План.

1. Введение.

2. Общие положения о языке Н.М. Карамзина в томе I «Истории Государства Российского».

   1. Немного истории об «Истории…» и не только.

   2. Собственно архаические особенности языка Карамзина в «Истории Государства Российского» (взгляд сверху).

3. Сложное предложение.

4. Простое предложение. Подлежащее и сказуемое.

5. Управление.

6. Порядок слов.

7. Заключение.

8. Библиография.

2. Введение.

А.С. Пушкин писал: «Однообразные и стеснительные формы, в кои отливал он [Ломоносов] свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластическая величавость, полуславянская, полулатинская, сделалась было необходимостью: к счастию, Карамзин освободил язык от чужого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова». Но все-таки, деятельность Н.М. Карамзина за спиной Пушкина осталась незаметной. А ведь именно Карамзин создал нормированный русский литературный язык как данность.

На мой взгляд, Николай Михайлович Карамзин – фигура настолько значительная как в русской литературе, так и в языке собственно, в то же время недостаточно изученная, что данная работа будет не лишней.

По большей части, в современной научной литературе Н.М. Карамзин представлен как реформатор русского литературного языка, создатель так называемого «нового слога» (именно ее и придерживается автор скромного труда сего). Эта общепринятая точка зрения была одним из первых выражена Я.К. Гротом в конце 19 века в его статье «Карамзин в истории русского литературного языка». Он, как и многие ученые 20 века, считает, что Карамзин является в некотором роде создателем нормированного русского литературного языка. В этой статье Грот Я.К. проанализировал действия Карамзина в литературной, стилистической, синтаксической и лексической сферах в целом. Поскольку основной темой данной работы является синтаксис Карамзина в первом томе его научно-художественного труда «История Государства Российского», то я коснусь взглядов Грота (и других ученых) только относительно изменений, проведенных Карамзиным в области синтаксиса. Грот Я.К. выявил два основных принципа, которым, по мнению этого ученого, следовал Карамзин:

1. располагать слова в соответствии с течением мысли и законов языка, по-научному, в соответствии с актуальным членением текста.

2. писать недлинными, неутомительными предложениями (на мой современный взгляд, этому принципу в изучаемом произведении его великий автор не совсем следовал).

Также Грот предположил, что по сути новизна языка Карамзина была не в введении новых синтаксических конструкций, я в «строе речи, в гладкости и в чистоте, в смелых сочетаниях и сопоставлениях слов, в живых ярких выражениях».

Булаховский Л.А. в §14 «Карамзинская реформа слога» второго тома «Курса русского литературного языка» анализирует реформу слога неотрывно от условий, в которых работал Карамзин, указывает на пути реформы, которыми он шел. Это сознательный отказ от многих устаревших и заимствованных конструкций, не соответствовавших основным закономерностям языка и сближение с разговорной речью (только, однако, салонной); а также «талантливый показ», каким именно должен быть этот художественный язык. Но Булаховский приостанавливается и на недостатках языка Карамзина, обращая внимание на излишнюю манерность, напевность и ритмичность его произведений, недооценку разговорной речи недворянских слоев населения (меткое, надо сказать, замечание).

И.И. Ковтунова, в целом согласная с Булаховским, рассматривая достижения Карамзина в сфере синтаксиса вообще, и порядка слов в частности, как бы оправдывает Карамзина. Она считает, что все недостатки карамзинского слога необходимы и неизбежны, так как основной целью было создание синтаксической нормы как авторитетного общепринятого образца, стилистически нейтрального в употреблении (вопреки ломоносовской теории трех стилей), приспособление порядка слов к выражению смысловых связей в тексте. При этом Ковтунова указывает, что Карамзин во многом ориентировался на синтаксический строй французского языка, то есть, как и Ломоносов, подражал иностранным образцам (хотя синтаксис этого языка ближе русскому, нежели латинский или немецкий).

Поэтому Ефимов А.И. в своем учебнике, подробно рассматривая достижения Н.М. Карамзина в сфере лексических заимствований, хвалит его, называя авторский слог удобопонятным (безусловно), легким и простым, но указывает, что все же синтаксическая однобокость Карамзина заключалась в односторонней ориентировке на «салонный жаргон» (то есть на разговорную речь светского общества).

Е.Г. Ковалевская (кстати, тоже приверженца перечисленных выше взглядов) в учебнике «История русского литературного языка» оценивает все преобразования Карамзина в языке (лексика и синтаксис) и в литературе как литератора, писателя в целом.

Существует и другая, совершенно противоположная точка зрения на лингвистическую деятельность Н.М. Карамзина. «Чрезмерное возвеличивание фигуры Карамзина в русской буржуазной филологии вызвало естественное стремление ряда советских исследователей оценить деятельность Карамзина с иных позиций, показать не только положительные, но и отрицательные стороны его творчества, подчеркнуть, что Карамзин «отказался от многих великих традиций русской литературы». […] такого рода оценки … на наш взгляд, по своей общей принципиальной направленности все же справедливые. (Горшков А.И. «История русского литературного языка»)». Из этого ряда я отыскала только одного его представителя – того самого Горшкова А.И. и две его книги. Для меня оказалось любопытным сравнение отрывков из произведений Н.М. Карамзина «Письма русского путешественника» и Фонвизина «Письма из Франции» в содержательном плане и извлекание из смысловых и литературно-стилевых различий двух совершенно разных авторов (одинаково талантливых) общелингвистических выводов о реакционности и неправильности решения Карамзина в синтаксисе и лексике (возможно, правда, я не совсем поняла этого ученого мужа). Горшков предполагает, что сложился не единый универсальный «новый слог» (то есть язык), а одинаковый, скучный и бедный. Он считает деятельность Карамзина направленной в сторону от общей, главной, магистральной линии развития русского литературного языка. Я (всего лишь на всего простая студентка, куда мне тягаться с Горшковым), позволю себе не согласить с ним, причиной этому является (цитируя этого лингвиста) «узость классовой позиции» его. И, с другой стороны, если бы линия Николая Михайловича Карамзина не совпадала бы с естественным движением языка, то многие его нововведения не прижились бы – а они прижились и мирно живут себе, поживают. Хотя, конечно, общепризнанно, что количественные изменения в языке происходили и до Карамзина (яркий пример тому – замечательные произведения Фонвизина).

Опять возвращаюсь к горячо полюбившейся мне общепринятой точке зрения на языковую деятельность Н.М. Карамзина, представленной на этот раз у В.В. Виноградова (на мой скромный взгляд, очень кратко и полно). Виноградов утверждает, что Карамзин произвел «грамматическую реформу литературного языка, отменяющую устарелые нормы ломоносовской грамматики трех стилей», пропагандировал легкое логическое членение речи, в соответствии с последовательности мысли, «выбросил» архаические союзы, изменил структуру «подчинения предложений».

И еще добавлю я ко всему выше изложенному слова В.Г. Белинского: «Карамзин имел огромное влияние на русскую литературу: он преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной речи».

Почему же объектом данного моего исследования стала именно «История Государства Российского»»? Скорее всего, потому, что ««История Государства Российского» - это точка отсчета новой русской литературы, начало ее классического периода. […] «История Государства Российского» - точка отсчета не только литературы, но и нашего языка, начало современного русского языка (Е.Г. Ковалевская)». А этот, как оказывается, великий труд незаслуженно обойден стороной нашими не менее великими лингвистами. Поэтому ваша покорная слуга, желая восполнить этот пробел, обратилась к синтаксису в «Истории…». Тема синтаксиса была выбрана мной, примерно, по той же самой причине. Большинство ученых расписывают новаторство Николая Михайловича в целом, схематично и обобщенно, а я обратила свой ясный взор, наоборот, на частную сторону архаичных сейчас (это в самом начале 20 века) явлений синтаксиса, точнее словорасположения, управления и соединения частей сложного предложения, встречающихся у Карамзина.

Поскольку «История Государства Российского» и есть уже как бы представитель успехов своего автора, то она отражает основы нового языка. С другой стороны, том I самый ранний из всех двенадцати томов, то он просто обязан содержать большое количество материала для размышления.

1. Общие положения о языке Н.М. Карамзина в томе I «Истории Государства Российского».

   1. Немного истории об «Истории…» и не только.

Николай Михайлович Карамзин работал над двенадцатью томами «Истории Государства Российского» двадцать два года: с 1803 по 1825 года, первые восемь томов были изданы в 1818 году, последний – двенадцатый – уже после кончины автора, в 1829 году.

По собственному признанию Карамзина, писал он свою «Историю…» не в форме сухого трактата, а в форме живого живописного повествования. То есть по названию и построению (отчасти и содержанию) «История…» - труд научный, а по сути – художественное произведение.

И до, и после Карамзина создавались курсы истории России. Как правило, более поздние из них, вобравшие в себя материалы предыдущих и обогащенные новыми сведениями, заменяли собой предшествующие и вытесняли их из круга чтения (нормальная судьба каждой научной работы). «Но карамзинскую «Историю…» такая участь миновала: ее читали и читают многие поколения (Муравьев В.Б.)». Может, ее читали и перечитывали, возможно, и в будущем эта традиция возродится, только я сомневаюсь, что современные «продвинутые» люди (и молодые тоже) зачитываются ей. Однако, это не умаляет заслуг Карамзина в исторической, литературной и лингвистической (не буду забывать) сферах.

1. Собственно архаические особенности языка Карамзина в «Истории Государства Российского» (взгляд сверху).

Конечно, предложения (в томе I) уже не стояли на «латино-славянских ходулях», все же язык Карамзина несколько архаичен. Примечательно, что Николай Михайлович строит очень сложные и широко распространенные предложения (я бы разбила их на несколько штук, покороче, но, к сожалению, я не Карамзин).

Киммериане, древнейшие обитатели нынешних Губерний Херсонской и Екатеринославской, вероятно, единоплеменные с Германскими Цимбрами, за 100 лет до времен Кировых были изгнаны из своего отечества Скифами или Сколотами, которые жили прежде в восточных окрестностях моря Каспийского, но вытесненные оттуда Массагетами, перешли за Волгу, разорили после великую часть южной Азии и наконец утвердились между Истром и Танаисом (Дунаем и Доном), где сильный Царь Персидский, Дарий, напрасно хотел отмстить им за опустошение Мидии, и где, гоняясь за ними в степях обширных, едва не погибло все его многочисленное войско.

По-моему, такая уже (то есть в начале 21 века) неактуальная особенность показывает, что, может, и не латинская ходуля поддерживала Карамзина, но уж точно немецкая костыля. Хотя он и ориентировался на столь близкий нам французский язык, однако не смог избежать влияния немецкого (на мой взгляд). Эта «витиеватость» породила последующую критику его произведений, а «манерность» изложения, все же не свойственная развитию русского языка, привела к быстрому устареванию карамзинского слога.

К тому же, существует и еще одна примечательная черта языка «Истории Государства Российского» - это подавляющее преобладание составных конструкций: бессоюзных сложных предложений, сложносочиненных и сложноподчиненных образований. Следовательно, простые предложения почти не употребляются. Причем строй крупных синтаксических объединений основан на принципе сцепления однородных (союзных и бессоюзных) частей. Сложносочиненные (в том числе и построенные по принципу однородных членов бессоюзные) предложения преобладают над сложноподчиненными, но наблюдается учащение их использования к концу тома. Данное соотношение сил не характерно для современного мне языка, некогда производившее впечатление изящества и легкости (конечно, по сравнению с тем, что было: язык сломаешь). Но я призвана отметить и полное грамматическое соответствие их нормам современного литературного языка.

1. Сложное предложение.

Сложные предложения по количеству превосходят простые предложения. Карамзин строит их (сложные) по принципу однородных членов, нанизывая одно на другое и в финале добавляя (или не добавляя) союз и, а может, но или еще какой. В целом это касается всех типов сложных предложений: и бессоюзных, и сложносочиненных (если их так можно назвать), и сложноподчиненных.