57080 (Гуманизм и гуманистическая мысль в Европе)
Описание файла
Документ из архива "Гуманизм и гуманистическая мысль в Европе", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "история" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "рефераты, доклады и презентации", в предмете "история" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "57080"
Текст из документа "57080"
1. Гуманизм и гуманистическая мысль.
Итальянское просвещение и Реформация в Германии
Итальянское искусство
Около 1500г. Италия была самой богатой и просвещенной страной Европы. До небывалой высоты поднялось в итальянских городах искусство. В то время, как все возрастал спрос на картины, фрески, статуи, художественные постройки и украшен церквей, для папских, княжеских и магнатских дворцов, пики улучшали технику, яркость красок, верность изображения, красоту линий; они ставили также новые возвышенные цеди.
Начиная с Леонардо да Винчи (1452—1519), который работал главным образом в Милане, идет целый ряд мастеров, которые обладали разнообразными сведениями, деятельно и чутко относились к движениям современного общества. Леонардо – не только выдающийся живописец и скульптор, но также музыкант поэт, естествоиспытатель, механик и инженер-строитель крепостей. Как философ, как составитель теории своего искусства Леонардо придавал огромное значение наблюдению и он настойчиво изучал анатомическое строение человека, производя неслыханные в то время рассечения трупов. Самым крупным по уму и энергии художником первой половины XVI в. был флорентиец Микеланджело Буонаротти (1475—1564), также тельный по своей многосторонности скульптор, живописец, архитектор и поэт. В молодости он видел свержение Медичи и образование республики со строгими нравами под руководством доминиканца Савонаролы, потом нашествие иноземцев и новое водворение Медичи. В 1527 г. он руководил защитой стен Флоренции против войск Карла V. Могучие характеры привлекали Микеланджело, и он старался найти для их изображения сильные внешние формы: такова его статуя Моисея с напряженными железными мускулами и грозным взглядом кисшими бровями. Таков его Христос на громадной Страшного Суда, нарисованной на стене капеллы св. Сикста в папском дворце Ватикане: это — скорее гневный Юпитер, бросающий молнию на осужденных. От спокойных античных статуй, которые так прилежно изучались мастерами той эпохи, скульптуры и картины Микеланджело сильно отличают нервностью, меланхолией, мрачным драматизмом: четыре фигуры Дня, Ночи, Вечера и Утра на могиле одного из Медичи, пророки и пророчицы (сивиллы) на потолке Сикстинской Прут, скованный раб — все они отражают скорбный и м дух великого художника, которому пришлось дожить до дней Италии. Другие стороны человеческой натуры пр его современников, Рафаэля Санти и Тициана. Рафаэль, мастер ярких светлых красок, оставил в своих Мадоннах самые гармонические образы женской нежности и задумчивости. У выросшего в пестрой нарядной обстановке полувосточной Венеции,— торжество земной красоты: его мифологические его портреты — великолепные образцы рода человеческого.
В первую четверть XVI в. был большой спрос на итальянское искусство. Франциск I во время своего исхода пригласил во Францию Леонардо да Винчи. Позднее он вызвал флорентийца Андреа дель Сарто расписать замок в Фонтенбло и снабдил его большими суммами для закупки картин разных художников в Италии. Тициан несколько раз писал Карла V. Художники сознавали свою силу. Микеланджело говорил с папой, не снимая шляпы; Тициана, как рассказывает биограф, посещали “все государи, ученые и выдающиеся лица, приезжавшие в Венецию”. Исполняя церковные заказы, итальянские художники пишут под именами Богоматери, Иосифа, Иоанна и т.д. своих современников, пап и монахов, нобилей, светских дам, солдат, крестьян, ремесленников. Они большей частью очень далеки от заботы о вере: им ближе мир греческих богов и героев, изображенных в виде прекрасных людей. Оттого искусство XVI в. (Чинквеченто, как говорят итальянцы, т.е. пятого столетия с 1100 года, с “начала” художественных работ) можно назвать языческим.
Рим в начале XVI в.
Самыми щедрыми покровителями искусства и самыми энергичными возродителями блеска классической древности были правители Рима, папы. Рядом с восстановленной из праха стариной они хотели выстроить новый Рим, который бы сравнялся с императорским. Папа Юлий II (1503—1513) призвал лучших художников Италии, между ними Микеланджело, и начал постройку огромного собора св. Петра. Его преемник, Лев Х (1513—1521) из фамилии Медичи, поручил Рафаэлю расписать фресками комнаты (стансы) своего дворца, Ватикана. Этот папа держался преимущественно светского направления. При его дворе происходили театральные представления; наслаждаясь ими, папа пользовался только что изобретенным лорнетом. За торжественными обедами среди кардиналов и прелатов сидели богато одетые дамы. Вся обстановка панского Рима получила языческий характер: при въезде Льва Х после его избрания поставлена была триумфальная арка, украшенная изображениями древних богов с надписью: “За господством Марса и Венеры (богов войны и любви) наступает царство Паллады (богини просвещения)”. Эти черты папства выступали тем резче, чем более оно продолжало жить на старые средства, на взносы верующих, искавших у главы церкви прощения грехов и дарования вечного блаженства. Чтобы добыть денег на окончание собора в Риме, папа в широких размерах устроил в Германии продажу индульгенций; там говорили, что Рим обстраивается “на немецкие грехи”. В то же время для духовенства, святостью которого должен был спасаться мир, всякий грех и порок был разрешен за денежный выкуп (диспенсацию), и напекая канцелярия вела большой торг такими разрешениями. Благочестивых богомольцев, ожидавших встретить в “столице мира” сияние веры, ожидало разочарование. Северонемецкий монах Лютер, с суеверным страхом приближавшийся к Риму, писал потом: “Пороки здесь невероятны; это — самые нечестивые люди на свете, они смеются над истинной верой. Идя в церковь, они говорят: надо отдать дань народному заблуждению. Итальянцы — либо неверующие, либо погружены в предрассудок. Народ боится больше святого Антония или святого Себастьяна, чем Христа, говоря, что они насылают проказу и язвы. Они не знают слова Божия, не верят ни в воскрешение плоти, ни в вечную жизнь. Они справляют в течение нескольких недель карнавал среди величайшего распутства...”
В этих словах смешивается вражда к народному суеверию и к ободной мысли. Воззрения папы Льва Х неизвестны, но в числе людей близкого к нему кружка был Помпонацци, автор книги “О причинах удивительных природных явлений”. По мнению Помпонацци, все, что представляется страшным, чудесным, необыкновенным все, что верующие относят к вмешательству божества, объясняется естественным закономерным действием сил природы. Религия в его глазах — такое же преходящее явление, как и все другое. “Мы видели, как поклонение идолам и языческие чудеса сначала были слабы, потом выросли и дошли до детей точки, еще позднее пади и разрушились. Так и в нашей вере все охладевает, чудеса прекращаются, священники прибегают к обману и хитрости”. В сочинении “О бессмертии души” Помпонацци выражает также отрицательный взгляд: душа тесно связана с телом и так же преходяща, как оно. Притом немыслимо человека ставить так высоко, чтобы предполагать его существо вечным. Неверие не поведет, однако, к безнравственности. Напротив, “надежда на награду и страх наказания в будущей жизни — вот признаки рабского образа мыслей”. “Надо презирать смерть, и все равно смертна ли душа или бессмертна, ничто не дает права человеку изменять пути добродетели”.
Религиозное возрождение в Италии и Испании
И Италии было, однако, и другое направление, близко подходившее к религиозной ревности людей Севера: оно ярко выразись в проповеди Савонаролы, имевшей большой успех среди той же самой Флоренции, которая была центром художественной жизни, проникнутой светским и языческим характером. Реформаторы, подобные Савонароле, не затрагивали церковного устройства. Они хотели только очистить церковь, опростить ее, удалив из ее обычаев и обрядов все то, что не соответствовало, как им казалось, истинной сущности христианства. Их призыв - возвращение к первоначальному христианству. Но в определении истинного христианства понятия очень расходились. На Пиренейском полуострове, где целые века шла борьба с неверными, и народ считал дедом чести истреблять беспощадно все чужое, ученые и проповедники обращались к воинственному, богословию Фомы Аквинского и других схоластиков. В Испании старались возродить аскетизм, истязание плоти; здесь говорили более всего о реформе монастырей: обители не должны быть местом успокоения; из них должны выходите самоотверженные, проникнутые единой идеей деятели, люди, у которых знания, искусство речи и спора, поэтический дар и нравственная энергия будут служить только вере; они должны завоевать для церкви равнодушных, отрицателей и темную массу язычников. Новый Свет открывал огромный простор этому пламенному испанскому благочестию. Но оно способно было также вместе с испанским оружием броситься на борьбу с европейскими ересями.
В Италии среди духовенства было много людей гуманистического просвещения. Они старались найти среди христианских книг тот же идеал простого художественного стиля и классической ясности мысли, какой они встречали у великих греческих и римских писателей. Евангелие отвечало этим требованиям и казалось им, наравне с Платоном, чистым источником богопознания. Во времена того же светского папы Льва Х в Риме образованные прелаты и священники составили общество под названием “Оратория божественной любви”. Члены “Оратории” расходились с господствующим учением католической церкви: они говорили, что человек спасается не “добрыми делами”, т.е. внешними лишениями иди денежными взносами, которые получают силу только с одобрения духовных руководителей, а исключительно своей верой; по их мнению, учение это и составляет главное содержание Евангелия.
Религиозные движения на Севере
Религиозные движения на Севере примыкали к старинным сектам и ересям, гуситам, лоллардам, вальденсам и носили характер более резкий в отношении римской церкви. Их сторонники тали не только церковный строй, но и учение Рима считали не только церковный строй, но и учение Рима уродливым наростом, искажением, сравнительно с чистым христианством первых трех веков. Все позднейшие прибавления и предания должны быть отброшены; единственно правильно держаться Писания. Сущность христианства состоит в том, что человек спасается верой. Нет никаких заслуг, никаких земных средств приобрести загробное блаженство; посты, церковные наказания, отпускные грамоты не имеют силы; бесполезно призывать на помощь папу, святых; единственный посредник между Богом и людьми — Христос, в своей неизреченной благости милующий грешника; священники должны быть лишь толкователями Его откровения в Писании. От этого библейского направления, распространенного преимущественно в университетах, отделялось мистическое. Многие монахи и священники думали, что откровение не связано с писаным словом; оно выражается в виде внутреннего просветления или непосредственного общения человека с Божеством; религия должна быть свободным вдохновением.
Те и другие взгляды существовали еще в XIV веке. Движение к реформе, поднимавшееся в первую треть XV века, разбилось на взаимно враждебные партии и не достигло цеди. После 60-70 лет отлива и затишья оно снова выступило с силой, увлекая за собой все классы общества. У сторонников реформы было теперь могущественное орудие в виде гуманистической науки.
Умственные движения в северных странах. Эразм и Мор
Изучение древности, начатое итальянцами, стало в конце XV века распространяться за Альпами. Главный его представитель в первой трети XVI в.— голландец Эразм из Роттердама (1469— 1536), учившийся в Кёльне и Париже, потом живший в Лондоне и Оксфорде, побывавший в Италии и под конец жизни поселившийся в Базеле. Ученый с обширными разносторонними познаниями, Эразм был прежде всего филологом, т.е. знатоком древней литературы и языка. Главная цель его состояла в издании чистых, неиспорченных текстов греческих и римских писателей и в их истолковании. В числе изучавшихся им текстов видное место занимали отцы церкви, и особенно Новый Завет. По мысли Эразма, все должны были узнать "проповедь о Христе из самого источника", т.е. Евангелие должно стать общим достоянием всего грамотного мира. Но лучший путь к истине — это свободное изучение великой книги. К Библии Эразм применяет те же приемы критики, что и к древним писателям, которые дошли в испорченном виде, искаженные невеждами. Нельзя ни в чем держаться буквы, не надо упираться в догматы. Все дело в великих нравственных началах, выраженных христианством. Поэтому источники богопознания шире священных христианских книг; ими обладали также древние писатели: “где истина, там и христианство”. По привычке призывать в молитве имя святого, Эразм говорит: “святой Сократ, молись за нас”; он целует философское сочинение Цицерона, как книгу, полную истинного благочестия.
Эразм возмущен испорченностью, невежеством клира, который только портит народ. В своей сатире "Похвала глупости" он осмеивает слабости и пороки своего времени. Веселая и распущенная Глупость, царица испорченного и суетного века, хвастает своим могуществом и перебирает своих поклонников во всех возрастах и общественных положениях. Больше всего она хвалит грамматиков, подчиненных букве и вечно враждующих между собой, но особенно она в восторге от чревоугодия монахов и богословов, путающихся в смешных изысканиях, прячем оговаривается, что ей страшно трогать это "чумное болото", из которого высыпаются тысячи яростных обвинений. Эразм приобрел необыкновенную популярность во всей Европе. Он поддерживал огромную переписку, его звали к своим дворам государи; к нему, как на богомолье, отправлялись многочисленные поклонники; по его указаниям работали молодые ученые, “эразмовцы”. Угодливый перед властями, он ненавидел “сумятицу”, не хотел ломки, крутого переворота, восстания. Напротив, он думал найти в папе, в образованных прелатах и государях покровителей “добрых знаний”; они и должны были, по его мнению, открыть золотой век мирного процветания науки и отстранить испорченных невежд от дела просвещения народа.
По взглядам ближе всего к Эразму стоял его друг, англичанин Томас Мор, принадлежавший к кружку оксфордских просветителей, сложившемуся во время пребывания Эразма в Англии, впоследствии канцлер короля Генриха VIII. Свои мысли и мечтания о близком счастливом веке, который водворится вследствие мирного переворота в умах. Мор выразил в фантастическом описании общества Утопии (“Нигде”). На большом, уединенном от остального мира острове Запада живет свободный народ; он не ведет войн, у него нет ни роскоши, ни бедности, все люди обладают равным достатком, так как между ними проведена общность имущества; благодаря этому каждому дана возможность “подняться духом, развиться в науках и искусствах”. Никто не работает больше шести часов в сутки, отдавая досуг просвещению своего ума. Женщинам открыто образование одинаковое с мужчинами; им доступны также общественные должности и занятия. В делах веры нет стеснения: религия — дело личного ведения; ее сущность в нравственном совершенстве, а добродетель — ничто иное, как жизнь, согласная с природой, т.е. разумом.
Кружки гуманистов. Гуттен.