Свинцовый закат (947252), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Кстати, а где он?
Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагал. Гостиничный корпус был немного шире одноэтажной пристройки, и под окном, из которого выпал майор, располагался самый край ресторанной крыши. Упади компаньон метром правее, возможно, ему повезло бы отделаться ушибами, но Тимофеич грохнулся аккурат на ограждающий крышу железный парапет, а с него – на землю. В общей сложности Кальтер пролетел не четыре метра, а все восемь и сейчас лежал на асфальте у входа в ресторан, не предпринимая даже слабых попыток подняться. В лучшем случае майор потерял от удара сознание, в худшем – свернул себе шею. Если бы не чертов парапет, о который он просто не мог не удариться, его шансы выжить выглядели бы не столь плачевными. Но чтобы навернуться с высоты спиной или головой о швеллер и не пострадать, надо иметь прямо-таки фантастическое везение. Которое, похоже, от Кальтера сегодня отвернулось.
– Дерьмо! – в отчаянии выругался я, когда выпрыгнул наружу, из жуткого холода в тепло, и глянул через парапет на недвижимого компаньона. Отсюда нельзя было определить, жив он или мертв. Но даже если Тимофеичу подфартило отделаться легкими повреждениями, ему придется немного потерпеть. Я не мог сейчас прийти ему на помощь, поскольку неугомонный Череп уже маячил у окна, собираясь перемахнуть через подоконник и поквитаться со мной теперь еще и за свои отрубленные руки.
Я суматошно огляделся и задержал взгляд на валявшемся поблизости фрагменте вывески, обрушившемся с гостиничного корпуса. «ЛЬ» – две метровой высоты буквы и часть удерживавшего их на крыше каркаса, сваренного из металлического уголка (целиком вывеска некогда являла собой украинское название гостиницы: «ГОТЕЛЬ „ПОЛIССЯ“). Кто сбросил сверху этот обломок – ветер, мутанты или аномалия, – можно было лишь гадать. Но у того вандала хватило сил разорвать на каркасе сварные швы и деформировать уголки так, что теперь они топорщились во все стороны, будто шипы огромного моргенштерна. Вряд ли сталкерский комбинезон обезопасит от падения на них с высоты – эта мысль пришла мне в голову сразу, как только я заметил лежащий лицевой стороной книзу „ЛЬ“. Вся его крепежная фурнитура, соответственно, торчала вверх, и валялся обломок не там, где он был, а под нашим окном…
А в чем, собственно говоря, загвоздка? Что мешает моей мечте сбыться прямо сей же момент? Я кинулся к фрагменту вывески и, ухватив его за один из шипов, попробовал сдвинуть «ЛЬ» с места. Запросто! Гладкая поверхность букв и небольшой вес обломка позволяли буксировать его по ровной крыше даже в одиночку. Чем я без промедления и занялся, едва понял, что это осуществимо.
Болтая недорубленными предплечьями, Череп поставил ногу на подоконник и, кое-как протиснувшись в оконный проем, сиганул вниз следом за мной.
– Мягкой посадки, сучара! – процедил я, подкатывая под окно шипастый обломок вывески. Я спешил что было мочи и все равно едва не опоздал. Раскольник уже находился в полете, когда мне удалось завершить свою жестокую каверзу. Враг напоролся сразу на два торчащих уголка: один угодил ему в пах и вышел наружу из поясницы, заодно выдрав правую почку, а второй вонзился под ложечку и застрял где-то в грудной полости. Центр тяжести у «ЛЬ» моментально сместился, и нанизанное на каркас тело, перевернув обломок, упало на крышу. Не ощущающий боли Череп попробовал было встать и стянуть себя с шампуров, но они так крепко застряли промеж полковничьих костей, что все его старания были тщетны. Он мог только еле-еле ползти на четвереньках и волочить за собой фрагмент вывески подобно тому, как муха волочит соломинку, воткнутую ей в брюшко юным сорванцом… да простит меня храбрый полковник Борис Черепанов за столь циничное сравнение.
Спустя еще четверть минуты кожа на теле раскольника начала лопаться и бурно кровоточить – это означало, что вместо отвоевавшего свое Черепа на крыше ресторана должна возникнуть аномалия. Я не стал дожидаться ее рождения и поспешил спуститься к не подающему признаков жизни Кальтеру. Судя по хлопку, что раздался вскоре наверху, и брызнувшим фонтаном кровавым ошметкам, тело полковника тоже разродилось «трамплином». Не слишком достойный для нашего мстителя финал. В отличие от брата, Веня Черепок погиб гораздо менее мучительной и более человеческой смертью. Что ж, каждому свое. Неизвестно еще, насколько мне повезет в таком деликатном деле, как отход в мир иной. За последние дни Всевышний не завизировал ни один из моих смертных приговоров. Неужто они показались ему чересчур щадящими? В таком случае какую же тогда эксклюзивную смерть он для меня приберег?
Зато Тимофеич, кажется, отмучился. Однако и впрямь до слез обидно за старика, сошедшего с пути раньше срока. Вот уж не думал, что буду жалеть своего двуличного компаньона, но поди ж ты – жалею. М-да, парадокс…
С момента, как мне удалось выпрыгнуть из окна, и до той поры, как я склонился над скрюченным телом компаньона, прошло минуты три (две из них ушли на спуск с ресторанной крыши, поскольку лихо прыгать с нее на асфальт я побоялся). За это время майор так и не пошевелился – плохой, очень плохой знак. Ну да что теперь поделать – чьи-то мечты сбываются, чьи-то нет. Оно ведь не только в Зоне так, но и везде. Жестокая, слепая рулетка жизни…
Разорвавший тишину протяжный вопль Искателя был исполнен почти человеческого ликования. В суете последних минут я не обратил внимания на то, что свист «ледяного гейзера» прекратился и центр Припяти вновь окутала мертвая тишина. Бегло оглядев округу с крыши ресторана, я решил, что пожиратель аномалий и четверка выживших раскольников все еще отирается у пожарного выхода. Однако Искатель орал сейчас практически за углом, причем совсем не там, откуда я ожидал нападения. Или даже не за углом, а… в ресторане! Точно! А я расселся прямо перед входом, в то время как апостол Монолита наверняка меня заметил и уже готов полыхнуть своей промывающей мозги вспышкой!
Святые угодники! Но зачем он орет? Явно неспроста! Не уверен, что сумеет подкрасться ко мне исподтишка, и хочет меня спугнуть, чтобы я пустился бежать от него со всех ног? Прямиком на притаившихся в ближайших кустах раскольников? Ходячий глист любит охотиться подобным образом на тех врагов, которых побаивается. И все еще надеется, что мы попадемся на его дешевую уловку.
Вернее, я попадусь, а Кальтеру об этом уже можно не переживать. Впрочем, кое-какой посмертный подарок он мне оставил. Выроненная им при падении винтовка лежала неподалеку на асфальте. Не спуская глаз с темных провалов окон, я подобрал оружие и изучил в оптический прицел видимые с улицы помещения ресторана. Ну же, трусливая тварь, покажись! Не волнуйся, убежать Леня Мракобес всегда успеет. Однозначно ты меня видишь и знаешь, что я вооружен, а иначе с чего бы вдруг ты так внезапно заткнулся?
Разгромленный зал ресторана просматривался снаружи почти полностью, но спрятаться в нем тощий и темнокожий Искатель мог где угодно. Пока между нами сохранялась приличная дистанция, он был мне не опасен. Напротив, это я со своей винтовкой представлял для него угрозу. Но не станешь же палить наобум в каждое из множества потенциальных укрытий противника, надеясь, что тебе повезет отыскать верное? В разгрузочном жилете Кальтера еще оставались один или два запасных магазина, но я не хотел бездумно растрачивать дефицитнейшие боеприпасы. Потому что пока не планировал умирать, а это означало, что все мои выстрелы должны поражать конкретные цели. В идеале одна пуля – одна цель. И если я начну мазать по ним из такой хорошей винтовки, которая перешла мне в наследство от Тимофеича, винить в промахах надо будет исключительно себя и свою криворукость.
Значит, Искатель, тебе нравится орать и шарахать красными вспышками? А что, если мне использовать против тебя твою же тактику устрашения? Разумный хищник – он ведь способен не только удивляться, но и испытывать страх. Например, слыша рычание более грозного хищника. Я, конечно, не умею начинять людей аномальной энергией и превращать их в бомбы, но когда нужно устроить светопреставление – тут меня хлебом не корми. Дайте только в руки необходимый инструмент, а уж за мной не заржавеет.
Опустив оружие, я аккуратно, не делая резких движений, отстегнул на ранце клапан нижнего кармана и извлек оттуда последнюю пару оставшихся у меня «сигналок». Затем положил винтовку на сгиб руки и распутал на ракетных пеналах шнурки для ручного запуска. Далее огляделся и, не обнаружив несущихся ко мне через площадь раскольников, поочередно, без паузы, выпустил обе ракеты в ресторанные окна. После чего вновь схватил винтовку и нацелил ее туда, куда только что с пронзительным свистом умчались «сигналки».
Предупредительные надписи на их пеналах гласили: «Не для использования в закрытых помещениях!» Оно и понятно: страшно представить, какой переполох разразится, например, в Баре, выстрели я там такой штуковиной в самый разгар ежевечернего веселья. Хорошо, если мечущаяся в четырех стенах, как насмерть перепуганная птица, ракета не выжжет кому-нибудь глаза и не устроит пожар. Однако что являлось недопустимым для «Ста рентген», в ресторане «Полесье» могло оказать мне огромную услугу. Свистящие и рассыпающие за собой снопы искр «сигналки» заметались по темному залу, словно светлячки-мутанты, которые, по слухам, водятся с недавних пор в «Агропроме». Только те пугали сталкеров, не издавая при этом ни звука, а мои светляки шумели в полете так, что от их свиста едва не лопались барабанные перепонки. Куда там Искателю с его жалкими воплями! Сверкал он, бесспорно, намного ярче, зато по уровню шума «сигналки» легко обскакали вой пожирателя аномалий.
И это паскуднику здорово не понравилось. Неизвестно, за что он принял мои ракеты, но не успели они затихнуть и сгореть, а апостол Монолита уже бежал прочь от воцарившейся вокруг него свистопляски. Памятуя о мерзкой привычке Искателя слепить своих врагов, я крепко зажмурил левый глаз, а правый поднес к оптическому прицелу, на котором предварительно выставил самый мощный светофильтр. И потому когда уносящая ноги тварь ударила по мне своим коварным оружием, я был к этому полностью готов.
А бежала она, судя по всему, туда, откуда пришла – назад, в гостиницу. Пригнувшись, чтобы не шоркать макушкой о потолок, и комично задирая длинные костлявые ноги, объятый пламенем дылда спешил к двери, что вела в гостиничный корпус. Спешил и даже понятия не имел, что световая маскировка сейчас его не спасает, а, наоборот, только вредит.
Глядя сквозь затемненную оптику, я отчетливо видел в центре ослепительного пятна вражеский силуэт и ни в коем разе не собирался упускать такую удачу. Единственное, что мне мешало хорошенько прицелиться, – это колонны, что подпирали потолок зала и за которыми то и дело пропадала моя мишень. Поэтому я поступил рациональнее: взял на прицел дверь, к какой стремился беглец, и когда его отделяли от выхода считаные шаги, пальнул из подствольного гранатомета в стену возле дверного проема.
Оставленная Кальтером на черный день, последняя граната влетела в ресторанное окно, пронеслась по залу между колоннами и угодила чуть ниже той точки, куда я целился. Впрочем, для моего выстрела такая погрешность не играла особой роли. Обладающий повышенной мощностью снаряд (дорогая игрушка – Тимофеич явно не экономил в Зоне на хороших боеприпасах) врезался в стену над плинтусом и рванул, отколов от стенной панели внушительный кусок. В приближающегося к двери Искателя ударил шквал гранатных и бетонных осколков. Он шутя отбросил худосочного дылду назад и припечатал его спиной к оказавшейся у него на пути колонне. Сияющий вокруг монстра ослепительный ореол тут же погас, а сам он отлепился от колонны и шмякнулся на пол, будто марионетка, у которой разом оборвались все нити.
– Кукар-р-рача! – победоносно прорычал я, чувствуя, как внутри меня просыпается натуральный первобытный варвар, который только что поставил ногу на грудь поверженному врагу и занес над ним свою окровавленную дубину. В сегодняшней пляске смерти я уже не выглядел идиотом, как вчера, когда мне пришлось ломать комедию перед Скульптором. Жаль, Кальтер не дожил, а так хотелось доказать ему, что Мракобес может сражать наповал апостолов Монолита не только танцем, но и огнестрельным оружием.
Достигнутый успех следовало немедля закрепить. Это было крайне рискованно, потому что даже умирающий Искатель мог собраться с силами и сверкнуть мне напоследок в глаза психотропной вспышкой. Но вдруг он сейчас всего лишь оглушен? Тогда я совершаю еще более крупную ошибку, оставляя его в живых. Я убрал с прицела светофильтр, присмотрелся к распластанному у колонны телу, не заметил, чтобы оно билось в агонии, и, собравшись с духом, вошел в ресторан. Приближаться к апостолу вплотную, однако, не дерзнул. Остановившись неподалеку от него, я положил ствол винтовки на край поставленного на попа стола, упер оружие покрепче, дабы не ходило ходуном в моих дрожащих руках, затем снова приник к прицелу и, наведя его на Искателя, тремя точными выстрелами начисто снес ему голову. А для гарантии пустил еще три пули в сердце, хотя и сомневался, что оно у монстра есть. Затем подхватил винтовку и поспешил прочь, не желая больше ни секунды задерживаться рядом с теперь уже окончательно мертвым пожирателем аномалий…
Четверо его прихлебал продолжали околачиваться где-то неподалеку, и я о них не забыл. Но сейчас меня больше интересовал Тимофеич. Если он погиб, надо окончательно в этом убедиться. Чем я и занялся сразу, как только вышел из ресторана.
Перво-наперво я проверил у Кальтера пульс и обнаружил, что таковой имеется. Причем достаточно уверенный. Наружных кровотечений, не считая нескольких ссадин, не наблюдалось, но майор выглядел очень бледным. На фоне его серого, как папиросная бумага, лица маскировочная татуировка смотрелась вдвойне чужеродно и походила на тень нависшей над компаньоном смерти. Я начал переворачивать его с правого бока на спину, желая осмотреть пострадавшего со всех сторон, и в этот момент он очнулся.
– Время и место! – процедил Кальтер сквозь глухой стон и открыл глаза. Взор его был мутным, но худо-бедно осмысленным.
– Как себя чувствуешь, старик? – поинтересовался я, уложив майора на ровном асфальте лицом вверх. – Говори, где что болит. Попробую тебе помочь.