Есин А.Б. - Введение в культурологию - Основные понятия культурологии в систематическом изложении, страница 10

Нонконформизм отличается от культурного резистанса глав­ным образом двумя обстоятельствами. Во-первых, это более сти­хийное явление, не основанное на глубоком анализе обществен­ной культуры, на собственном многолетнем опыте, не приведен­ное в систему. Отсюда меньшая роль интеллигенции в выработке нонконформистской системы ценностей. Во-вторых, нонконфор­мизм отрицает общепринятую систему ценностей (причем не толь­ко официальных) огульно, без анализа и даже без точного пони­мания ее смысла. Ценность отвергается не потому, что она плоха сама по себе, а лишь потому, что она признана в обществе. Так, если общепризнанной ценностью является семья, то нонконформист отрицает семью, если Бог — то отрицает Бога и т.п. Есте­ственно при этом, что разрушению и отрицанию подвергаются ценности не только ложные, но и настоящие, чего почти никогда не позволяет себе культурный резистанс. Следствием сказанного являются стихийность и непродуманность нонконформистской системы ценностей. В ней, по сути, нет ничего самобытного: это все та же общепризнанная система ценностей, только взятая со знаком минус. Отвергается семья — утверждается «свободная любовь», отвергается авторитет — утверждается своеволие, отрица­ется мораль — утверждается вседозволенность и т.п. Поэтому для нонконформизма при бедности и недостаточности содержания важнейшей становится внешне эпатирующая форма (нетрадици­онная одежда, вызывающее поведение, крикливые лозунги, «но­вое» искусство и т.п.). Вообще, нонконформизм обыкновенно свой­ствен молодежи, еще недостаточно культурно развитой, и в боль­шинстве случаев проходит с возрастом.

Заметим, что нонконформизм способен создавать стихийно складывающиеся группы единомышленников и даже образовы­вать общественные течения. Но их историческая жизнь, как правило, очень коротка, они довольно быстро распадаются по причине своей внутренней неоднородности и противоречивости; кроме того, неустойчивость этих течений обусловлена таким простым обстоятельством, как смена поколений: двадцатилетние нонконформисты очень и очень часто становятся тридцатилетними кон­формистами, на смену им приходят новые двадцатилетние и т.д.

Хорошим примером нонконформизма и связанных с ним яв­лений могут служить персонажи посвященного молодежному дви­жению 60-х гг. во Франции романа французского писателя Р.Мерля «За стеклом».

Сильную сторону нонконформизма составляет возможность личности самоутвердиться и, следовательно, обрести некоторый эмоциональный комфорт. Слабость же вытекает из стихийности этого мироощущения и состоит в неустойчивости ценностной системы. Когда личность начинает осознавать эту неустойчивость, она, как правило, испытывает кризис, который не всегда разре­шается благополучно. Кризис же практически неизбежен, потому что, как ясно из сказанного, культура нонконформизма построе­на не столько на утверждении ценностей, сколько на отрицании антиценностей, а это очень неустойчивая опора.

Может показаться, что для личности нет другого выхода в ее противостоянии официальной культуре, кроме конформизма и нонконформизма, однако это не так. Существует еще один способ защиты — это индифферентность. Ее сущность — не в пассивном приятии официальных ценностей и не в эпатирующем отказе от них, а в их игнорировании. При этом личность вырабатывает свою самобытную культуру, которая может частично совпадать с офи­циальной, частично противоречить ей, но индифферентную лич­ность это ни капельки не волнует. Здесь вырабатывается и осуще­ствляется подлинная культурная самостоятельность. Как писал Пушкин (который, судя по всему, относился именно к этому куль­турному типу), «самостоянье человека — залог величия его». Из этого следует, что индифферентность есть наиболее эффек­тивный способ защиты личности от воздействия культурных операторов.

Естественно, самобытность культуры индифферентной лично­сти — не чистый произвол или совершенно имманентное разви­тие «из себя». В процессе идейно-нравственных поисков личность осваивает разные культурные системы, вбирая все органичное и отталкивая чуждое. Хороший пример такого развития дает нам жизненный путь героя романа Р.Олдингтона «Все люди — враги». Будучи индифферентной, то есть равнодушной и безучастной по отношению к официальной системе ценностей, личность выраба­тывает свою ценностную систему, ищет и обретает подлинную самодостаточность. При этом чаще всего индифферентная лич­ность основывает свою культуру на ценностях «вечных», искон­ных, укорененных в естественной жизни человека и в его истори­ческой памяти. В связи с этим вернемся вновь к стихотворению Пушкина и процитируем его целиком:

Два чувства дивно близки нам;

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека —

Залог величия его.

В описанном случае особую роль играет опора личности на народную культуру, которая тоже относится к официальным цен­ностям достаточно индифферентно. Такая опора во много раз усиливает культурную позицию личности.

Естественно, что культурный индифферентизм — удел мень­шинства даже среди интеллигенции. Такое построение самого себя доступно не просто сильной, но и достаточно глубокой лично­сти, сочетающей в себе восприимчивость к внешнему миру и внут­реннюю независимость.

В рамках данной главы нам осталось рассмотреть еще проблему самоубийства. Проблема эта не чисто культурологическая, поэто­му сразу необходимо отсечь не интересующие нас сейчас аспекты этого явления. Во-первых, существует самоубийство, вызванное различными патологиями психики — этим занимается психиат­рия, в которой есть специальное понятие суицидальной личности. Во-вторых, существует самоубийство как акт социально-полити­ческий: например, демонстративное самосожжение. Эти аспекты суицида не входят в ведение культурологии.

Собственно же культурологическая проблематика в связи с самоубийством возникает тогда, когда бывает затронута система ценностей личности.

Самый простой случай — это самоубийство как результат утраты важнейшей в данный момент ценности: убивают себя от не­счастной любви, из-за потерянной чести и т.п. Данное явление ясно само по себе и не требует скрупулезного культурологическо­го анализа.

Но есть более сложные случаи, в частности, прямо касающие­ся темы данной главы. Самоубийство, например, может быть последним, крайним способом избавиться от давления господствую­щей системы ценностей. Это происходит, когда культурные операторы действуют исключительно мощно, а все средства самоза­щиты, о которых мы говорили выше, исчерпаны или неприемлемы. Факторами, способствующими этому роду суицида, являются, во-первых, очень высокая ригидность (жесткость) внутренней цен­ностной структуры, во-вторых, ее нестабильность (вызванная любыми причинами) и, в-третьих, декомпенсированность неко­торых видов эмоционально-ценностной ориентации — преиму­щественно трагизма и романтики. Примеры самоубийства этого рода легко найти самостоятельно.

Другой, более сложный случай самоубийства — это акт, кото­рым человек утверждает свою абсолютную, «последнюю» свободу. В реальности такой вид самоубийства встречается крайне редко, но от этого он не теряет своей значимости, особенно в культуре новейшего времени. Художественно описал этот тип суицида Ф.М. Достоевский в образе Кириллова из романа «Бесы». Кирил­лов видел «последнюю свободу» человека в освобождении от Бога, вернее, от идеи Бога. У Достоевского Кириллов теоретически обо­сновывает свое самоубийство следующим образом: «Кому будет все равно, жить или не жить, тот будет новый человек... Если Бог есть, то вся воля Его, и из воли Его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие... Я не понимаю, как мог до сих пор атеист знать, что нет Бога, и не убить себя тотчас же? Сознать, что нет Бога, и не сознать в тот же раз, что сам богом стал — есть нелепость, иначе непременно убьешь себя сам. Если сознаешь — ты царь и уже не убьешь себя сам, а будешь жить в самой главной славе. Но один, тот, кто первый, должен убить себя сам непременно, иначе кто же начнет и докажет? Это я убью себя сам непременно, чтобы начать и доказать».

Идею свою Кириллов в конце концов реализует, доказывая тем самым, что его построения были не одной лишь философ­ской спекуляцией.

Идея Кириллова о самоубийстве как акте свободного волеизъ­явления личности в XX в. была подхвачена экзистенциализмом и в художественной и философской форме была развернута Камю, Сартром и др. Так что не считаться с такой культурологической мотивацией суицида в наше время, очевидно, нельзя.

В самоубийстве Кириллова прослеживается еще один аспект, который не акцентировали Достоевский и тем более его последо­ватели. А между тем это уже чисто культурологический аспект. Суицид Кириллова являлся наряду с актом свободного волеизъ­явления последней попыткой утвердить свою систему ценностей вопреки общепринятой. И самоубийства по этой причине нача­лись задолго до Кириллова и весьма часто имели место в реально­сти. В сущности, именно такое значение самоубийства содержится в расхожих словах «умереть за идею». Люди, которые отказывают­ся изменить свои убеждения под угрозой неминуемой смерти суть, конечно, самые настоящие самоубийцы, утверждающие своим добровольным уходом из жизни непоколебимость и истинность своей культуры. Примеров такого рода суицида вполне достаточно и в жизни, и в литературе.

Наконец, последний культурологический тип суицида — это результат гипертрофированной иронии, которая, как мы помним, в пределе разрушает любую систему ценностей и делает жизнь человека культурологически бессмысленной. В ситуации, когда все равно, жить или умереть, человек свободно может выбрать смерть без всяких внешних причин — примером тому может быть уже упоминавшийся выше Ставрогин из романа Достоевского «Бесы».

Как следует из вышесказанного, однозначной культурологи­ческой оценки самоубийству дать нельзя. Оно может быть и под­вигом, и актом отчаяния, и реализацией философской идеи, и выходом личности из царства необходимости в царство свободы. Все здесь зависит от конкретного случая и конкретного человека. Однако ясно, что ни осуждать, ни одобрять самоубийство «из­вне» никто не вправе: суицид — личное дело каждого и, как лю­бую смерть, его надо почтить молчанием.

IV. ОБЩИЕ СВОЙСТВА КУЛЬТУР

Независимо от того, в какое время и в каком регионе возника­ет культура, независимо от того, является ли она культурой от­дельной личности или культурой общества, — у всех культур есть общие свойства. Однако прежде, чем мы их рассмотрим, сделаем два предварительных замечания. Во-первых, в той или иной куль­туре рассматриваемые свойства могут быть выражены более или менее явственно. Во-вторых, свойства культур группируются нами в пары (иногда — в тройки), а почему — будет ясно из последую­щего изложения.

Наиболее важными свойствами культуры являются ее стабиль­ность или нестабильность, потому что именно они показывают, насколько та или иная культурная система выполняет (или не выполняет) свою основную задачу — обеспечивать психологиче­ский комфорт.

Начать рассмотрение этих свойств необходимо с культуры от­дельной личности. Ее стабильность можно определить как состо­яние эмоционального комфорта, устойчивость системы ценно­стей, рациональное сочетание жесткости с пластичностью мировидения. Фактором стабильности является прежде всего пра­вильная компенсация эмоционально-ценностных ориентаций, а также некоторые сопутствующие свойства культуры, о которых речь впереди.

Стабильность же культуры общества в целом определяется ста­бильностью основной массы входящего в него населения. Это ре­шающий фактор, и если он отсутствует, то рано или поздно на­ступает кризис культуры, разрешающийся либо окончательной ее гибелью (например, Римская империя), либо культурным «взры­вом», находящим часто свое воплощение в социальных револю­циях, гражданских и религиозных войнах, переворотах, корен­ных реформах и т.п.

Если же рассматривать национальную культуру, то фактором ее стабильности являются глубокая историческая память, неиз­менность фундаментальных ценностей и, как следствие, сохране­ние национального менталитета.

Нестабильность личностной культуры означает эмоциональный дискомфорт, отсутствие устойчивой системы ценностей. Внешне неустойчивость культуры личности выражается в нравственных исканиях, в смене (иногда резкой до полярности) идеалов и цен­ностей, в усилении пластичности до стадии аморфности либо, наоборот, в чрезмерной жесткости установок. Главная причина нестабильности личностной культуры состоит обычно в деком­пенсации или неправильной компенсации эмоционально-ценно­стных ориентаций. Кроме того, как уже было сказано, неустойчивость культуры может вызываться гипертрофированной иронией, которая в пределе разрушает любую ценность.

Нестабильность свойственна обычно культурам, находящимся в стадии становления (до наступления зрелости личности, кото­рая, кстати, приходит почти независимо от возраста). Другой, бо­лее редкий случай нестабильности наступает в результате каких-либо важных событий в жизни человека, которые обесценивают прежние ценности и заставляют искать новые.