25712-1 (Сетевая организация социума и биополитика)

Сетевая организация социума и биополитика

Введение: что такое сетевые структуры

Сетевые структуры — герой настоящей работы — могут быть определены как:

малые группы людей (примерно, 10 — 20 человек); есть, правда, сети второго (и даже n-ного) порядка, но и в них вычленяется "элементарные ячейки" указанного размера;

с децентрализованной иерархией (принцип многоначалия), в противовес столь любимому в армии и в бюрократических структурах принципу "единого начальника" и "цепи команд", как выражается теоретик бюрократии Файоль;

с частичными лидерами, каждый из которых имеет специализированную роль и функцию: исторический пример — американская коммуна Тwin Oaks (Вашингтон, 60-е годы), где было около 40 лидеров (лидер по кухне, лидер по гамакам и др.) — больше, чем членов коммуны, поэтому некоторые члены совмещали несколько лидерских ролей;

с широкой специализацией участников: они параллельно или попеременно занимаются несколькими (или даже всеми) направлениям и специальностям, которым посвящена деятельность данной сетевой структуры (а этих направлений много, поскольку, как мы увидим ниже, сетевые структуры решают междсциплинарные задачи);

со стимулированием неформальных (индивидуализированных) взаимоотношений в коллективе (на базе симпатий, сентиментов, неформального статуса) — следуя классическим идеям К. Барнарда (Barnard, 1948) и всей "школы человеческих отношений" в менеджменте.

Можно привести ряд примеров реализации этих организационных принципов — так может быть структурирована (1)небольшая научно-исследовательская группа, занятая междисциплинарным поиском; (2)группа экологического мониторинга; (3)консультативная комиссия по тому или иному вопросу при органах местного самоуправления, особенно локальных (полу)автономных структурах типа ассоциации жильцов нескольких домов, например, знаменитой "Республики Сивцев Вражек" (Помелова, 1997). Дальнейшие разъяснения принципов сетевых структур будут даны по ходу текста статьи.

Необходимо подчеркнуть, что термин "сетевые структуры" употребляется здесь в авторской интерпретации. В литературе по социологии и менеджменту этот термин используется достаточно широко, но имеет у разных авторов не вполне одинаковый смысл — то весьма узкий (см. например, Виханский, Наумов, 1995), то, напротив, весьма широкий (и тогда учитываются лишь некоторые из указанных выше пунктов). Но в любом случае сетевые структуры (network structures) в социуме представляются чем-то необычным и в то же время давно знакомым. Предмет последующего текста — конкретный анализ и "необычности" и в то же время "знакомости" сетевых структур.

Почему, во-первых, столь "необычны" сетевые структуры? По-видимому, потому, что мы подсознательно (или осознанно) сопоставляем их с доминирующими в современной европейской цивилизации, привычными нам, бюрократическими организациями. Классик учения о "бюрократии" немецкий социолог М. Вебер придавал этому слову сугубо позитивный смысл (бюрократия как прогрессивное явление по сравнению с феодальной клановостью и вассальной личной зависимостью от сеньора); организационные детали применительно к менеджменту предприятий конкретизировали в первой половине ХХ века Тейлор, Файоль и другие классики менеджмента. Перечислим основные отличительные особенности бюрократии (читателю рекомендуем обратиться к самому началу статьи, где в той же последовательности изложены черты сетевых структур):

большие массы людей (хороший пример бюрократии — современная армия или же предприятие калибра General Motors);

co строго централизованной иерархией (принцип единоначалия);

с полным лидерством (конечно, в пределах полномочий, имеющихся у данной организации), что фактически подразумевается предшествующим пунктом.

c узкой специализацией участников и узко определенной ответственностью для членов организации.

О необходимости и неизбежности сетевых структур

Бюрократические организации, типичные для современного социума, являют собой, как мы видели, прямую противоположность сетевых структур. Мы к сетевым структурам не привыкли — и должны ли привыкать? Прежде чем обосновывать полезность, "нужность" сетевых структур в ряде ситуаций, поставим вопрос: почему описание сетевых структур (см. самое начало текста) кажется нам знакомым, вызывает у нас целый веер личных ассоциаций? На этот вопрос можно дать не один, а целых три ответа.

1. Сетевые структуры оживляют хранящуюся в генах память о первобытном социуме. Биологическому виду Homo sapiens примерно 200-300 тысяч лет; цивилизованному обществу, если вести отсчет от первых земледельческих, оседлых общин - вряд ли больше 14 тысяч лет. Человек провел более 90% своей истории в составе первобытных групп охотников-собирателей. Многие ученые склоняются поэтому к убеждению, что гены, позволившие создать человеку первичные социальные группы, до сих пор сохранились в нашем геноме. Какими чертами характеризовались группы охотников-собирателей? Перечислим эти черты (см., например, Flanagan, 1989; Bernhardt, Glantz, 1992; Maryanski, Turner, 1992; Salter, 1995), которые были исследованы на материале сохранившихся до ХХ века групп охотиков-собирателей (бушмены в Ботсване и Намибии, хадзапи в Танзании, пигмеи мбути в Заире, калауны и аватипы в Папуа-Новой Гвинеи, индейцы трумай в Бразилии и др).:

малый размер групп (до 25 человек, включая детей);

не было ни начальников, ни подчиненных, не фиксированной иерархии;

лидерство было частичным, временным, переменчивым, не влекло за собой каких-либо привилегий для лидера. Так, шаман, хотя и имел частичный авторитет в религиозных вопросах и знахарстве, также занимался охотой/собирательством, да и в религиозной сфере его авторитет относителен: все члены группы проходят серию "посвящений" (инициаций), в каждой из которых шаман делится частью своих сакральных знаний, на которые он не имеет "абсолютной монополии" (Woodburn, 1982);

специализация людей была предельно широкой в том плане, что "все умели все" и единственным типичным примером разделение труда было занятие охотой у мужчин и собирательством (съедобных растений, грибов и др.) у женщин. Широкая специализация означала и многообразие творческих возможностей — люди не только охотились и собирали, но и изготовляли разноообразные орудия, улаживали конфликты и споры соплеменников, рассказывали истории, рисовали, танцевали и др.;

отношения в группе были неформальными, личными, основывались на чувстве родства (в большинстве случаев вся группа была связана кровными/семейными узами) и постоянной взаимопомощи, одаривании друг друга подарками и знаками уважения и др.

Перечень характерных черт первобытного общества в сопоставлении с характеристиками сетевых структур (с. 1) ясно показывает, что сетевые группы можно рассматривать как эксперимент по воскрешению некоторых сторон структуры групп охотников-собирателей. Необходимо только иметь в виду, что речь не идет о призыве: "Вернуться в пещеры!", который отметал бы неоспоримые достижения современной цивилизации. Мы будем говорить лишь о том, чтобы смягчить порожденные современной социальной ситуацией проблемы, беря на вооружение отдельные черты первобытного, хранящегося в "генетической памяти" уклада социальной жизни.

Сопоставительный анализ примитивного и современного социума в разных его "ипостасях" весьма характерен для направления современной политической науки и философии, получившего название "биополитика" (Caldwell, 1964; Somit, 1968, 1972; Peterson, 1976; Flohr, Tonnesmann, 1983; Hartigan, 1988; Masters, 1991; Schubert, Masters, 1994; Зуб, 1987, 1989, 1995 и другие работы). Биополитика, правда, идет и дальше в сопоставлении социальных структур и сравнивает человеческий социум и его политическую организацию с сообществами животных, в первую очередь, приматов. Известно, что наши ближайшие эволюционные "родичи" — шимпанзе и бонобо — имеют свыше 90% общих с нами генов. Что касается социального уклада этих человекообразных обезьян (см. Schubert, Masters, 1994; de Waal, 1996), то для них также характерна рыхлая, нестрогая, переменчивая иерархия, преобладание горизонтальных связей (кооперация, взаимопомощь, одаривание друг друга пищей, коллективный уход за детенышаии, ласки, игры и др.); индивиды могут свободно вступать в состав социальных групп и покидать их (отметим, что такая же индивидуальная свобода миграции была и во многих вариантах первобытного общества).

Вот как описывают Марьянски и Тэрнер (Maryanski, Turner, 1992), ссылаясь на приматолога Дж. Гудалл, жизнь группы шимпанзе: "Объединение и распад в сообществах шимпанзе достигает пределов социальной пластичности; индивиды обоих полов имеют практически полное право свободно приходить и уходить когда им вздумается... Состав временных групп постоянно меняется... Он может путешествовать в течение дня в составе большого, шумного, легко возбудимого сборища, а на следующий день быть предоставленным самому себе".

Таким образом, сетевые структуры получают определенное биополитическое обоснование. Но, во-первых, первобытное общество было многовариатным, т. е. наряду с описанной выше картиной были и такие социальные группы, которые были построены по принципу жесткой иерархии (это характерно в основном для тех групп, которые занимались не только охотой, но и земледелием, Woodburn, 1982). Почему мы должны подражать именно сетевому варианту первобытного общества? Во-вторых, какое нам вообще дело до первобытных групп, возможно, их опыт (несмотря на наличие общих генов) не применим или вреден в современных условиях?

2.Сетевые структуры спонтанно возникают в современном социуме. Сетевые структуры "растут в трещинах организаций как трава в трещинах асфальта" (Bernhard, Glantz, 1992). Уже группа людей, совместно завтракающих на предприятии, играющих в бридж, помогающих друг другу воспитывать детей, имеет тенденцию становиться сетевой группой, с частичными лидерами и преобладанием горизонтальных связей. Возникавшие в годы перестройки в СССР "неформалы" различались по организационным принципам своих групп. Некоторые из них были организованы по иерархическим принципам ("банды"). Другие были в основном построены на горизонтальных взаимоотношениях между членами ("клубы"). Примерами последних можно считать группы русских хиппи и ленинградских "митьков", практиковавших открытое дружеское общение даже с незнакомыми людьми (Кузин, Кузин, 1990). Все это и есть примеры того, что Бернхард и Глантц (Bernhard, Glantz, 1992) именуют "возрожденной охотничьей группой". Умный босс предприятия нередко имитирует сетевую структуру, создавая временные полуавтономные рабочие группы, комитеты, комиссии, и др. с гибкой структурой и широкой специализацией участников.

Однако существование подобных сетевых структур не зависит от желания босса, менеджера, социального инженера (социальная инженерия — совокупность разработок по моделированию нетрадиционных организационных структур, см. Резник, 1996). Если люди достаточно долго взаимодействуют между собой, скажем, в рамках одного предприятия, то в игру все в большей мере вступают законы социологии малых групп. Происходит неформальное структурирование коллектива на основе взаимного интереса, симпатий, не предписанного уставами авторитета и социального статуса. Формируется своего рода неофициальная параллельная структура, невидимая сеть внутри коммерческого предприятия или иной организации.В этой сети лидерство и авторитет изменчивы, так как не определены никаким должностным уставом, существуют горизонтальные (уравнивающие людей по рангу) связи, способствующие распространению информации (слухов, сплетен и др.) вопреки всем официальным барьерам "конфиденциальности", "секретности" и др. В пределах каждой неформальной сетевой группы у людей в той или иной мере пробуждаются чувства взаимной сплоченности, лояльности — отголоски столь характерных для групп охотников-собирателей родственных чувств.

Для самой организации неформальные сетевые структуры играют двоякую роль — они могут создавать дополнительные стимулы для работы (растормаживая первобытное чувство взаимозависимости, жизненно важное для первобытных охотников, которые только сообща могут добыть мамонта, Bernhardt, Glantz, 1992) и в то же время могут вести к формированию консервативных, сопротивляющихся всякому нововведению клик, которые рассматривают предприятие как место для уютной болтовни и сплетен, а не для работы (как было характерно для некоторых советских предприятий времен "застоя").

А. Токвилль (1893) в своем анализе Америки XIX века уделил существенное внимание таким сетевым структурам, которые также детально исследованы в работах о роли "социального капитала". Структуры типа Rotary, Kiwanis и других "сервис-клубов" длительное время служили "социальным клеем" для локальных сообществ людей. Известно, что подобные группы играют ключевые роли в рамках рыночной в целом модели общества (например, группы доверенных лиц в крупных корпорациях). Такова структура правительственных комиссий и посреднических групп, обеспечивающих реальное функционирование бюрократических институтов. Подобные социальные сети спонтанно создаются людьми. Так, появление новых академических дисциплин в университетах США приводит к тому, что они дополняют собой существующие факультеты (которые сами представляют социальные сети, составленные из индивидов, сложныи образом кооперирующих и конкурирующи между собой). На другом конце социальной лестницы, мы наблюдаем формирование банд, возникающих в рамках в целом бесструктурных социальных гетто. Итак, различные социальные слои порождают сетевые структуры как существенные компоненты более сложных социальных институтов или форм социального поведения.

Добавим, что сетевые группы или подобные им структуры (или, наконец, структуры, составленные из конгломерированных сетевых групп, наподобие сетей "второго порядка", которым уделено внимание в конце настоящей рабоы) возникают в разные исторические эпохи и в различных уголках планеты Земля.Например,горизонтальные связи имели большое значение также в средневековых городских и сельских коммунах. До сих пор существуют коммуны (Gemeinden) в Швейцарии, которые представляют собой "неиерархические, неделимые, нефеодальные сообщества горных долин" (Steinberg, 1976). Такие коммуны формировались как добровольные объединения горожан или сельских жителей. Помимо кооперативной организации труда, для них были характерны коллективные спортивные состязания, праздники народного искусства, коллективный досуг. В настоящее время, Швейцария состоит из более чем 3000 коммун, что частично объясняется весьма неоднородными географическими условиями и разной языковой средой. Швейцарцы до сих пор отождествляют себя со своими коммунами, которые остаются ключевыми элементами политической и социальной жизни.

На протяжении всей истории Швейцарии, коммуны обладали значительной политической властью, так что политическая система "имела центр тяжести внизу". Несмотря на то, что коммуны объединялись в кантональные лиги, которые в свою очередь формировали Tagsatzungen, эти федеральные структуры представляли лишь "формальное собрание посланников, не имеющее право принуждения" по отношению к своим членам. Такая коммунальная политическая системаспособствовала развитию в Швейцарии "микрокапитализма", децентрализованной сети малых предприятий, выполняющих высоко-квалифицированные работы (например, изготовление наручных часов).

3. Сетевые структуры могут быть полезными в целом ряде ситуаций (ср. приведенные на с. 1 примеры применения сетевых групп). Конец предшествующего пункта фактически затронул тему о полезности/вредности сетевых структур — в каких ситуациях их следует стимулировать, а в каких, наоборот, подавлять. Возникающие у нас подсознательно ассоциации, связанные с сетевыми структурами, часто как раз и отсылают нас к тем эпизодам нашего жизненного опыта, в которых спонтанно возникшие сетевые структуры помогли в решении какой-либо задачи (скажем, в пионерлагере в дождь прохудилась крыша, времени информировать инстанции не было, и мы навалились всей группой, стихийно распределив полномочия — и крыша была восстановлена), вызвали у нас особо сильные чувства (совместное сидение у костра - эпизод "единения душ", общий для нас, цивилизованных, и для оотников-собирателей) и др.

Как кратко указано на с. 1, теория менеджмента знает целую "школу человеческих отношений" (К. Барнард, Д. МакГрегор, Р. Ликерт, К. Аргирис, М. Маккоби, Р. Блейк и др.), которая настаивала на необходимости учета личных симпатий и рангов при неформальном структурировании коллективов, с целью сознательного создания новых стимулов к эффективной работе на предприятии. Представители этой школы в менеджменте исходили из предрасположенности людей к жизни в малых группах с персонализированными взаимоотношениями людей (face-to-face groups). МакГрегор (McGregor, 1966) полагал, что фундаментальной потребностью людей является участие в общем деле. Он назвал свою теорию управления людьми "теория Y", в проивовес господствовавшим взглядам о людях как ленивых, жадных и эгоистичных существах (теория Х, из которой исходили при обосновании необходимости иерархии и бюрократии). В дальнейшем была создана более комплексная, но также учитывающая неформальные группы "теория Z" (Ouchi, 1981). "Школа человеческих тношений" (Human Relations School), a также некоторые не относящиеся к ней специалисты по менеджменту многократно испытывали на практике идею стимуляции неформальных персонализированных отношений и их регулирования в направлении эффективного решения стоявших перед организацией задач. Хотя имеется некоторая "самопротиворечивость" в попытках стимулировать неформальные отношения формальными средствами, многие организации, например всякого рода проблемно-ориентированные команды функционируют более успешно, если в их состав вводится "социо-эмоциональный лидер" , который как раз и ведает неформальными отношениями внутри группы, направляет их в нужное русло (Burgoon et al., 1974). Отметим в порядке сопоставления, что в некоторых группах охотников-собирателей имелся весьма ограниченный по своим функциям лидер, основной задачей которого было разрешение конфликтов внутри группы.