Тени Чернобыля (947216), страница 31

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 31)

– Нет, нет, я уверен, что не так все. Не мог он просто уйти. Он же знает, что за ним охота.

– Ну и что? – вмешался Сток. – Он действительно мог попытаться затаиться в Зоне самостоятельно. Там, где про него точно никто не узнает. Хотя группу по следам мы, разумеется, отправим.

– Я сам поведу эту группу, – мрачно сказал Рвач. – И не надо мне тут показывать на пару царапин – я уже в норме.

– Спокойнее, Рвач, – подал голос Дзот. – Мы все пойдем, теперь это дело наше до самого конца.

* * *

Начинало темнеть. Серое обычно небо Зоны было сплошь красным от лучей заходящего где‑то там, в обычном мире, солнца. Мы шли словно внутри большого бутерброда из красного неба и грязно‑зелено‑коричневой Зоны и вокруг стояла абсолютная тишина. Сколько раз я попадал в такие вот озера полного беззвучия, но так и не смог привыкнуть.

Мое тело само шагало следом за Сухарем, периодически мой рот сам собой открывался и оттуда вылетал тихий предупреждающий возглас. Тогда Сухарь пропускал меня вперед и я ползал на четвереньках между кустов и камней выискивая безопасный проход между аномалиями. Все это я наблюдал отстраненно и, хотя и мог что‑либо сказать по своему усмотрению – такую возможность Сухарь мне все же оставил – предпочитал все же помалкивать и пытался сконцентрироваться хотя бы на одном мышечном усилии, не подвластном моему мучителю.

Все было тщетно и постепенно я стал погружаться в какую‑то сонную одурь, словно придремывал на ходу и даже начинал иногда видеть какие‑то сны.

«В лунном сиянии снег серебрится» – вспомнилась вдруг строчка из какой‑то старой песни, из какой‑то прежней жизни. Перед глазами лежала белая снежная равнина и лунные блики водили по искристым сугробам веселые хороводы. Я мысленно потряс головой, убедился, что впереди по‑прежнему маячит спина Сухаря и снова погрузился в размышления.

Сон это хорошо. Было бы просто здорово заснуть сейчас, а проснуться уже потом, в самом конце, чтобы не было этого тягучего ожидания самого страшного. Или совсем взять да и умереть во сне. Эта мысль показалась мне соблазнительной и я несколько минут обдумывал ее. Потом с сожалением понял, что не смог бы себе этого позволить, даже если бы сумел. Все, что у меня теперь осталось – это моя внутренняя сила. Не показать врагу слабости своей, сдохнуть – так плюнув напоследок в чью‑нибудь морду. «Если она, эта самая морда, у этого „кого‑то“ конечно есть» – сказал бы сейчас Дзот и от этой мысли внезапно полегчало.

Деревья плыли мимо словно я ехал на поезде и смотрел в окно. Поезд. С него все началось. С этой чертовой задержки состава, когда опаздывающий на восемь часов эешелон завернули на какой‑то полустанок и приказали выгружаться. А на что еще нужны пехотные части во время неизвестного ЧП? Правильно, для организации оцепления.

* * *

Ночной полустанок был ярко освещен прожекторами и фарами.

– Скорее, скорее, строиться! – орал кто‑то хриплым басом в мегафон. Сонные солдаты суетливо лезли из вагонов, надрывались сержанты, стараясь собрать свои отделения, а сверху накрапывал тихий дождик, безразличный к делам двуногих животных, затеявших среди вековечных пейзажей свои дурацкие игры.

Я раздал все необходимые указания и стоял, высматривая своего комбата, когда ко мне пробился сквозь толпу молоденький совсем боец и закричал, стараясь преодолеть общий гам:

– Лейтенант Зубарев, на совещание в здание вокзала!

Потом была ночная дорога в кабине раскачивающегося на кочках «Урала», грязные повороты в свете фар и черная стена леса, которую надлежало охранять неизвестно от кого.

Солдаты в мокрых плащ‑палатках проклинали железнодорожников, из‑за которых наш эшелон оказался так близко к произошедшему таинственному ЧП. Невзирая на секретность слухи о нем распространились практически мгновенно и мне даже пришлось посоветовать кое‑кому засунуть свой язык кое‑куда и поглубже, пока не пришлось столкнуться с представителями особого отдела.

Приказ был неясен и дополнительных указаний следовало ожидать только на утро, поэтому наспех соорудили некоторое подобие большого шалаша, выставили дозоры и отправили пару патрулей, осмотреть «наши» два километра лесной границы.

Командиры отделений у меня были что надо и я уже готовился мирно подремать часиков пять, когда вернулся один из патрулей и возбужденный сержант доложил, что в полукилометре от шалаша, в лесу кто‑то жалобно кричит.

Конечно, мы поперлись туда. И я, вместо того, отправить своего зама, пошел сам. В итоге, это спасло мне жизнь.

В суматохе короткого боя непонятно с кем, вся наша «спасательная» команда осталась там, среди черных коряг, в блеске безумного сверкания аномалий и оскаленных пастей. Я случайно остался жив и меня нашел под утро мой будущий учитель – Лик. Позже я узнал, что на месте шалаша, где оставались солдаты моего взвода, под утро осталась только большая черная лужа.

Лейтенант Зубарев пропал без вести, зато в Зоне появился новичок с учителем Ликом, а позже этот новичок получил и собственное имя.

Я уже и сам забыл, что не было когда‑то никакого Клыка, что было другое время, другая жизнь, что только нелепая случайность отняла у страны офицера и дала ей сталкера. Хотя, по большому счету, стране это было безразлично.

Стране всегда безразличен отдельно взятый человек.

* * *

«Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя, на поле снег лежит», – я снова грезил наяву пушистыми полями ослепительно белой зимы. Сколько лет прошло с тех пор, как я бродил по снежным сугробам? Не помню. Помню, как ходил в зимний лес на лыжах, как было кругом светло и солнечно, как здорово было прямо на морозе пить из термоса горячий чай. Я тогда умел смеяться громко и открыто, умел радоваться начинающемуся дню, любил большие компании и новые знакомства.

Кто я теперь? Угрюмый сталкер, вечно ковыряющийся в своей самодельной снаряге. Подозрительный и осторожный продавец редкого барахла, принесенного с собой из Зоны. Одиночка, быстро устающий от большого скопления людей. Я больше похож на зверя, чем на человека, вокруг меня уже который год развиваются странные события, без спроса вторгаясь в мою жизнь.

И вот итог. Зомби и проводник в одном лице для мерзкого мародера, идущего продавать меня какой‑то нежити. И даже обычного человеческого страха во мне не осталось. Только равнодушие или кромешный ужас, подкатывающий иногда внезапным комком к самому горлу. Тогда мой измученный мозг рисует мне кружева белых просторов и я живу кратким мигом прошлых лет. Погружение в белый цвет что‑то должно значить, что‑то очень важное для меня, но нет сил думать и понимать. Есть только белый цвет вокруг, как снежная карусель всесильной зимы.

«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»…

* * *

– Что‑то здесь произошло, Рвач, – сказал Дзот приближаясь к старому должнику, стоящему на самом краю большого островка среди болота. – Явно был бой, очень много следов вокруг. Только вот слизень, Зона его забери, здесь уже потрудился. Все в его соплях, только одну ногу и нашли. Судя по ботинку – был военный сталкер.

Рвач мрачно осмотрел кровавый ошметок и двинулся вокруг острова. Все было понятно без слов. Если и был еще шанс найти Клыка живым, то следовало искать следы людей, успевших убраться с острова до прихода слизня.

* * *

Уже почти совсем стемнело, когда двое путников остановились в сотне метров от какого‑то большого и старого, давно обветшалого сооружения.

– Ну вот и лесопилка, – напряженным голосом сказал Сухарь. – Здесь переночуем. Сказано было: «на рассвете». Вот и подождем. Садись, можешь положить ноги как удобней будет.

Клык послушно опустился на землю, неудобно двигая связанными руками.

– Развязал бы ты веревки, Сухарь, – сказал он равнодушно. – Я ведь теперь никуда от тебя не сбегу.

– Ну уж нет, – ответил Сухарь. – Может они все это время за нами наблюдали и наблюдают? Пусть знают, что ты мой пленник и что я тебя сюда специально для них привел.

– Ну ты и скотина, – также равнодушно отметил Клык и привалился спиной к дереву.

– Может и скотина, – неожиданно согласился Сухарь. – Может ты и прав. Только это все не имеет значения.

Он в несколько минут развел костерок и уселся перед ним неподвижно, уставясь в огонь своим изуродованным лицом.

– Зря огонь развел, – сказал вдруг Клык, вытягивая ноги поближе к живительному теплу. – Того и гляди зверье приманишь. Без денег тогда останешься – это факт. Да и мне будет удовольствия мало, если меня живьем жрать будут.

– Ты все‑таки полный кретин, – ответил задумчиво Сухарь. Не будет здесь зверей. Здесь ОНИ. А деньги… Ты что и вправду думаешь, что я тебя сюда продавать привел? Ну тогда ты полный кретин в квадрате.

– А зачем же тогда? – впервые за все время совместного «путешествия» удивился Клык.

– А ты ведь и вправду меня не узнал, – удовлетворенно констатировал Сухарь. – А вот я тебя – сразу. Это ведь твой был пистолет. Твой, я уверен в этом. Не знаю как ты его взорвал, но всеми своими уродствами я именно тебе обязан. Да.

– Что?! – вскинулся Клык и уставился во все глаза на сидящего напротив него человека. Тот лишь криво хмыкнул в ответ.

* * *

Это был он, полковник Марченко, полковник Хахашуткин, как он сам себя последний раз называл, устроивший год назад операцию по отлову сталкеров и пытавшийся застрелить меня тогда из моего же керамического пистолета, подаренного мне капитаном. Таинственное оружие взорвалось тогда и я был уверен, что с этим мерзким типом теперь уже покончено навсегда.

Но вот он живой, сидит передо мной и скалит в уродливой гримасе, покрытое шрамами лицо.

Я испытал полный шок. Перебрал в памяти все, что произошло со мной этим днем. Да, это был он, теперь сомнений не было, и я снова, как и год назад, сразу его не узнал.

– Ну, что ты испугался? – почти участливо спросил он, с пониманием наблюдая за моим лицом. – Что изменилось‑то?

– Неужели месть? – удивился я и рассмеялся в полный голос, пугая сизую мглу вокруг. – Полковник Марченко рискует всем ради банальной мести! Так из нас тупой? Полковник! Ты меня удивил. Неужели все, все это ради мести?

– Да нет, дружок, – спокойно ответил он. – Уже давно не полковник. Не без твоей помощи, кстати. А месть… Что ж, тоже неплохая причина для движения. Так что нет больше никакого полковника Марченко. Есть обычный сталкер Сухарь. Мстительный и жадный.

Мне показалось, что последние слова он произнес с какой‑то странной горечью и против воли внезапно почувствовал к нему даже сочувствие. Потом вспомнил сколько хороших парней он отправил в свое время за решетку, скольких убил собственноручно и все мои попытки понять этого веселого убийцу рассеялись как дым. Передо мной сидел враг. Враг жестокий, не знающий пощады. Враг, которого «мои» «должники» считали таким же мутантом, как и те, что плодились в Зоне и подлежали немедленному уничтожению. И этот враг привел меня сюда с единственной целью: доставить мне как можно больше мучений. Сомнения прочь. Если у заказчика моей доставки не будет морды, в которую можно будет плюнуть, постараюсь доставить это удовольствие морде Сухаря.

И переклинило же меня на этих плевках, подумалось вдруг с мрачным юмором и я сказал Сухарю, снова уперевшемуся взглядом в костер:

– Да какой ты сталкер, Сухарь? Мародер и сволочь последняя. И руки твои красные от крови не ради выживания, а ради развлечений. Даже та злополучная экспедиция, в которую я идти отказался – и то на твоей совести. Знал же какую шваль к умникам приставил. Должен был знать, что никуда они дороги не найдут. И всю свою жизнь ты только и делал, что гадил, гадил и снова гадил на чужие головы, а теперь вот посмотрите какой бедненький сидит, на судьбу свою горькую проклятия шепчет! Контроллера тебе на обратной дороге – вот самое лучшее завершение твоей славной карьеры. Чтоб шлялся по лесам кучей дерьма. Только вот, думаю, ничего, в этом случае, с тобой нового в жизни не произойдет.

Сухарь смотрел на меня через огонь неподвижным взглядом. Можно было бы подумать, что он вообще меня не слышал, но уголки рта у него подрагивали и на губах выступила пена. А ведь можно его разозлить до состояния когда он меня просто убьет, подумалось вдруг, и на этом все и закончится.

– Тебя, выродка, страна кормила и одевала, чтобы ты защищал ее от внешнего врага, – продолжал я самым издевательским голосом, на который был способен. – А ты окопался в теплом местечке и дал волю своей извращенной сущности. Борец со сталкерами – ха! Зарезать бедолагу в наручниках, что пытался заработать себе копеечку на жизнь – это теперь высшая доблесть старшего офицера. Ты, подонок, замарал честь мундира, только прикоснувшись к нему. Это тебя надо ловить, судить и сажать, а не тех, кто, рискуя жизнью, носит хабар из Зоны. Да и не всех ведь ты ловил с полным усердием, а? Наверное и на лапу принимал? Сколько те…

Последняя фраза застряла у меня в глотке, когда Сухарь одним резким движением вдруг оказался рядом – как же быстро он двигался! – и поднял меня за ворот словно тряпичную куклу.

Его лицо оказалось совсем близко. Белые черви шрамов двигались по лицу в каком‑то своем диком танце, глаза бешено вращались в орбитах и я, с обреченным и одновременно сладостным томлением, понял: вот оно – конец близок.

– Это ты мне говоришь?! – заорал он брызгая слюной и встряхивая меня как мешок с картошкой. – Ты, тащишь из Зоны все, что под руку попадает! Ты ради наживы готов на все! Сталкерское отродье! А знаешь сколько людей погибло изучая ваши сраные «артефакты»? А сколько обычных людей загнулось просто потому, что в соседях у них оказались сталкеры? Не знаешь?! А можешь себе представить каково это: вернуться домой со службы и найти свою семью мертвой, потому что за стенкой какой‑то ублюдок сложил в одну кучу десяток единиц опаснейшего дерьма?! Это вы – нечисть на теле страны, из‑за вас здесь кордоны и патрули, из‑за вас армия каждый год теряет сотни лучших людей! Да вас всех под нож надо, всех, до единого! До последнего! Жадного! Негодяя!

Характеристики

Список файлов книги