73950 (Константиновские пейзажи в лирике Есенина), страница 2

Оказывается, этот «есенинский» ручей находится под горой за титовским прожогом \проход между домами, образовавшийся после пожара\. «Когда-то криница была известна на всё село. Её крепкий дубовый сруб стоял на подгорье с незапамятных времён, – писал В.П. Башков. – За криницей заботливо ухаживали – чистили, подновляли колодезный сруб». (В.П. Башков. «В старинном селе над Окой». М.1991 г.). Даже тогда, когда на селе провели водопровод, многие по-прежнему брали чистую вкусную воду из этого родника. «Студеная была вода, чистая. И не лень было спускаться под гору за ней. Хоть и далеко, все ж ходили, больше по привычке», – говорит К.Д. Титова. Однако со временем сруб обветшал, разрушился, родник затянуло илом, вокруг поднялись болотные травы. О кринице забыли, тем более что отпала необходимость спускаться по воду под гору.

Но всё же жив есенинский родник! Подсказали нам, как его найти. Сквозь толщу ила и сплетение корней пробивается на простор маленький живительный ключ, неся свои воды в матушку-реку. Конечно, он уже не такой многоводный, как при жизни Есенина, но всё так же манит к себе прохладой чистой воды и тихим журчанием. Отыскали и взяли «шефство» над ним наши ребята. И теперь, кто бы ни проходил мимо, непременно наклонится над ручьём, чтобы испить его живительной влаги.

Возвращаясь от реки, мы неизменно проходим по извилистой дороге, причудливо огибающей холмы. «Дорога здесь вся изрыта коровьими копытами, и идти по ней очень трудно», – вспоминала А.А. Есенина. Вероятно, это имел в виду поэт, написав «дремлет взрытая дорога».

В есенинской лирике дорога, как и вся окружающая его природа, нечто особое, одухотворённое. Она может дремать, может задуматься («О красном вечере задумалась дорога»), может мечтать («Ей сегодня примечталось»), может быть хорошей («Дорога довольно хорошая») и даже иметь цвет («Вижу сон, Дорога чёрная…», «Дорога белая узорит скользкий ров»). Но неизменно она приводит в отчий край, к отчему дому:

Но на склоне наших лет

В отчий дом ведут дороги.

……………

Я снова здесь, в семье родной,

Мой край задумчивый и нежный,

Кудрявый сумрак за горой

Рукою машет белоснежной.

Константиновские «горы », или бугры, имеют свои названия: Питиряевский бугор, Попов, Околетый, Данилин. В своих стихотворениях С.А. Есенин по-разному называет местные взгорья: то буграми:

Только ивы под красным бугром

Обветшалым трясут подолом.

То холмами:

Тонет день за красными холмами.

То горами:

Колесом за сини горы

Солнце тихое скатилось.

То крутосклонами:

И дремлет Русь в тоске своей весёлой,

Вцепивши руки в жёлтый крутосклон.

То курганами:

И кивал ей месяц за курганами,

В золотой купаяся пыли.

У Есенина они всегда разного цвета: и жёлтые, и зелёные, и красные, и золотые…Местные холмы, как и река, и луга были для поэта неотъемлемой частью Родины:

Там, где вечно дремлет тайна,

Есть нездешние поля.

Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля.

\ Там, где вечно дремлет тайна. 1925. Там же, с. 88\

Говоря о вечном и приходящем, под словом «гора » он имеет в виду уже не только константиновские холмы, а что-то более ёмкое, общеземное.

В поздней лирике С.А. Есенина, 1924–1925 годов, мы встречаем описание конкретных мест, связанных с его жизнью в родном селе. В стихотворении «Возвращение на родину» (1925 г.) поэт пишет:

Я посетил родимые места,

Ту сельщину, где жил мальчишкой,

Где каланчой с берёзовою вышкой

Взметнулась колокольня без креста.

\Возвращение на родину. 1925. Там же, с. 122\

Колокольня Казанской церкви была видна с любой точки села. Стояла она на самом высоком месте, на берегу Оки. Храм иконы Казанской Божьей Матери был построен в 1779 году архитектором Старовым. «Основным украшением села, – писала А.А. Есенина, – являлась церковь, стоящая в центре. Белая прямоугольная колокольня, заканчивающаяся пятью крестами – 4 по углам и пятый, более высокий, в середине, купол, выкрашенный зелёной краской, придавали ей вид какой-то удивительной лёгкости и стройности». \ А.А. Есенина «Родное и близкое» М. 1979 с. 4\.

Я поверил от рожденья

В Богородицын покров, – писал поэт.

Вся жизнь села была связана с церковью. Здесь крестили, венчали, отпевали. Все церковные обряды соблюдались и семьёй Есениных. Вначале мальчиком на клиросе пел отец поэта, потом венчались молодые Татьяна и Александр Есенины, здесь же трёхдневного крестили третьего ребёнка Есениных. Нарекли Сергеем в честь Сергия Радонежского, память которого отмечалась в тот день. Здесь же отец Иоан отпевал убиенного Сергея, узнав о его гибели. На старом сельском кладбище возле церкви нашёл свою последнюю обитель её настоятель, духовный наставник и учитель Сергея Есенина протоиерей Иван Яковлевич Смирнов.

Стёрта с лица земли могила священника, как, впрочем, и другие старые могилы на прицерковном кладбище. И только как напоминание о прошлом осталась старая могильная плита, древний памятник, на которой любил сидеть Есенин, часами любуясь заокскими далями.

…Да у горы

Высокий серый камень.

Здесь кладбище!

Подгнившие кресты,

Как будто в рукопашной мертвецы

Застыли с распростёртыми руками.

\ Возвращение на родину. 1925. Там же, с. 122\

Восстановлена маленькая часовня на берегу, взметнулась ввысь красавица-колокольня и теперь, как и прежде, радует всех своим малиновым звоном колоколов, собирая прихожан на праздничную службу:

Троицыно утро, утренний канон,

В роще по берёзкам белый перезвон.

Тянется деревня с праздничного сна,

В благовесте ветра хмельного весна.

На резных окошках ленты и кусты.

Я пойду к обедне плакать на цветы.

\Троицыно утро. 1914. Там же, с. 34\

После многолетнего забвения вновь ожила Казанская церковь. Первый этап восстановительных работ был начат в 1964 году. «К концу 80-х храм уже готовился принять прихожан, – рассказывает настоятель Казанской церкви протоиерей отец Александр. – Попечителями в ту пору были иеромонахи Иосиф, ныне архимандрит, наместник Соловецкого монастыря, и Пимен, сейчас настоятель храма г. Шацка. Постепенно стали возвращаться старинные храмовые иконы. Были переданы 14 икон возраста 110 -140 лет. Среди них одна из наиболее почитаемых икон святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, имена которых носит предел Казанской церкви». (Из личных бесед автора с настоятелем церкви иконы Казанской Божьей Матери отцом Александром.) А недавно в подвале церкви были найдены еще несколько старинных икон. Надо полагать, Есенин видел эти святые лики.

Я вижу – в просиничном плате,

На легкокрылых облаках,

Идёт возлюбленная Мати

С Пречистым Сыном на руках:

Она несет для мира снова

Распять воскресшего Христа:

«Ходи, мой Сын, живи без крова,

Зарюй и полднюй у куста».

\ Не ветры осыпают пущи. 1914. Там же, с. 35\

27 сентября 1990 года церковь возобновила богослужение, которое было приостановлено в 1939 году. Силами настоятеля храма протоиерея отца Александра (Александра Григорьевича Куропаткина), меценатов и прихожан восстанавливается внутреннее убранство.

Напротив церкви неподалеку от дома Есениных поднялась чудесная часовня в честь Святого Духа. Открытие и освящение её состоялось осенью 2003 года, на Рождество Пресвятой Богородицы.

Стояла тихая, ласковая пора бабьего лета. На освящение часовни собрались местные прихожане, приехали верующие из Рязани и окрестных деревень. Священник сотворил молебен и приступил к обряду освящения. И тут произошло чудесное явление: солнце, находящееся над маковкой часовни, вдруг «заиграло». Казалось, сама Пресвятая Богородица благословляла и восстановленную часовню, и прихожан, и весь есенинский край, который Она давно взяла под свой покров.

За всем происходящим наблюдал маленький деревянный дом, который неизменно ассоциируется с «Низким домом с голубыми ставнями» (хотя известно, что эти строки поэт обратил к дому священника И.Я. Смирнова). Это дом Есениных – колыбель есенинской поэзии. Много видел он на своём веку, много раз его перестраивали, но всё же старались сохранить привычную архитектуру, тот облик, к которому привыкли все почитатели есенинской поэзии. Он и сейчас узнаваем: «Наличники, карниз причудливо вырезаны и выкрашены белой краской; железная крыша, водосточные трубы и обитые тёсом углы дома выкрашены зелёной краской…В этом доме, – продолжала вспоминать сестра поэта, – были проведены самые благополучные и спокойные годы жизни нашей семьи. Это была простая деревенская изба размером в 9 квадратных аршин. Её внутреннее расположение было удобно, а с улицы она выглядела очень красивой…Три передних окна выходили в сторону церкви, и в пролёт между церковной оградой и поповским домом из наших окон были видны синеющий лес, излучина Оки и заливные луга». (А.А. Есенина «Родное и близкое» М. 1985 с. 45).

Сколько проникновенных строк посвятил Есенин этому дому! Обращаясь к нему, он сравнивает его то с «синим цветком»:

Где ты, где ты, отчий дом,

Гревший спину под бугром?

Синий, синий мой цветок,

Неприхоженный песок,

Где ты, где ты, отчий дом?

\Где ты, отчий дом. 1917. Там же, с. 91\

То, называя «хатой» (что не свойственно этой местности), одухотворяет его, наделяет человеческими чувствами и эмоциями:

Не тоскуй, моя белая хата,

Что опять мы одни и одни.

\ Гаснут красные крылья заката. 1916. Там же, с. 57\

А в стихотворении «О красном вечере задумалась дорога» (1916 г.) мы встречаем образ «избы-старухи », которая «челюстью порога жуёт пахучий мякиш тишины». Будучи за границей в 1923 году Есенин в мыслях возвращается в родительский дом:

А сейчас, как глаза закрою,

Вижу только родительский дом.

Всё ему до боли дорого и близко: и улица с опрокинутой «проводов голубой соломой», и «сад в голубых накрапах», и плетень с «прилегшим тихим августом», и липы, которые «держат… в зеленых лапах птичий гомон и щебетню». Он признаётся в любви своему «низенькому дому»:

Я любил этот дом деревянный.

В бревнах теплилась грозная морщь,

Наша печь как-то дико и странно

Завывала в дождливую ночь.

А там, за домом, в глубине сада под сенью деревьев приютилась маленькая избушка, в которой жили родители после пожара 1924 года. «Отец с матерью, – пишет в воспоминаниях А.А. Есенина, – получив страховку за сгоревший дом, купили маленькую шестиаршинную избушку и поставили ее в огороде, чтобы до постройки нового дома иметь хоть какой-нибудь, но свой угол». В разговоре с друзьями Есенин шутливо называл временное пристанище родных «избушкой на курьих ножках».

Отцовский дом не мог я распознать…

/ «Возвращение на родину» 1924 г. Там же с. 86/

Но самое главное – это сад Есениных. Изба-времянка вся утопала в зелени яблонь и вишен:

Сад полышет, как пенный пожар…

………………………………………….

Дымком отдает росяница

На яблонях белых в саду.

…………………………………………

Ну как теперь ухаживает дед

За вишнями у нас в Рязани?

Ах, эти вишни!

Ты их не забыла? –

Обращается поэт к своей сестре / «Письмо к сестре». 1925 г. Там же с. 104/.

В поэме «Анна Снегина» мы можем увидеть узнаваемую картину:

Беседа окончена. Чинно

Мы выпили весь самовар.

По-старому с шубой овчиной

Иду я на свой сеновал.

Иду я разросшимся садом,

Лицо задевает сирень,

Так мил моим вспыхнувшим взглядам

Состарившийся плетень…

/ «Анна Снегина» 1925 г. Там же, с. 136/

Сеновал Есениных находился в старой риге, в самом конце усадьбы.

А дальше, за усадьбой, – перекресток дорог. Одна ведет на Алексеевку, вторая – в Федякино. Вероятно, этот перекресток дорог имел в виду поэт, когда писал, обращаясь к матери:

…Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном ветхом шушуне.

/ «Письмо матери» 1924 г. Там же с. 40/

Почему именно эта дорога? Она выходила на околицу, где заканчивалась проселочная дорога, ведущая со станции Дивово. По ней Есенин въезжал в село, попадая на Алексеевку.

Алексеевка – это южная часть села, где находится константиновское кладбище. Там, на околице, находился пруд – излюбленное место сельских ребятишек. Упоминание о пруде мы встречаем неоднократно в лирике С.А. Есенина:

Только ивы над желтым прудом

Обветшалым трясут подолом.

…………………………………….

В три звезды березняк над прудом

Теплят матери старой грусть.

……………………………………….

О всех ушедших грезит конопляник

С широким месяцем над голубым прудом.

………………………………………….

Об ушедшем над прудом

Пусть тоскует конопляник.