологии на новую территорию, характеристики которой еще надлежало понять. Очень скоро этот традиционный подход был дополнен методами исследований науки и технологий (STS) и исследований медиа. Эти три области знаний сохраняют свое влияние в методологии новой дисциплины, но, как и всякая редукция нового к уже известному и использование прежних методов для изучения новых объектов, могут препятствовать выявлению особенностей этой среды sui generis. Выбор методов, однако, во многом зависит от природы изучаемых объектов, в силу чего конкретные исследования цифровых устройств и феноменов также должны рассматриваться как источник методологических решений для изучения киберпространства и его обитателей.

Цифровые устройства и технологии в повседневных практиках

Антропологические исследования цифровых технологий, затрагивающих повседневность масс людей, стартовали практически одновременно с появлением этих технологий. Одной из первых работ, анализирующих этикет разговоров по мобильным телефонам и манеру обращения с этими устройствами, стал исследовательский проект английского антрополога Кейт Фокс по заказу British Telecom (Fox 2001, 2004). В ходе него выяснилось, что мобильные устройства позволяют восстановить утраченную непосредственность общения, характерную для доиндустриальных обществ, снять отчужденность и стресс и улучшить психологическое состояние (Fox 2001: 1—2). Кроме того, было установлено, что женщины используют телефон в качестве своеобразного телохранителя: наличие его на столике кафе выполняет роль барьера, которую прежде играли журнал или газета. Исследовалась также вариативность правил обращения с мобильными телефонами в зависимости от социального положения и возраста обладателя (демонстративное пользование или отключение телефона в разных ситуациях, модель устройства как знак статуса владельца и т.п.; Fox 2004: 84—87). Исследователи также обратили внимание на социальные и культурные трансформации, вызываемые распространением мобильных устройств (Ito et al. 2005; Ferraris 2012; Doron, Jeffrey 2013; Schiffauer 2013), вебкамер (Miller, Sinanan 2014), интернета вещей (Soro et al. 2019) и цифровых технологий (Turkle 2008), их влияние на человеческие психику и мозг (Turkle 1984, Montag 2018), на манеру и стиль общения (Ling 2004; Horst, Miller 2006).

Субкультуры, сообщества, идентичности

Формирование виртуальных сообществ стало одним из ярких явлений, обусловленных распространением новых технологий, и привлекло внимание исследователей и крупных телекоммуникационных компаний. Например, британская компания Talk Talk пригласила ученых из университета Кента для исследования интернетпользователей по всей стране и известного специалиста по цифровой антропологии Дэвида Цейтлина для анализа собранных данных и подготовки отчета. Ими были описаны “шесть племен Homo digitalis”. Наиболее многочисленной была группа пассивных потребителей (29 % взрослого населения Соединенного Королевства) — людей, не ведущих блогов или собственных страниц в соцсетях, но регулярно обращающихся к интернету. За ней шли “застенчивые технофобы” (23 %), предпочитающие обычную почту и редко прибегающие к услугам интернета. Их противоположностью стали постоянно находящиеся на связи “цифровые экстраверты” (9 %) — активные пользователи твиттера и flicr’a, обновляющие профиль в соцсетях с регулярностью приема пищи. Согласно выводам этого исследования, готовность включить новые технологии в свою повседневность влияет на карьеру столь же значительно как, например, образование или социальная принадлежность (DAR 2009).

Уже в исследованиях 1990-х годов были поставлены вопросы о природе социального действия в онлайн-сообществах, их влиянии на идентичность членов таких сообществ, о социальном контроле, иерархии и порядке в этих группах и о связях виртуальных групп с реальными (ср.: Turkle 1995; Negroponte 1996; Smith, Kollock 1999; Baym 1999; O’Neil 2009). Помимо общих проблем исследования персональных онлайн-идентичностей (Hine 2000: 118—146; Karaganis 2008; Baym 2010; Cover 2015), рассматривались многие их коллективные аспекты: расовые (Daniels 2009; Jakubowicz et al. 2017), этнические, включая аборигенные (Forte 2003; Landzelius 2006; Srinivasan 2006) и диаспоральные или мигрантские (Bernal 2005; Costanza-Chock 2008; Panagakos, Horst 2006; Madianou, Miller 2012; Mckay 2016), гендерные (Kendall 2002) и возрастные или поколенческие (Palfrey, Gasser 2008), а также фейковые и игровые (Ito 2009; Kendall 2002; Nardi 2010; Snodgrass 2016; Taylor 2006).

Необходимость обслуживания цифровой аппаратуры и создаваемые цифровой средой новые возможности привели к образованию новых профессий. Появились веб-дизайнеры, хакеры и спамеры, блогеры и копирайтеры, администраторы сайтов и сисадмины, webcam-girls и т.д., что не могло не расширить предметные области антропологии профессий и обратить внимание антропологов на формирующиеся профессиональные сообщества и идентичности и связанные с ними практики (ср.: Reed 2005, 2008; Kelty 2008; Lovink 2008; Coleman, Golub 2008; Senft 2008; Coleman 2012; Miller, Sinanan 2014).

Интернет и цифровые технологии дали рождение новым формам искусства и спорта, новым занятиям и увлечениям, породили множество языков, письменных и устных жанров. Благодаря им изменились и многие “офлайновые” профессии, например биологи и астрономы стали значительно больше времени проводить перед экранами компьютеров, нежели перед телескопами и микроскопами. Изменилась и профессия журналиста: поиск новостей все реже осуществляется офлайн; детали черпаются с экранов множества устройств — мобильных и стационарных (Boyer 2013; Paterson, Domingo 2008; Hui Ching Chua 2019). Посредничество клавиатур и интерфейсов меняет суть писательства и поэтического творчества, человеческой коммуникации в целом. Помимо того, что были созданы многочисленные языки программирования, оказавшие мощное влияние на “естественные” языки (ср.: Danet, Herring 2007; Трофимова 2011), сформировались так наз. странные алгоритмические языки и новые письменные традиции. В блогосфере Рунета возникли сообщества любителей новых жанров киберпоэзии.

Цифровые технологии проникли во все сферы человеческой деятельности, став основой нового этапа в развитии человечества — информационного, или постиндустриального, общества (Bell 1976). В международном праве утверждается взгляд на доступ к интернету как на неотъемлемое право человека: в мае 2011 г. Специальный докладчик ООН по вопросу о праве на свободу убеждений и их свободное выражение Фрэнк Ларю предоставил в Совет ООН по правам человека результаты своего исследования тенденций и угроз праву индивидуума на поиск, получение и распространение информации посредством интернета. С февраля 2014 г. в Европарламенте рассматривается петиция о внесении изменений в Договор о Европейском Союзе, где доступ к интернету определяется как неотъемлемое право человека, и, следовательно, обязанность государств-членов его гарантировать. Эти обстоятельства еще раз подчеркивают актуальность исследований взаимовлияний человека и информационных технологий – исследований, в которых цифровая антропология должна занять ключевое место. Например, в Университетском колледже Лондона, одном из ведущих центров обучения и исследований в области цифровой антропологии, этот предмет изучается на всех образовательных уровнях, а лекции читаются по таким темам, как цифровые технологии и тело, сравнительные исследования социальных медиа, виртуальность и материальность, игры, цифровые технологии и политические отношения, оцифровка музейных коллекций, антропологический подход к большим данным и др. (см.: UCL CDA). В колледже работает лаборатория по цифровым методам, сотрудничающая с лабораторией мультимедийной антропологии, в которой аспиранты и профессура разрабатывают инновационные методы антропологических исследований за рамками текстовых репрезентаций (часть из них представлена на сайте этого подразделения; см.: UCL MAL). Аналогичные центры, учебные курсы и исследования есть в Австралии, Германии, Нидерландах, США.

В контексте российской антропологии важнейшим становится вопрос о перспективах ее развития. Анализ отечественных публикаций в области цифровой антропологии свидетельствует о том, что сегодня эта проблематика разрабатывается совместными усилиями социологов, историков, философов, лингвистов, исследователей медиа и техники и антропологов, т.е. развивается как междисциплинарная. Наиболее перспективными точками ее развития являются центры STS и медиаисследований, работающие в Европейском и Томском техническом университетах, и исследовательские группы в Высшей школе экономики и в Сколтехе. Еще одним направлением, давно развиваемым в стране в рамках исследований цифровых технологий, является существующее на кафедре исторической информатики исторического факультета МГУ приложение цифровых методов к проблематике гуманитарных дисциплин, включая этнологию и антропологию. В Институте этнологии и антропологии РАН стартовало новое направление “Визуальная и цифровая антропология в сохранении и презентации историко-культурного наследия”, которое создает институциональные условия для успешного развития цифровых антропологии и гуманитаристики. Сам факт постоянно расширяющегося диапазона видов человеческой деятельности, реализующейся в виртуальных средах и киберпространстве, делает необходимым обращение антропологов к их изучению методами своей дисциплины.

Публикуемые в этом тематическом выпуске статьи представляют разные направления и подходы, объединенные, однако, интересом к новым технологиям и их влиянию на человека, и включают столь разные темы, как влияние цифровых технологий на социальные науки (Л.В. Земнухова), создание новых “пространств знаний” в результате оцифровки музейных коллекций (А.К. Касаткина), нарративный анализ конструирования идентичности в онлайн-играх (А.А. Порецкова, Т.В. Славгородский-Казанец). Выпуск включает также две статьи по киберантропологии: исследование биохакеров и биохакинга в их связи с новыми медицинскими и информационными технологиями (Е.К. Соколова, С.Ю. Шевченко) и анализ этических проблем взаимодействия человека с искусственным интеллектом (М. Кожевникова, С.В. Карпова). Хотя перечисленные материалы нельзя считать репрезентативными в отношении этих новых и быстро развивающихся антропологических субдисциплин, все же складывающееся на их основе представление довольно точно отображает общую тенденцию, а именно преимущественное развитие цифровых подходов в трех областях антропологического знания — медицинской и музейной антропологиях и в антропологии техники.