4107-1 (Император Александр Второй - царь-освободитель), страница 2

При личных совещаниях редакционной комиссии с приезжими депутатами много было пререканий, иногда острых и горячих. О самом освобождении крестьян споров уже не было; непреклонная воля государя всем была известна. Зато много споров было о том, как осуществить освобождение с наименьшим ущербом для помещиков и возможными выгодами для крестьян. Председатель редакционной комиссии и большинство членов ее прилагали все старания к тому, чтобы защитить интересы крестьян.

Уже к концу 1859 года редакционная комиссия выработала в главных чертах проект освобождения крепостных крестьян.

Много труда и всякого беспокойства выпало на долю членов ее и особенно председателя. Ростовцев от непосильных для его лет трудов захворал и в начале 1860 года скончался; но и на смертном одре он был проникнут заботами о скорейшем освобождении крестьян. Когда умирающего навестил император, то последними его словами, обращенными к государю,были слова одобрения его в этом святом деле.

Новый председатель редакционной комиссии получил от государя приказание ни в чем не изменять принятых решений и озаботиться скорейшим завершением дела.

К осени того же года комиссия составила полный проект положений об освобождении и устройстве крестьян и передала его в главный комитет. В это время тяжело заболел председатель комитета князь Орлов, и государь вместо него назначил великого князя Константина Николаевича. Новый председатель быстро повел дело, и к половине января 1861 года проект редакционной комиссии был уже рассмотрен. Великий князь приложил все старания к тому, чтобы все нужное и полезное для крестьян в этом проекте было сохранено. Несмотря на первоначальное противодействие большинства членов, благодаря твердости и настойчивости великого князя проект был принят лишь с некоторыми несущественными изменениями. В последнем заседании главного комитета государь лично присутствовал и по окончании заседания благодарил великого князя за его труды: несколько раз обнял его и поцеловал. Теперь предстояло внести проект на рассмотрение Государственного совета.

Первое заседание совета (28 января 1861 года) открыл сам государь, произнесший замечательную речь. Он говорил, что откладывать это дело больше нельзя, что необходимо его окончить в феврале, чтобы объявить волю к началу полевых работ. Указав далее на то, что было сделано для облегчения крепостного права его державными предками, государь сказал: «Мы не желали, давая личную свободу крестьянам, сделать из крестьян людей бездомных... Мы хотели избегнуть того, что происходило за границей, где преобразование совершилось почти везде насильственным образом...»

В заключение государь предлагал членам Государственного совета с Божьей помощью безотлагательно приступить к работе.

Речь императора произвела на всех ее слышавших глубокое, неотразимое впечатление. «Эта речь, — пишет один современник, — поставила государя бесконечно выше всех его министров и членов совета. Отныне он приобретал себе бессмертие...»

В середине февраля Положение об освобождении крестьян от крепостной зависимости и дальнейшем их устройстве было рассмотрено и одобрено Государственным советом. При рассмотрении его самодержцу не раз приходилось обеспечивать своим твердым вмешательством сохранение коренных начал осуществляемого им преобразования.

18 февраля 1861 года, в шестую годовщину смерти своего отца, император Александр Николаевич долго молился у его гробницы в Петропавловском соборе. На другой день, 19 февраля, министр внутренних дел привез государю для подписания закон об освобождении и устройстве быта крестьян и Высочайший манифест об этом. Император приказал выйти всем из кабинета; ему хотелось перед подписанием этого великого закона «остаться, — как он сам говорил, — наедине со своею совестью».

Знаменательный манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости был составлен, по желанию государя, митрополитом Московским Филаретом. В начале манифеста говорилось о тех общих основаниях, на которых производилось освобождение крестьян. Далее государь выражал свою благодарность дворянству, «которое добровольно, побуждаясь только уважением к достоинству человека и христианскою любовью к ближним, отказалось от упраздняемого ныне крепостного права...» Вместе с тем император выражал надежду, что «крепостные люди, при открывающейся для них новой будущности, поймут и с благодарностью примут важное пожертвование, сделанное дворянством для улучшения их быта». Крестьяне призывались в манифесте «к верному и прилежному употреблению в дело дарованных им прав». «Самый благотворный закон, — говорилось в манифесте, — не сможет людей сделать благополучными, если они не потрудятся сами устроить свое благополучие». Заканчивался манифест 19 февраля высокотрогательными словами, которые всякий русский человек должен всегда помнить: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного».

Подписанный Александром Вторым манифест был объявлен в обоих столицах в Прощеное воскресенье, 5 марта, а в других городах — в ближайшую неделю нарочно для этой цели посланными от государя доверенными лицами.

В Петербурге, когда государь вышел после развода из Михайловского манежа и его окружила толпа народа, он сам прочел собравшимся манифест. Впечатление было чрезвычайное. Когда коляска государя показалась потом на площади перед Зимним дворцом, многотысячная толпа народа восторженными кликами приветствовала царя-освободителя. «Было Прощеное воскресенье, — писал очевидец, — а прошло оно, словно светлое Христово Воскресенье. Многие незнакомые люди поздравляли друг друга, обнимались, целовались на улице».

По всей России «воля» была встречена народом с глубокой благодарностью монарху, ее даровавшему, и вместе с тем спокойно: волнений, которых многие опасались, совсем почти не было. Русский простой народ показал тогда себя достойным освобождения от крепостной неволи и этим оправдал доброе о нем мнение государя и доставил великую радость своему царю-благодетелю. Во многих иностранных землях крепостное право было отменено раньше, чем в России, но почти везде отмена его сопровождалась смутами и беспорядками. Кроме того, крестьяне там освобождались без земли, и часто их положение после освобождения становилось тяжелее: они попадали в полную имущественную зависимость от помещиков, так как собственной земли у них не было ни пяди. На нашей же Родине сделано было иначе: каждый освобождаемый крестьянин получал душевой надел, размер которого был в разных местностях различен в зависимости от местных условий.

Так как наделы крестьянам были отводимы из земель, составлявших собственность помещиков, то последним и надлежало возместить ее стоимость.

Из 20 миллионов освобождаемых крестьян только немногие немедленно могли сами рассчитаться за предоставляемые им земли, огромному же большинству пришло на помощь государство, которое оплатило помещикам стоимость выделенных крестьянам наделов с тем, чтобы крестьяне возместили казне выплаченные за их счет деньги ежегодными взносами.

Эти взносы, известные под названием «выкупных платежей», с того времени стали вноситься освобожденными крестьянами в казну вплоть до самого последнего времени, когда ныне благополучно царствующий государь император простил крестьянам оставшуюся часть недоплаченного долга государству и взыскание выкупных платежей было прекращено.

В 1866 году государь велел применить общие основания Положения 19 февраля 1861 года относительно помещичьих крестьян и к крестьянам государственным.

Польская смута и мероприятия в западном и привислинском краях

Мирное течение жизни в нашем Отечестве, столь необходимое для успешного проведения великих реформ императора Александра Второго, было нарушено поляками. За тридцать лет, протекших со времени восстания при императоре Николае Павловиче, поляки ничего на забыли и ничему не научились: они по-прежнему продолжали мечтать о восстановлении Польши и совсем как бы не видели тех забот и расположения, которое к ним проявляла русская власть. Император Александр Второй был одушевлен по отношению к полякам лучшими намерениями: было даровано прощение полякам, замешанным в мятеже 1830—1831 годов, как бежавшим за границу, так и находившимся в ссылке. Преемник князя Паскевича в должности наместника (с 1856 года) князь Горчаков, по характеру человек мягкий, относился к полякам весьма снисходительно. Он испрашивал все новые и новые милости царству Польскому. По его представлению государь назначил начальником всех школ в царстве Польском поляка Велепольского. В Варшаве решено было учредить особый государственный совет для обсуждения важнейших дел, в губерниях же и уездных городах — особые советы из выборных лиц для заведования городским хозяйством. Все внутренние дела, касавшиеся управления, суда, просвещения и веры, были сосредоточены в руках самих поляков.

Но все эти благожелательные меры не изменили враждебного к России настроения крайних польский партий, имевших большое влияние. Они в значительной мере составились из участников прежнего восстания и увлеченной ими молодежи — учащихся и рабочих. Влиянию их подчинилось мало-помалу и польское общество. С самого начала 1861 года в Варшаве начались уличные беспорядки. Русским офицерам и солдатам опасно было показываться на улице; а когда однажды, выведенный из терпения нанесенными оскорблениями офицер, шедший с отрядом солдат, велел сделать залп в толпу, и несколько поляков было убито, поляки подняли крик на всю Европу, ежедневно стали служить по костелам с вызывающей торжественностью заупокойные обедни по убитым и надели траур.

Крестьянское, однако, население почти повсюду оставалось спокойным, хотя оно и находилось в большой зависимости от помещиков, так как, получив ранее волю, оно не было наделено землей.

Хотя до государя и доходили сведения о том брожении, которое происходило в Польше, но он не менял своего благожелательного отношения к полякам, надеясь, как в свое время император Николай Павлович, на их благоразумие. Вслед за государем и все образованное наше общество по исконному русскому благодушию не только не питало каких-либо недружелюбных чувств к полякам, но, напротив, всемерно было проникнуто мыслями об устранении вековых недоразумений между двумя родственными славянскими народами.

Наместником царства Польского в мае 1862 года был назначен брат государя великий князь Константин Николаевич. В ответ на такое милостивое и почетное для поляков назначение польские заговорщики произвели на жизнь великого князя покушение тотчас по прибытии его в Варшаву. К счастью, покушение не удалось: великий князь был только легко ранен в плечо. Даже и после этого гнусного дела отношение русской власти к полякам не переменилось.

Принимая через неделю после покушения польских сановников, великий князь говорил: «Брат мой желает вашего счастья, вот почему он прислал меня сюда. Рассчитываю на вашу помощь, чтобы я мог исполнить его поручение».

Хотя брожение в крае не прекращалось, Польша продолжала получать все новые и новые льготы. Почтовые учреждения были изъяты из подчинения почтовому ведомству империи; губернаторами и начальниками местных учреждений продолжали назначать природных поляков, Велепольский назначен помощником наместника по всем частям гражданского управления; управление, суд, обучение производились на польском языке; в Варшаве вновь открыт был польский университет, закрытый после первого восстания. Но ничто не помогало. Поляки пользовались каждым случаем, чтобы сделать оскорбительное для русской власти выступление в своих церквах или на улицах.

В январе 1863 года долго подготовлявшееся вооруженное восстание наконец проявилось открыто: молодые люди, призванные на военную службу, бежали из Варшавы ночью со 2 на 3 января 1863 года и укрылись в лесах. Они вооружились и образовали первые шайки повстанцев. Между тем главные заговорщики в Варшаве решили напасть на расставленные в разных местах русские отряды и истребить их. Польские шайки в ночь на 11 января произвели ряд неожиданных нападений на русские войска, но получили должный отпор. Только в некоторых местах сонные офицеры и солдаты, застигнутые врасплох, стали жертвой гнусного предательства. Руководители мятежа разослали в то же время повсюду воззвания о восстановлении Польши и присоединении к ней русских губерний до Западной Двины и Днепра. На тех поляков, которые не желали принимать участие в восстании, мятежники стали действовать путем устрашения, часто даже за отказ дать деньги на восстание убивали.

Мятеж из губерний царства Польского перекинулся и в западный край. В самой Вильне возникли волнения: в ней образовалось подпольное правительство, которое облагало денежными налогами на поддержку восстания польских помещиков западного края, требовало от них снабжения повстанцев продовольствием, завело собственных жандармов-вешателей, убивавших по его приказу ненавистных им русских начальников и всех, кого считали вредными для польского мятежа. Мятежнические шайки составлялись главным образом из мелкопоместной шляхты, панской дворни и отчасти горожан. Во главе становились и поляки-офицеры, принесшие при вступлении в русскую службу присягу на верность государю, и польские помещики, и даже польские свещенники. Эти шайки большого вреда не могли причинить; они главным образом нападали на беззащитные места, при столкновениях же с войсками повстанцы обыкновенно разбегались по лесам. Особенно страдали от этих шаек православные священники и крестьяне, те и другие за то, что не хотели пристать к мятежу и вместе с поляками добиваться восстановления Польши. Несколько священников было повешено повстанцами, у многих отнято все имущество, и сами они подвергались мучениям и надругательствам. Много и сельских крестьянских властей, и даже простых крестьян-белорусов и малороссов запечатлели смертью свою верность царю и России.

Восстание проникло и в губернии, граничившие с царством Польским, — Ковенскую и Гродненскую. Поляки также всячески стремились к тому, чтобы восстание охватило все губернии, когда-то бывшие под властью Польши: французский император Наполеон Третий, поддерживавший польское восстание, говорил, что при восстановлении Польши в нее будут включены все те местности, где была пролита кровь. Поэтому мятежные шайки появились даже в местах, сплошь занятых русским населением, к великому его изумлению: в окрестностях Киева, в восточной части Волынской губернии, в Могилевской и Витебской губерниях.