КонфЭмоции04 (К вопросу о психологии эмоций: Гаты Заратуштры)

К вопросу о психологии эмоций: Гаты Заратуштры

Towards the Psychology of Emotions: The Gāthas by Zarathushtra

Аннотация

На материале авестийских текстов рассматриваются некоторые ключевые номинации типов эмоций. Автор реконструирует их парадигматические и синтагматические связи и указывает на их укорененность в дуалистичной картине мира. Полученные данные могут представлять интерес для исторической лингвистики.

On the material of the Old Avestan texts some major key words nominating emotional types are considered. The author tries to construct their paradigmatic and syntagmatic relations and show that these are based on dualistic worldview. The data received may be of interest for historical linguistics.

Ключевые слова

Психологический аспект; типы эмоций, структура эмоциональных состояний; картина мира

Psychologic aspect, types of emotions, the structure of emotional conditions

В статье представлена попытка анализа структуры эмоциональных состояний в их психологическом аспекте по Гатам — по той части зороастрийской литургии «Ясна», которая приписывается пророку, реформатору, основоположнику новой (древнеиранской) религии Зороастру (из греч.), Заратуштре текстов «Авесты» (Ав. zaraθuštra ― ‘(владеющий) старыми верблюдами’. Подобная традиция использования имен-оберегов издавна сохраняется и сейчас в различных областях исторического Туркестана, ср., напр., тадж.-узбек. имя девочки Тухта, букв. ‘Стой!’, призванной остановить череду гибели младенцев при родах у ее матери). Анализ опирается, как в смысловом, понятийном, так и в терминологическом плане, на работы А. Н. Леонтьева [1971], Кэррола Э. Изарда 1991 г. [Изард 2000] и сборник «Эмоциональная сфера человека в языке и коммуникации: синхрония и диахрония. Материалы международной конференции» [2018].

Невзирая на скепсис самого последнего времени отдельных иранистов, более убедительной представляется позиция, например, Василия Ивановича Абаева и Ивана Михайловича Стеблин-Каменского и ряда других, убежденных не только в историчности самой личности пророка (это уже, кажется, никто не подвергает сомнению), но и в авторской природе Гат — ‘Песнопений’ (др.-иран., др.-инд. gāthā-f., от и.-е. gā- — ‘петь’, ав. gāθā- ), в авторской природе исходно устных, что само собой разумеется, метрически организованных «речений» (так называл их И. М. Стеблин-Каменский) Заратуштры, главным содержанием которых — наряду с творческим интегрированием в свой дискурс индоиранской архаики в виде древней формульной лексики, композиционных структур, стилистических приемов, а также прямых отсылок к гимнам Индре из Ригведы — является даже не столько стройное изложение кардинально новой картины мира, сколько проповедь (так называл это В. И. Абаев) нового мироустройства как нового вероучения в эпоху синкретизма. Уже за пределами Гат это вероучение получило название даэна маздайасниш заратуштриш — ‘вера маздаяснийская, заратуштровская’, напр. в тексте У.12, зороастрийском (уже пост-заратуштровском) аналоге символа веры.

Источником языкового материала статьи стали именно Гаты. В Гатах представлено не так уж много лексики, именной или глагольной, именующей какие-либо эмоции (или вызываемые ими чувства). Однако Гаты, можно сказать, завораживают именно своим эмоциональным накалом. «Зашкаливание» эмоций обусловливается, как представляется, тем, что они встроены в сквозное генеральное дихотомическое противопоставление мировоззренчески важнейших понятий, группирующихся по двум противоположным, непримиримым сферам — Добра и Зла. Содержание этих краеугольных понятий — Добро и Зло — при всей их, несомненно, этической направленности, которая составит специфику зороастризма, наряду с его дуализмом, слишком многомерно и не поддается однозначному толкованию. В сущности, оно выявляется опосредованно через многоступенчатую структуру этой дихотомии.

В основании этой дуалистической конструкции нового мироустройства — авестийский Ахура-Мазда (теперь один-единственный Владыка Мудрый, ср. другие древние пантеоны). Это результат переосмысленного Заратуштрой индоиранского противопоставления двух классов богов (многочисленных asura- & daiva-): один из индоиранских асур становится единственным божественным владыкой; он олицетворение Добра, Блага как в макрокосме, так и в микрокосме. Ему сопутствуют названные позднее как Бессмертные Святые, шесть персонифицированных абстракций, формирующих структуру нравственности в понимании Заратуштры. Это Воху-Мана (Благая Мысль), Аша-Вахишта (Лучшая Истина), Спэнта-Армайти (Святое Благочестие), Хшатра-Варья (Власть Избранная), Хаурватат (целостность) и Амэрэтат (Бессмертие). (Здесь и далее по тексту ключевые понятия зороастризма приводятся по большей части в транслитерации и переводе И. М. Стеблин-Каменского). Из них только пара Целостность и Бессмертие напрямую и непосредственно восходят к индоиранским прототипам. Лексемы со значением ‘мысль’ и ‘власть’, наделенные префиксом duš- — ‘дурной’, выступают в качестве конкретных оценочных предикатов, характеризующих «дурную нравственность» субъектов сферы Зла, в их противопоставлении соответствующим характеристикам субъектов сферы Добра (vahu- — ‘добрый, благой’). Его орудием и проводником является Святой Дух, еще одно творческое измышление Заратуштры (в Гатах Ахура-Мазда назван «отцом» Святого Духа). Ему Заратуштра противопоставил Злого Духа. Весь мир распределен между этими двумя сферами (как — здесь нам это не важно). Важно то, что люди, и мужчины и женщины, по своему выбору, выбирают, за кем следовать в своих ‘мыслях-словах-делах’ (хорошо засвидетельствованная еще в древнеиндийском триада), кому внимать: Духу Святому или Духу Злому, что, соответственно, определяет их принадлежность той или иной сфере. Благой сфере, или сфере Истины-Аша: это артовские люди и всё артовское. Или сфере Зла, сфере Лжи-Друдж: это друджевские люди и всё друджевское, сюда относятся все те, кто сделал дурной выбор (duž-varǝna-), чьи мысли-слова-дела были дурными (duž-manah-, duž-vacah-, duš-šyaoθana-). Дихотомия — Истина-Рита и Ложь-Друх — хорошо засвидетельствована еще в Ригведе. Здесь Добро ассоциировано с Истиной, а Зло — с Ложью. Истина, или (ср. р.) ав. aša-, др.-инд. r̥tá- , хорошо известна еще по Ригведе. Однако, как сказано в Поздней Авесте, в гимне, посвященном фраваши, Заратуштра был «первый в материальном мире», кто «восславил Истину-аша и отверг дэвов» (Yt. 13.89).

В завершение этого краткого общего обзора концептуальной структуры основополагающих для нашей темы понятий отметим главное, решающее для данного анализа противопоставление, еще одно нововведение, также принадлежащее, как следует из текстов Гат, самому Заратуштре. Он «ломает» круговорот превращений, обещая для праведных, артовских людей рай (именуя его ‘Дом Истины’, или ‘Дом Ахура-Мазды’, также ‘Дом Пения’), а для неправедных, друджевских людей — ад ( именуя его ‘Домом Лжи’). Это будет им ‘воздаянием’, ‘наградой’, их ‘участью’ за свершенное ими в этой жизни, за их ‘мысли-слова-дела’. С этими прототипическими — в истории человечества — раем и адом в Гатах связаны спасение или наказание-гибель, ожидающие каждого отдельного мужчину или женщину и обусловленные их личным выбором — следованием за Святым духом или за Злым Духом в своих «мыслях-словах-делах» в течение «этой» жизни. Эсхатологические идеи Заратуштры охватывают как микрокосм, так и макрокосм. Здесь предвосхищены все идеи, ставшие хорошо знакомыми из авраамических религий. Помимо уже упомянутого, можно назвать идеи пути, спасителя (зд. три спасителя), конца мира, огненных ордалий, страшного суда, всеобщего воскрешения…

В своей проповеди столь радикально нового мироустройства Заратуштра выступает как прирожденный и глубокий знаток человеческой психологии, ибо он «дергает за все ниточки, нажимает на все необходимые педали»… В этом смысле он, используя всю цепочку так называемых «эмоциональных процессов», или «состояний» (аффект — эмоции — чувства — переживания), — подобно Кэрролу Э. Изарду, главные свои надежды связывает с их мотивирующим, организующим и направляющим аспектом («Эмоция — это нечто, что переживается как чувство (feeling), которое мотивирует, организует и направляет восприятие, мышление и действия» [Изард 2000:27]). Разделив мир надвое, Заратуштра создает далее многоступенчатую дихотомическую систему; на каждой ее ступени человек оказывается перед выбором, движимый парой противоположных эмоций, «негативной» и «позитивной» (с точки зрения стандартной классификации; однако, часто выступающих в паре с точки зрения целеполагания и достигнутых результатов, — так у Заратуштры). Человек оказывается поставленным в «критическую жизненную ситуацию», раздираемый противоположными чувствами — «страхом» и стремлением избежать этого страха, избежать горя и страданий, поджидающих его на «неправедном» пути, — или обрести путь, ведущий к «счастью» и к «радости», к единению с Владыкой Мудрым в его «Доме Пения». Путем Истины у него будут следовать сделавшие правильный выбор артовские, праведные мужчины и женщины, сплоченные объединяющими их чувствами в единую vǝrǝzǝ̄na- — ‘общину’ (имеет терминологическое значение, хорошо известен и в Ригведе; антонима, что естественно, не имеет).

Как же все это выражается у Заратуштры, эксплицитно, имплицитно? Рассмотрим несколько ситуаций, в которых затрагивается эмоциональная сфера и говорится (или не говорится) о тех или иных эмоциональных состояниях. Это, например, печаль, скорбь в негативной ситуации (встреча со Злом). Одна из немногочисленных метафор, встречающихся в Гатах, это ‘Корова’, чья Душа, ‘плачет-жалуется’, дословно gǝrǝždā — ‘стенает’. Этот глагольный предикат рисует нам поведенческую (неконтролируемую) и речевую (контролируемую) ответную реакцию на неприемлемую, невыносимую для нее ситуацию: на ‘ярость-aēš(ǝ)ma и насилие, разбой и сила’ (У. 29.1 и др.). Какова бы ни была расшифровка самой метафоры, она, Корова, репрезентирует благую сферу, а объект ее жалобы — агрессивные действия со стороны внешних сил. В стремлении избежать в дальнейшем повторения данной негативной ситуации Душа Коровы просить Владыку Мудрого «дать путь и пастыря» с помощью «твоего Духа» (У.31.9), а ее саму наделить здравомыслием — ārmaitiš (У. 31.12).

Ярость, или aēš(ǝ)ma-, — таково одно из проявлений Зла в микрокосмосе Гат, конкретное и, как признано многими, исторически обусловленное («изложение основной мирской цели Заратуштры — поощрения мирного скотоводства и осуждения разбоя и угона скота» [Стеблин-Каменский 2009: 44]; подробно см. работы Василия Ивановича Абаева разных лет). Персонификация Ярости происходит, можно сказать, у нас на глазах; из среднеперсидских текстов известен демон-дэв, носящий имя aēšma (это небезызвестный Асмодей [Стеблин-Каменский 2009: 46]). Прямое продолжение лексемы aēš(ǝ)ma- засвидетельствовано в немногих живых языках, прежде всего продолжающих среднеперсидский-пехлеви (перс., тадж., афганск. дари), в парфянском и согдийском, а также в некоторых живых северо-западных иранских языках означает ‘ярость, гнев’ (ср.-перс. xēšm) [ЭСИЯ 1: 127], что подтверждает контекстуальное значение; а родственное слово οί᷉μα в греческом означает ‘стремительность, напор, натиск’ (Покорный в [ЭСИЯ 1:127]), что служит нам указанием на степень накала данного эмоционального состояния, выраженного в Гатах лексемой aēš(ǝ)ma-. Ярость, или сильная степень гнева, — одно из немногих эмоциональных состояний в Гатах, получивших собственную «номинацию». Ярость, проявляясь как ничем не сдерживаемое агрессивное поведение, в Гатах (и в Авесте в целом) носит исключительно деструктивный характер, о чем свидетельствуют другие проявления агрессии из жалобы Души Коровы, из общего ряда однородных членов: ‘насилие, разбой и сила’, которые ее ‘удерживают в плену’. Вполне возможно, что исходное значение авест. aēš(ǝ)ma- было вполне конкретным, как следующие за ней однородные члены или как греч. когнат, называющие конкретные проявления агрессивного, враждебного поведения, и тогда мы имеем семантический сдвиг.

В Гатах достаточно много близких по значению эмоционально окрашенных именных и глагольных лексем, определяющих различные проявления враждебного поведения. Есть и общее наименование для враждебности. Это dvaēšah- — ‘враждебность; тж. обида’ (У.53.9) и соответствующий глагольный предикат, известные также и в древнеиндийском с теми же значениями (др.-инд. dvés̩ah̩), отглагольное имя, рефлексы представлены также в таких мертвых языках, как согдийский (‘вредить; мучить’), хотаносакский (‘ненавидеть’), хорезмийский (‘завидовать; ревновать’); среднеперсидские формы, исходя из фонетики, относят к заимствованиям (из северо-западного «источника», очевидно, из парфянского); в живых иранских языках опять-таки не найдены [ЭСИЯ 2: 492—494]. Значения, в случае с мертвыми языками, при наличии этимологии опираются, в том числе, и на контексты. Это дает нам практически всю линейку оттенков, приводимых Изардом для такого эмоционального состояния, как неприятие-враждебность-ненависть, — кроме отвращения. Неприятие-ненависть-враждебность — обоюдоострое оружие в Гатах. В этом ряду есть daⁱbivatō dvaēšah- — ‘ненависть ненавистников’, которая будет ‘преодолена’ при поддержке призванного на помощь Ахура-Мазды с Истиной и Благой Мыслью (У.28.6). Здесь подразумеваются совершенно конкретные ненавистники и совершенно конкретное зло (так Т. Я. Елизаренкова в таких случаях для др.-инд. использует словосочетание ‘проявления ненависти’), которое они причиняют, но вместе с тем — при таких-то помощниках — фраза (это призыв) приобретает обобщающее значение. Есть и ненависть, исходящая из другого, благого, источника. Это maⁱnyǝ̄uš… dvaēšaŋhā — ‘с ненавистью духа’. Толкования этой строфы (У.44.11) во многом неоднозначны, но нет сомнений, что речь здесь идет о ненависти духа Ахура-Мазды, которая должна быть обращена против врагов Заратуштры, тут все согласны. Для этой статьи особенно интересно то, что авестийский ‘дух’-maⁱnyuš в данном контексте смыкается с древнеиндийским однокоренным manyuš — ‘возбужденный разум; рвение; аффект, ярость’, по Майрхоферу, см. [ЭСИЯ 5: 184]. Т. Я. Елизаренкова для бога Индры использует перевод ‘гнев’: ‘перед твоим гневом’, tava manyava, трепещет сам Тваштар-творец (РВ I 80,14; здесь и далее [Елизаренкова 2017; Rigveda 2017]). В других случаях она использует в качестве эквивалента ‘ярость’: так в гимне Х 152, 03 Индру призывают уничтожить ‘ярость-manyum’ недруга, прогнать подальше смертельное оружие, отвести прочь ‘мысль ненавистника-dvis̩ato mano’ (там же: 05). В последней, 10-й мандале, древнеиндийский Манью-Гнев выступает уже как «обожествляемое абстрактное понятие» [Елизаренкова 1972: 45] (аналогично древнеиранскому Аэшма, см. выше). Таким образом, в авестийском maⁱnyǝ̄uš… dvaēšaŋhā — ‘с ненавистью духа’ можно видеть отзвук той ярости древнеиндийского Индры, с которой он ополчается против врагов.