Свинцовый закат (947252), страница 38

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 38)

– Время и место! – еще настойчивее повторил Куприянов, чуть приподняв голову и хватая меня правой рукой за запястье. Правда, пальцы компаньона оказались слишком слабы и почти сразу же сорвались. А вот его левая рука и нижняя часть тела при этом рывке остались совершенно неподвижными. Даже мало-мальски не шевельнулись. Хреново.

– Три тридцать пополудни, ресторан «Полесье», полкилометра южнее главной цели. – Дабы успокоить пострадавшего, я решил, что лучше все-таки ответить на его вопрос.

– Плохо, боец! – проговорил Кальтер, брызжа слюной и скрипя зубами от боли. – Отстаем от графика! Коли мне морфин и помоги встать. Мы выдвигаемся немедленно!

– Нельзя тебе вставать! – помотал я головой. – Слишком дерьмово выглядишь. Лежи пока. Время еще терпит. Лучше попробуй взять себя в руки и расскажи, где у тебя болит.

– Возражать?! – Он снова рванулся, но, видимо, испытал вслед за этим дикий приступ боли и зарычал как зверь. Лицо у майора перекосило, и он, уронив голову на асфальт, так и остался лежать с застывшей гримасой, похожей на гипсовую маску мучительной агонии. Я расстегнул лямки куприяновского ранца, подтащил его повыше и соорудил из него для компаньона подушку. Потом осмотрелся, убедился, что все спокойно, и достал обе аптечки. Морфин имелся и у меня, и у Кальтера, но пока мне не будет известен хотя бы приблизительный характер полученных им травм, с обезболивающим лучше повременить. Хотя кое в чем Тимофеич прав: нам не следует задерживаться на площади, и лучше поскорее покинуть ее. Убраться отсюда с глаз долой в парк или, на худой конец, за ресторан. Одна проблема: майор грохнулся оземь с большой высоты и, возможно, получил повреждения, которые при неосторожном перемещении могут его запросто убить.

Очевидно, вспышка боли привела Кальтера в сознание, потому что когда жуткая гримаса сошла у него с лица, оно немного порозовело, а взгляд компаньона еще больше прояснился. Дышал он при этом часто, тяжело и хрипло, к тому же взмок, будто кто выплеснул ему на голову ведро воды. Я не мог сказать, хорошо это или, наоборот, очень плохо. Но так или иначе, после приступа он наконец-то заговорил адекватно, чем, разумеется, облегчил стоящую передо мной задачу.

Когда одышка у майора немного улеглась, он не сразу, но все же собрал волю в кулак и выполнил мою просьбу. По словам Тимофеича, его дела обстояли следующим образом. Он помнил, как сильно ударился нижней частью спины о бордюр на крыше ресторана, после чего полностью отключился, пока я не взялся его тормошить. Сейчас главный источник боли терзал Кальтера в пояснице – ее словно медленно перепиливали тупой пилой. Ног он совершенно не ощущал и потому был почти уверен, что сломал позвоночник. Зато хорошо чувствовал боль в левом плече, на котором – я проверил – действительно оказался закрытый перелом. Дыхание компаньона также сопровождалось сильной болью – явно имели место сломанные ребра. Но кровью страдалец не кашлял, а значит, его легкие остались целы. Наверняка у него было еще немало переломов, ушибов и внутренних кровотечений, но выявить их ни он, ни я в настоящий момент уже не могли.

– Видишь, Мракобес, как погано все обернулось, – тяжко дыша, подытожил майор беглый анализ собственных повреждений. – Теперь у меня нет обратной дороги, и помочь тебе больше я ничем не могу… Так ты со мной? Или уходишь?

– Я доставлю тебя на «Авангард», – пообещал я. – Моя клятва по-прежнему в силе. Но не могу дать гарантии, что в таком дерьмовом состоянии ты переживешь путь до стадиона.

– Ты, главное, действуй, – напутствовал меня Тимофеич. – А за меня не переживай – как-нибудь сдюжу. А нет так нет. Тогда просто дотащи мое тело до «Авангарда», оставь его там на самом видном месте, и твоя клятва будет исполнена. Больше ни о чем не прошу…

Я вколол Кальтеру морфин, отцепил и выбросил отслуживший свое протез, затем жестко обездвижил калеке сломанное плечо бинтом и отправился на поиски материала для волокуши, попутно гадая, куда подевались оставшиеся в живых «буяны». То, что они до сих пор не дали о себе знать, было странным, хотя в целом обнадеживающим признаком. Или свита покойного Искателя не нападала без его приказа, или разбежалась без поводыря по округе, напрочь забыв о своей боевой задаче. Ну да бог с ними – буду решать проблемы по мере их поступления. И без того они выстроились передо мной в длинную очередь, и каждая наперебой требовала приоритетного внимания.

В разгромленных служебных помещениях ресторана удалось отыскать все, что мне сейчас было необходимо. И даже больше. Помимо крепкой доски, нескольких тонких металлических труб и проволоки я нашел также широкий электромонтажный пояс, немного длинных гвоздей и одноосную тележку для перевозки фляг. Стаскав все это ко входу, я связал из труб раму для волокуши – такой же, на какой я год назад вез хоронить Бульбу, закрепил на ней доску, потом отломал от тележки ось и приделал ее загнутыми из гвоздей скобками к нижней кромке плахи. Теперь ей предстояло не волочиться по земле, а катиться на колесиках. Это облегчало работу мне и страдания Кальтеру, поскольку иначе он чувствовал бы своей больной спиной каждую встреченную нами в парке выбоину. А колесное шасси – это уже совсем другой уровень дорожного комфорта. Так что если майор все-таки выживет, пусть не говорит потом, что я не отплатил ему за позавчерашнее спасение. Вера определенно знала, кого выбрать в компаньоны своему дяде Косте. Хотя и призрак, а в людях разбирается, факт.

На сооружение волокуши у меня ушло больше полутора часов. За это время Кальтер трижды отключался, но неизменно очухивался после того, как я, беспокоясь, не впал ли он в кому, совал ему под нос нашатырь. Выглядел Тимофеич малость получше, чем когда я впервые привел его в чувство, но все равно теперь от прежнего Кальтера осталась, пожалуй, одна его уродливая татуировка. Я с ужасом глядел на бледного осунувшегося калеку и видел перед собой немощного старика-паралитика, стоящего практически в двух шагах от могилы. Никогда не сталкивался с таким явлением, чтобы человек состарился всего за час, причем без посредства здешних аномальных выкрутасов. Впрочем, едва Куприянов приходил в сознание, эта иллюзия пусть не до конца, но рассеивалась, а морфин придавал потухшим было глазам компаньона блеск. Жаль только, отнюдь не жизнерадостный.

На часах было начало шестого, когда для нас с Тимофеичем наступил крайне ответственный момент: перекладывание больного на подготовленный для него транспорт. В одиночку я при всем старании не проделал бы это так, как предписывают правила оказания первой помощи при переломе позвоночника. Одно неловкое движение, и я мог запросто убить компаньона или усугубить его травму. Но по-другому было никак нельзя. Без жестких носилок или как в нашем случае – волокуши – в таком деле не обойтись. Хорошо еще, что защитные пластины комбинезона выполняли для беспомощного тела Кальтера функцию фиксирующего бандажа, а иначе и не знаю, как я справился бы с этой задачей.

Впрочем, даже несмотря на осторожность, мне не удалось переместить пациента безболезненно. Когда я буквально по сантиметру уже почти втащил майора на волокушу, его лицо опять перекосила гримаса боли, а из горла вырвался сдавленный хриплый стон. После чего глаза Тимофеича закатились, и он в очередной раз лишился сознания. Я поспешил завершить перекладку пострадавшего и взялся приводить его в чувство, но все мои старания оказались тщетными. Судя по наличию нитевидного пульса и слабого, но стабильного дыхания, Кальтер не умер, а, похоже, все-таки впал в кому. Что для него в его нынешнем состоянии было фактически равнозначно смерти.

Я выругался и обессилено плюхнулся на обломок бетонного блока. Возня с парализованным компаньоном вымотала меня до предела, а мне еще предстояло волочить его через весь парк к стадиону. А тут вдобавок из видимой отсюда вентиляционной трубы Саркофага начал подниматься столб свинцового дыма. Достигнув высоты птичьего полета, он остановился, будто уперся в незримый щит, и начал равномерно растекаться во все стороны, при этом раскручиваясь, подобно циклону. Плотность и размеры формирующегося на глазах облака увеличивались с каждой минутой. Нависнув над ЧАЭС, мрачная громада вращающегося небесного «жернова» уже в ближайшие полчаса грозилась накрыть собой Припять и ее окрестности. Зарождающийся катаклизм можно было по незнанию списать на внеочередной выброс, но я не ощущал предшествующих этому явлению аномальных возмущений атмосферы. Зато отлично помнил пророчество сектантов, в котором говорилось еще об одном апостоле Великого Очищения – Буревестнике. И обреченно понимал, что вряд ли нам повезет выиграть третий раунд нашей эпической битвы с Хозяевами Зоны.

Я перевел взгляд с затмевающей небо тучи на не подающего признаков жизни Кальтера, тяжко вздохнул и произнес:

– Подонок ты все-таки, Тимофеич. Ну кто так делает, скажи на милость? Заварил грандиозную бучу, втравил в нее нас с Черепом, затащил к черту на рога, а сам в конце хоп – и не при делах! Что, не мог другой отмазки придумать, кроме как взять и умереть?

– Типун тебе на язык! – не открывая глаз, еле слышно проговорил майор надтреснутым голосом. – И вообще, какого черта ты все еще топчешься на месте? Ждешь повторного приказа?

– Слава Господу – оклемался! – несказанно обрадовался я и даже ощутил приток невесть откуда взявшихся сил. – А я уж решил, что нечаянно тебя прикончил!

– И не мечтай! Много будет чести какому-то паршивому мотострелку угрохать майора Куприянова! – проворчал Кальтер, с трудом разлепляя веки. – Почему так рано стемнело? Или пока я был в отрубе, настал вечер?

– Кажется, старик, грядет большая буря, – ответил я, крепко привязывая майора к доске найденным в ресторане электромонтажным поясом, а также снятыми с куприяновского ранца ремнями. – Так что на легкую прогулку не рассчитывай.

– Нашел, чем удивить, – заметил Тимофеич. Он потрогал здоровой рукой затянутые мной ремни, ощупал доску, потом поднес ладонь к глазам и сжал ее в кулак. После чего с уверенностью добавил: – Есть еще силы. Пусть приходит твоя буря – справлюсь и с ней.

– Мне бы твой оптимизм, – пробормотал я, надевая ранец. Затем повесил на шею винтовку и, бросив последний взгляд на разрастающийся циклон, впрягся в волокушу.

Над Саркофагом блеснула первая молния, а вслед за ней пророкотал раскат грома. Буревестник прочищал горло, собираясь прокричать нам свою жуткую песнь. Край свинцового небесного жернова достиг площади, и мне на лицо упали первые дождевые капли. Обычная вода, пресная и холодная. Я приналег на ручку волокуши и, стронув тяжелую ношу с места, потянул ее к парковым воротам.

До заката оставалось два с половиной часа, и то, что мы оба были до сих пор живы, являлось чересчур щедрым подарком Небес. Между которыми и нами уже распростер крылья Буревестник, готовый сорвать на нас злобу за гибель Скульптора и Искателя. А заодно устроить в центре Зоны генеральную уборку, закрыв ею четвертый сезон Великого Очищения. И впрямь, почему бы нет: одно другому не мешает. Тем более теперь, когда разделаться с нами стало проще пареной репы…

Глава 17

За считаные минуты погода испортилась до такой степени, что перестала располагать не только к прогулкам по парку, но даже кратковременному пребыванию на открытом пространстве. Хотя далеко не всякая крыша подошла бы для пережидания столь впечатляющей бури. Не спорю, наверняка мир знавал штормы гораздо свирепее, однако Мракобесу на его веку еще не доводилось попадать в эпицентр такого катаклизма. В нем, словно в пресловутом доме Облонских, тоже смешалось все, что природа только могла смешать в подобном коктейле стихий. После того как беспросветная мгла затянула небо до самого горизонта, уже ничто не выдавало искусственный характер разразившегося над Припятью урагана. Разве что туча, кажется, так безостановочно и ходила по кругу, но мне задирать голову и пялиться на нее было некогда. Я брел сквозь бурю, волоча за собой беспомощного Кальтера, и смотрел только вперед. Ну и изредка по сторонам, когда порой в падающей с небес водяной пелене мне мерещилось какое-нибудь движение.

Это был не дождь и даже не ливень, а сущий библейский потоп, низвергающийся с небесных хлябей не струями, а целыми водопадами. Спустя пять минут с момента, как они хлынули на землю, я уже брел черепашьим темпом по щиколотку в воде, через пятнадцать минут – по колено, а по прошествии получаса вода достигла мне промежности. Выше, к счастью, не поднялась, ибо в противном случае пришлось бы подыскивать для Тимофеича какой-нибудь плавучий буксир и воевать с течением, которое, по закону подлости, было встречным. Я включил прицепленный к комбинезону фонарик, чтобы вовремя различать и огибать попадающиеся на пути водовороты. Под каждым из них скрывались ямы и трещины, обнаружить которые сейчас по иным признакам было попросту нереально. Но даже проявляя неусыпную бдительность, я все равно частенько проваливался в затопленные выбоины.

Порой среди них встречались и достаточно глубокие. Опасаясь, как бы Кальтер не нахлебался воды, я надел ему противогаз, чьи влагонепроницаемые фильтры могли защитить компаньона от подобных эксцессов. Мне же защитная маска сейчас лишь вредила, хотя дышать в ней было, несомненно, легче. Я и так едва различал дорогу впереди, а через заливаемое водой стекло не видел бы ничего дальше собственного носа.

Не сверкай в небе молнии, я бы точно рано или поздно сбился с дороги. Только они позволяли видеть в окружающей нас водяной пелене единственный маяк – то самое колесо обозрения, что торчало над верхушками деревьев. Не будь его, плутать бы нам, горемычным, по заросшему, а ныне вдобавок затопленному парку кругами до тех пор, пока я не утонул бы в каком-нибудь канализационном колодце. Течение как ориентир было слишком ненадежным. Да, оно двигалось в южную сторону, но раз за разом отклонялось то вправо, то влево – в зависимости от того, на какие препятствия натыкался потоп. А маячившее на фоне озаряемого молниями неба огромное колесо не обманывало и всегда указывало нам правильный курс.

В отличие от сковывающей мне ноги бурлящей воды, ветер не придерживался строгого направления и метался ураганными порывами туда, куда ему вздумается. При этом он неустанно стегал меня водяной плеткой о тысячи хвостах, будто подгонял и без того еле живого от усталости тяглового мула. Я скрипел зубами, фыркал, отплевывался, бранился на все лады, но продвигался шаг за шагом на север. Налегая на перекладину волокуши, я шуровал против течения с тупым усердием бурлака, чей артельный староста пообещал скоро устроить привал. Весь смысл моей жизни свелся сейчас лишь к безостановочному перебиранию ногами, которые медленно, но верно приближали меня к заветной цели. Идти вперед и больше ни о чем не думать – простое и вместе с тем на редкость воодушевляющее мировоззрение.

Характеристики

Список файлов книги