54208 (Роль кочевников в истории Древней Месопотамии по данным первоисточников), страница 5

Бедняк, имевший хоть какой-то клочок земли, нанимался обычно на месяц; хотя по условиям такого найма оплата работника могла даже превышать 10 сила (свыше 7 л) ячменя в день, перед ним по-прежнему стояла задача, как прокормить семью по окончании сезона работ. Но в то же время он не мог наниматься и на более длительный срок из-за необходимости обрабатывать свое поле, и лишь повышенная плата могла в какой-то мере возместить ему убытки от потерь при уборке урожая на собственном поле без его участия или не вовремя. Безземельный бедняк мог наниматься и на год, и хотя плата в таком случае была ниже (при­мерно по 5—10 сила, т. е. 3,75—7,5 л, ячменя в день, если перевести всю плату на хлеб), зато он был обеспечен на весь год и даже, пусть и впроголодь, с семьей.

«Интересно, что нормальная цена хорошего раба составляла примерно 20—30 сиклей серебра, т. е. 6000—9000 сила (4500—6750 л) ячменя, что в среднем равно пятилетнему пропитанию раба-мужчины или двух-четырехлетней плате наемного работника. Следовательно, через пять-семь лет труд купленного раба начинал оправдывать себя по сравнению с тру­дом наемника; даже если учесть, что с возрастом труд раба становился менее производительным, все же при длительном ведении хозяйства труд раба был выгоднее. При малочисленности рабов в хозяйстве и при уча­стии в труде самого хозяина вряд ли рабам удавалось избежать жестокого телесного наказания при попытках облегчить свой труд путем снижения его производительности; и не случайно вавилонская прикладная матема­тика знает только единые рабочие нормы вне зависимости от социального положения работающего. Судя по отчетным документам, именно эти нормы и применялись во всех случаях. Итак, не было пока никаких при­чин, почему бы раб работал хуже, чем наемник, к тому же мы не знаем случаев, чтобы наемные работники жили в семье одного хозяина много лет подряд; они всегда нанимались на строго определенный срок, так как наемный труд в большинстве случаев не был их главным и един­ственным источником существования; но даже безземельные люди пред­почитали ютиться у родичей и работать на них (что мы часто видим позже по документам вавилонской периферии), ибо в соответствии с нра­вами той эпохи отношение к безземельному наемному работнику и обра­щение с ним хозяина определялись наличием в обществе рабства. Наем­ный работник, например, обычно не имел права ни в каком, даже самом уважительном случае отлучаться от работы под страхом огромного штрафа, сразу превращавшего его в раба-должника. Таким образом, судьба наемника, особенно в частном хозяйстве, была крайне бедствен­ной и унизительной, чем-то таким, чему в последующие столетия, когда разорение земледельцев еще более усилилось, люди решительно стали предпочитать судьбу бродяг и разбойников» [1, с. 308].

Рассмотрим теперь в связи с вышеизложенным вопросы, касающиеся уровня производительности труда в земледелии, и приведем некоторые расчеты, относящиеся к полевому хозяйству (для финиковых плантаций их сделать труднее по недостатку данных). К сожалению, и по полевому хозяйству нам известны только некоторые из рабочих норм, главным об­разом принятые в государственных хозяйствах; на практике же многое могло различаться в зависимости от местных условий, качества почвы и т. п.; урожаи могли тоже быть из года в год далеко не одинаковыми. Поэтому приводимые ниже данные могут считаться более или менее верными только по порядку величины.

«Исходя из существовавших в Нижней Месопотамии начала II тыся­челетия до н. э. норм урожайности, из рабочих норм на пахоту и бороньбу с волами и из известной нам по источникам средней численности в пять человек для индивидуальных семей, сидевших на государственной земле, а также горожан, можно считать, что такая семья вообще вряд ли могла бы держать волов на участке, скажем, менее 1 бура (=6,4 га) земли» [1, с. 320].

«Надо учесть, что земледелец на территории современного Ирака ни тогда, ни позже не применял для повышения плодородия почвы навоз, а лишь в лучшем случае (к величайшему огорчению археологов) улуч­шал ее землей «развалин потопа» (тилъ-абг/бим), т. е. разрушенных городов. Такая земля состояла из развалившихся и размытых сырцовых кирпичей с некоторой примесью тысячелетнего мусора улиц и отхожих мест. Это, конечно, не заменяло современных удобрений. В условиях уже к этому времени сильного засоления почвы, вызванного нерациональной ирригацией, земля в освоенных районах Нижней Месопотамии могла теперь давать лишь около 7000 сила (5250 л) ячмевя на 1 бур (6 га) при посеве 500— 900 сила на 1 бур. Аналогичные цифры по порядку величины приводит и исследователь месопотамского земледелия А. Салонен. Взрослому муж­чине требовалось 2 сила (1,5 л) ячменя в день, немного чесноку, зелени, кунжутного масла и 1 кг шерсти в год. Предположим, вся семья съедала 7,5 сила в день, что вместе с посевным зерном составят в год [365Х7,5= 2737,5]+900=3637,5 сила. На уплату налогов уходило в лучшем случае 10%, но были сборы и помимо десятины, в общей сложности, скажем, 1000 сила. Два вола съедали еще около 4400 сила; таким образом, расход (около 9000 сила) превышал доход. Обрабатывая свой участок при помощи мотыги и экономя 4400 сила на волах, такая семья могла жить без долгов, если налоги (или арендная плата) не превышали предположенных нами 20%. Но так как мотыжная обработка участка отнимала гораздо больше времени, чем плужная, то семья не могла обработать больше земли, чем 1 бур (6 га), и лишь сводила концы с концами. Имея же двух крабов (еще 4 сила в день) и двух волов (4400 сила ячменя в год по государственным нормам), та же семья могла возделать 3 бура (18 га) поля (1500—2700 сила посевного зерна и 21 000 сила урожая). Расход увеличивался максимум на 1400 сила на рабов+лишних 1800 сила посевного зерна + до 3000 сила налога, итого около 7000 сила; 7000+9000=16000, и семье оставался еще излишек в 5 тыс. сила, или более 15 сиклей серебра. На один такой годовой из­лишек можно было купить восемь-девять овец или корову, а за два-три года можно было бы скопить на раба. При обработке большего участка земли с помощью большего количества рабочей силы создавался уже заметный излишек, и из него можно было давать взаймы бедным соседям в рост. Но держать много более десятка рабов было бы уже небезопасно для хозяина» [1, с. 317].

Здесь мы всюду исходили из того, что хозяин с семьей участвуют в сельскохозяйственных работах. Чтобы доставить себе картину трудовой жизни Нижней Месопотамии, надо учитывать, что ирригационное земледелие требует не только пахоты, бороньбы и жатвы, но и круглогодичной работы на поле (укатывание зерна в землю во избежание высыхания, многократный полив, очистка хлеба от сорняков и многое другое) и дома (тяжелейший труд ручного помола на зернотерках, доставка воды, иногда за много километров, стряпня, уборка). Все это верно как при культуре ячменя и кунжута, так и при культуре эммера, пшеницы и, льна, все хуже родившихся в условиях засоления почвы. Не забудем также, что все большее хозяйственное значение приобретала финиковая пальма еще более трудоемкая культура. Прибавим сюда уход за скотом, стрижку овец (без ножниц - медным ножом), ручное прядение и ткачество, и нам станет ясно, что даже в среднезажиточной семье хватало работы и хозяевам.

Мы все время ведем расчеты, основываясь на данных об индивидуальной земледельческой семье, между тем как в III тысячелетии до н. э. в Месопотамии вне царско-храмовых хозяйств господствовала не индивидуальная семья, а большесемейная община. За пределами городов так, вероятно, было и в Старовавилонский период: хозяйствование большесемейной общиной и кооперация в ее пределах, несомненно, должны были облегчать положение более бедных семей (и укреплять, разумеется, положение богатых). Действительно, когда в архивах старовавилонских горожан встречаются сделки о купле земли за пределами городов, то продавцами в 1/3 случаев оказываются группы лиц, хотя на их родство между собой в эту эпоху не всегда указывается. Но частные архивы документов - правда, небольшие вели почти исключительно горожане, в том числе занимавшиеся земледелием. Это были люди, почти сплошь связанные с дворцом и особенно с храмами; к ним-то и относятся в первую очередь наши расчеты. Заметим, что и среди дворцовых людей работники, получавшие совсем малые наделы, обычно брали их не индивидуально, а группами - очевидно, с целью облегчить себе хозяйствование путем хотя бы самой простой кооперации.

Чтобы правильно представить себе общество, сложившееся к началу Старовавилонского периода, необходимо восстановить также и картину существовавших в нем налогов и поборов. К сожалению, это трудно сделать; в своих письмах и документах древние, по-видимому, имели обыкновение разные поборы называть одинаково, поскольку их номенклатура и предназначение с повседневной точки зрения были безразличны. Так, с точки зрения царя, все, что он получал с населения, было "приношением", "данью" (бйлътум, шумер, гун), с точки зрения сборщика -"сбором" (мйксум, шумер. ни[г]-ку[д], ни[г]-тара), а плательщик интересовался размером побора и поэтому называл его "пятиной" (хамйштум, шумер, заг-йа) или "десятиной" (эшёртум, шумер, заг-у). Лишь редко упоминается баматум ("половина").

Кроме того, были еще поборы, обозначавшиеся термином "шибшум".

Вероятно, на самом деле положение было таково: бйльтум (гун) платила часть собственно царских людей, обязанная поставкой царю непосредственно материальных благ (будь то изделия ремесла, продукты земледелия или другое); кроме того, царь называл бйльтум все поступления с завоеванных территорий, не входя в вопрос о том, из чего они складывались. Все население в целом платило со своих земель царю шибшум; что касается миксум ("сбора"), то им могло быть все, что собирал налоговый сборщик (макисум, шумер. за[г]-ха}; так, кое-где "миксум (н'и [г]-тара)" могло употребляться и в смысле "шибшум", и в смысле "бильтум", и по аналогии даже в смысле частной арендной платы, которая тоже могла называться и "бильтум".

Но в строгом употреблении термина миксум означал не налог, а пошлину, например, с ввозимых на территорию царства купеческих товаров; эта пошлина составляла в Мари 5-10% местной цены товара. Если караван или ладьи шли через несколько царств, то пошлины, уплачивавшиеся до получения выручки за товар, могли оказаться непомерными; к тому же разбойники (да и цари) грабили купцов и без всякой пошлины. Не удивительно, что купцы всегда старались миновать центры особенно могущественных царств. И если тем не менее международная торговля была возможной и даже прибыльной, то лишь вследствие того, что в основе ее всегда лежал неэквивалентный обмен. Использовалась разница в ценах на товар в стране-производителе и в стране-потребителе. Чем больше пошлин, тем дороже продавали купцы свой товар в месте назначения; для этого было нужно, чтобы данный товар там не производился и принадлежал бы либо к предметам крайней необходимости (например, олово, бронза), либо, напротив, к товарам, создававшим престиж для их обладателей (тонкое полотно, крашенная пурпуром шерсть, благовония и т. п.).

Поборы с купцов (как и с других лиц) нередко собирали и храмы. К всеобщим храмовым сборам принадлежали саттуккум "постоянное (обязательное) приношение"; но, кроме того, существовало а-руа "приношение по обету, добровольное приношение", очевидно, с людей не храмовых, хотя "добровольность" его сомнительна. Для купцов был установлен определенный процент на отчисление а-руа. Однако даже принудительные отчисления храмам были для купцов, может быть, более выгодными, чем зависимость от царского хозяйства, так как храмы не обладали теми средствами насилия и вымогательства, которыми были так сильны цари.

«Первый вопрос, который встает в связи с выявляемой системой налогов и поборов, - вопрос о размере всех этих приношений. В письмах и сделках отчуждения недвижимости перечисленные только что нами термины применяются редко, чаще других говорится о "десятине", реже о "пятине"; при этом одна недвижимость (дома, сады и т. п.) оказывается обложенной ею, а другая, такая же, нет; причины этого неясны. Что касается баматум, то, если этот термин действительно значит "половина", он, как нам кажется, может относиться только к сбору с дворцовых издольщиков (в качестве обозначения размера их бильтум). Соотношение подобных долевых обозначений налога с общей налоговой терминологией нам не очень ясно. Мы знаем, однако, что а-руа с купцов-мореплавателей в Уре в одном случае было "десятиной" и что в другом неизвестный нам по имени царь Иссина (Бур-Син?) снизил ни [г]-тара (миксум) с зерна (здесь, видимо, то же, что шибшум) с 1/5 до 1/10» [1, с. 321].

Таким образом, важнейшими общественными чертами начала Старовавилонского периода было, во-первых, значительное усиление частного экономического сектора, причем как на земле общинного фонда, так и на земле государственного фонда. Развитие этой тенденции сопровождалось разорением немалой части населения и в то же время ростом применения в частных хозяйствах рабовладельческой эксплуатации, а также ростом обмена и товарно-денежных (но и кабально-ростовщических) отношений. Дворцовые и храмовые хозяйственные организации продолжали существовать, но более как начало, координирующее и регулирующее (в интересах государства господствующего класса) деятельность частных хозяйств напротив, как самостоятельные крупные предприниматели, приближавшиеся к рабовладельческому типу, дворцы и храмы теперь уже далеко не имели прежнего значения. Заметим, в частности, такой уже упоминавшийся нами важный факт: дворец стал предпочитать поступления в серебре поступлениям натурой. Зутум ("пот") и тому подобные денежные выдачи взамен натуральных с ремесленников или с рыбаков (а позже и с содержательниц питейных домов и торговых агентов-тамкаров, обязанных продавать царскую продукцию) стали одними из предпочитаемых поборов, хотя тамкары, пользуясь тем, что продукция рыбаков была скоропортящейся, сдавали дворцу всего 1/3 ее номинальной стоимости (а остальное, надо думать, продавали в свою пользу в гавани (каруме).