Merton (Раздаточные материалы), страница 2

В своей работе Хьюджес употребляет понятия "светский" и "священный" в отношении различных типов разделения труда; "священность " касты и сословные привилегии сильно контрастируют с становящейся все более "светской" профессиональной дифференциацией нашего общества^xviii. Однако в нашем рассуждении мы предполагаем , что в определенных профессиях и в определенных типах организаций происходит процесс "освящения" (рассматриваемый как процесс противоположный секуляризации).

Можно сказать, что через процесс формирования эмоциональной зависимости от бюрократических символов и статусов и эмоционального включения в сферы компетенции и авторитета развиваются установки нравственной легитимности, которые воспринимаются как самостоятельные ценности, а не просто технические средства осуществления властных полномочий. Можно заметить тенденцию, когда многие бюрократические нормы, изначально введенные по техническим причинам, становятся жесткими и священными, хотя, как сказал бы Дюркгейм, они являются laique en apparence^xix. Дюркгейм коснулся этого процесса в описании установок и ценностей, которые продолжают существовать при органичной сплоченности высоко дифференцированного общества.

Первичные и вторичные отношения

Другая характерная черта бюрократической структуры - обезличивание отношений - также играет определенную роль в "обучении неспособности" чиновников. Ключевым элементом образа чиновника является обезличенность. Это обстоятельство, а также тенденция к категоризации, которая возникла как следствие доминирующей роли общих абстрактных правил, могут повлечь за собой конфликт в отношениях между чиновниками и обществом, или клиентурой. Поскольку чиновники стремятся минимизировать личностные отношения и прибегают к категоризации, особенности частных случаев часто игнорируются. Но клиент, который, по вполне понятным причинам, уверен в особой важности своей проблемы, обычно возражает против такого классификационного подхода. Стереотипное поведение не приспособлено к уникальности индивидуальных проблем. Обезличенный подход к рассмотрению дел, которые подчас обладают огромной индивидуальной важностью для клиента, ведет к росту "высокомерия" и “надменности” чиновника. Так, на бирже занятости в Гринвиче, безработный пытающийся обеспечить себе страховку возмущался тем, что он называл "обезличенностью, а иногда и настоящей резкостью и даже дерзостью клерков по отношению к нему... Некоторые люди жаловались на высокомерие клерков."^xx

Еще один источник конфликта с обществом возникает из-за самой бюрократической структуры. Чиновник, часто независимо от его должности в бюрократической иерархии, ведет себя как представитель власти и величия всей организации. В своей официальной роли он наделен определенными полномочиями. Это часто приводит к фактическому или даже явно прослеживаемому доминирующему отношению, которое может только увеличиваться из-за несоответствия между его положением в рамках должностной иерархии и его позицией " на публике"^xxi. Протест и обращение за помощью к другим чиновникам со стороны клиента оказываются безрезультатными вследствие принципа esprit de corps, который объединяет чиновников в более или менее сплоченную группу. Данный источник конфликтов может быть минимизирован на частном предприятии, так как клиент может выразить свой протест достаточно эффективно путем обращения в другие организации в рамках системы конкуренции. Но из-за монополистической структуры государственной организации такая альтернатива невозможна. Более того, в этом случае напряженность возрастает из-за несоответствия между идеологией и реальностью: теоретически правительственные служащие призваны быть "слугами народа" а фактически они часто находятся в положении превосходства, и вряд ли можно преодолеть эту напряженность путем обращения в другие службы за необходимой помощью^xxii. Эта напряженность является характерной чертой несоответствия статусов чиновника и клиента; клиент может считать, что у него более высокий социальный статус, чем у чиновника, который в данный момент находится в главенствующем положении^xxiii.

Таким образом, в отношениях между чиновниками и их клиентурой, одним структурным источником конфликта является формализованное обезличенное рассмотрение дел, в то время как клиент ожидает индивидуального и личностного подхода. Конфликт, следовательно, рассматривается как результат неправильных установок и отношений. Конфликт внутри бюрократической структуры возникает, когда личностные отношения заменены обезличенными отношениями структурно обоснованными требованиями. Этот тип конфликта может быть охарактеризован следующим образом.

Бюрократия, как мы видели, организована как вторичная формальная группа. Нормальные реакции, включенные в организованную систему общественных ожиданий, поддерживаются эмоциональными отношениями членов группы. Поскольку группа ориентирована в направлении вторичных норм обезличенности, любое нарушение принципа соответствия этим правилам повлечет за собой антагонизм тех, кто уже идентифицирует себя с легитимностью этих правил. Следовательно, замена личностного подхода на обезличенный в рамках структуры будет встречен с глубоким неодобрением и охарактеризован таким эпитетами как взяточничество, фаворитизм, семейственность, и т.д. Эти эпитеты можно считать без сомнения проявлением ущемления чувств^xxiv. Функция этого автоматического негодования может быть легко обнаружена в условиях требований бюрократической структур.

Бюрократия является вторичной групповой структурой, разработанной, для того чтобы заниматься определенным видом деятельности, которая не может эффективно выполняться на основе первичных групповых критериев^xxv. Следовательно, поведение, которое противоречит этим формализованным нормам, становится объектом эмоционального неодобрения. Это составляет функционально значимую защиту против тенденций, которые подвергают опасности выполнение социально необходимых задач. Конечно же эти реакции – не рациональные убеждения, направленные на четкое выполнение данной функции. Скорее такое негодование, рассмотренное с точки зрения интерпретации ситуации отдельным индивидуумом, является - просто быстрым ответом на "мошенничество" тех, кто нарушает правила игры. Однако, не смотря на этот субъективный круг прав и обязанностей данные реакции обслуживают латентную функцию поддержания существенных структурных элементов бюрократии, путем подтверждения необходимости формализованных, второстепенных отношений, а также способствуют предохранению бюрократической структуры от дезинтеграции, которая должна произойти, если эти элементы вытесняются личностными отношениями. Этот тип конфликта может быть в общем описан, как вторжение первичных групповых отношений, тогда, когда изначально востребованы второстепенные групповые отношения, так же, как конфликт бюрократ-клиент часто происходит от взаимодействия в безличных условиях, тогда как индивидуально востребованным является личностный разбор дела^xxvi.

Задачи для исследования

Тенденция к усилению бюрократизации в западном обществе, которая уже давно была предсказана Вебером, не единственная причина, по которой социологам следует обратить внимание на эту область. Эмпирическое изучение взаимодействия бюрократии и личности должны особенно улучшить наше понимание структуры общества. Наше внимание привлекает большое число специфических вопросов. На каком уровне конкретные типы личности выбираются и преобразуются различными бюрократическими системами (частное предприятие, государственная служба, квазизаконодательная политическая машина, религиозные ордены)? Так как доминирование и подчинение – это черты личности несмотря на их изменчивость в различных ситуациях, выбирают ли бюрократии покорных личностей или наоборот? И поскольку разнообразные исследования показали, что эти признаки могут быть изменены, ведет ли участие в бюрократической структуре к увеличению непокорности? Избирают ли различные системы вербовки (например, протекция, открытая конкуренция, включающая специализированное знание или общие умственные способности, практический опыт) личностей разных типов?^xxvii

Уменьшает ли продвижение по службе по признаку старшинства конкурсное волнение и увеличивает ли административную эффективность? Подробное изучение механизмов наполнения бюрократических кодов чувствами должно быть полезным как социологам, так и психологам. Имеет ли общая анонимность решений государственной службы тенденцию ограничивать область престижного символизма строго определенным внутренним кругом? Существует ли тенденция для дифференцирования круга общения, которое должно быть особенно типично для бюрократов?

Кажется, что область теоретически значимых и практически важных вопросов должна была бы ограничиваться только доступностью конкретных данных. Изучение религиозных, образовательных, военных, экономических, и политических бюрократий, имеющих дело с взаимозависимостью социальных организаций, и формированием личности, должно стать почвой для плодотворного исследования. На этой почве функциональный анализ конкретных структур может построить Соломонов храм для социологов.

i О понятии "рациональной организации" см. Karl Manheim, Mensch und Gesellschaft im Zeitalter des Umbaus (Leiden: A. W. Sijthoff, 1935), особ. с. 28.

ii H. D. Lasswell. Politics (New York: McGraw-Hill, 1936), 120-121.

iii Max Weber. Wirtschaft und Gesellschaft (Tubingen: J. C. B. Mohr, 1922), часть III, гл. 6; с. 650-678. Краткое изложение концепции Вебера см. в Talcott Parsons, The Structure of Social Action, особ. с. 506. Изображение бюрократа, не в карикатурном виде, а с точки зрения типа личности см. в C. Rabany. Les types sociaux: le fonctionnaire. Revue generale d'administration 88 (1907), 5-28.

iv Karl Mannheim. Ideology and Utopia (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1936). 18n., с. 105. См. также Ramsay Muir. Peers and Bureaucrats (London: Constable, 1910), 12-13.

v Кахен-Сальвадор полагает, что бюрократический штат состоит, по большей части из тех, кто ценит безопасность превыше всего. См. E. G. Cahen-Salvador. La situation matelielle et morale des fonctionairres. Revue politique et parlamentaire (1926), 319.

vi H. J. Laski. Bureaucracy. Encyclopedia of the Social Sciences. Статья написана, главным образом, с позиций политолога, а не социолога.

vii Weber, см. ранее, 671.

viii Любопытное, интересное обсуждение и применение этих концепций см. в Kenneth Burke, Permanence and Change (New York: New Republic, 1935), особ. с. 50; Daniel Warnotte. Bureaucraty et Fonctionnarisme. Revue de l'Institut de Sociology 17 (1937), 245.

ix Там же, 58-59.

x Там же, 70.

xi Этот процесс часто рассматривался в различной связи. Например, Wundt's heterogony of ends или Max Weber's Paradoxy der Folgen. Обратите также внимание на замечания МакИвера (MacIver) по поводу трансформации цивилизации в культуру и высказывание Лассвелла (Lasswell) о том, что "человеческое животное выделяется своей бесконечной способностью к превращению средств в цели". См. Merton. The unanticipated consequences of purposive social action. American Sociological Review 1 (1936), 894-904. Относительно вовлечения психологического механизма этот процесс вполне проанализирован Гордоном В. Оллпортом (Gordon. W. Allport). Он рассматривает вопрос о том, что сам называет "функциональной автономией мотивов". Оллпорт совершествует предыдущие формулировки Вудворта (Woodworth), Толмана (Tolman) и Вильяма Штерна (William Stern), и приходит к представлению процесса с точки зрения индивидуальной мотивации. Он не принимает во внимание те аспекты социальной структуры, которые способствуют "трансформации мотивов". Формулировка, выбранная в этой работе, таким образом, служит дополнением анализа Оллпорта; анализ акцентирует внимание на влиянии психологических механизмов, формулировка же учитывает давление социальной структуры. Конвергенция психологии и социологии относительно этого центрального понятия свидетельствует о том, что один из концептуальных мостов между двумя дисциплинами может быть успешно установлен. См. Gordon W. Allport. Personality (New York: Henry Holt & Co., 1937), часть 7.

xii См. E. C. Hughes. Institutional office and the person. American Journal of Sociology, 43 (1937), 404-413; E. T. Hiller. Social structure in relation to the person. Social Forces 16 (1937).

xiii Mannheim, Ideology and Utopia, 106.