187179 (768745), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Другой яркий ученый русской академической школы, академик А. И. Соболевский, не раз в своих работах обращался к проблемам изучения языка памятников письменности. Впрочем, он немало потрудился и над их изданием. Так, в X томе ИОРЯС за 1905 год он публикует несколько замечательных рукописей в заметках: «Мучение папы Стефана по русскому списку XV века» [Соболевский 1905а], «Из области древней церковнославянской проповеди» [Соболевский 1905б] и «Несколько редких молитв из русского сборника XIII века» [Соболевский 1905в]. В 1884 году А. И. Соболевский защищает докторскую диссертацию «Очерки по истории русского языка». В ней изложены основы современного понимания предмета, который и сейчас в университетских курсах во многом строится по схеме А. И. Соболевского. Книга открывается показательным Введением автора: «Русский народ в лингвистическом отношении представляет одно целое. История русского языка, отличающегося сравнительным консерватизмом, за много веков не дала ничего такого, что разрушило бы единство русского языка» [Соболевский 1907: 1]. В ней же ученый сделал обстоятельный обзор наиболее значительных источников истории родного языка и хранилищ — он описал памятники галицко-волынского и псковского наречий, рукописи XI–XIV вв. [там же: 5–18]. Во время работы в Петербурге и Киеве, он читает одноименный курс, изданный до 1917 г. несколько раз [1-е изд.: Соболевский 1884]. Его перу принадлежит один из первых трудов по русской диалектологии, где ученый сделал обзор великорусского и белорусского наречий. В нем он обосновывает и утверждает право на существование этой науки, которая ранее была прикладной. И здесь опора на национальные истоки — для него одно из главных доказательств: «Те, которые изучают древние памятники нашей письменности (как литературные, так и исторические, юридические), чрез изучение диалектологии почерпают средства к пониманию текста памятников» [Соболевский 1897: 1]. Позднее он редактировал «Русскую хрестоматию» Ф. И. Буслаева, собравшую тексты более 150 рукописных источников [Буслаев 1909]. Все эти ценные материалы он учитывал в своих научных разысканиях — в области русской диалектологии, лингвистического источниковедения и исторической грамматики. Ученый изучает старинные манускрипты с новой для того времени точки зрения, распределив их по регионам. Его «лингвистическая этнология» охватывала памятники галицко-волынские, смоленско-полоцкие, псковские и новгородские, а также киевские и владимиро-суздальские. А. И. Соболевский впервые установил, что каждая местность имеет свой деловой язык. Труд ученого, объединивший его взгляды на данную проблематику был издан через 70 лет после кончины [Соболевский 1980]. В нем впервые получили квалифицированное толкование процессы в области языка деловой письменности домонгольского периода, Северно-Восточной Руси XIII–XVI вв., Западной Руси XIII–XVII вв., а также деловой язык Южной Руси, рассмотрение которого он довел до XVIII столетия. А. И. Соболевский сделал весьма корректный и новый для того времени вывод о формах бытования и географии делового языка. Так, он считал, что «московский деловой язык к XVI в. вытеснил местные деловые языки и сделался общим для всей Северо-Восточной Руси» [там же: 54]. Любопытные наблюдения высказаны им по поводу развития делового языка в Западной Руси, который, как считал А. И. Соболевский, имел большее сходство с западнорусским литературным языком и «был связан с судьбою грамотной части общества», но впоследствии «утратил живость русского языка и наконец уступил место польскому» [там же: 73]. Эта же тенденция во многом наблюдается и в истории делового языка Западной Руси [там же: 102–103 и др.]. Важен и другой момент: в названной книге А. И. Соболевского, в сравнении с близкими по проблематике трудами Е. Ф. Будде и В. В. Виноградова, ученый рассматривает языковые процессы литературного языка, начиная с XI века, да и сам вопрос, что следует считать литературным языком, не решается А. И. Соболевским в едином ключе. В его состав он включил как деловые, так и церковные тексты (мы говорим о периоде XI–XVII вв.). Многое, конечно же, осталось не освещенным им в достаточной мере: деловые источники московского происхождения, северные памятники XVII–XVIII вв. и др., но само направление исследования, по сути своей новое (и остающееся таковым до сих пор), живость и смелость идей, индивидуальный взгляд на спорные проблемы развития делового языка в контексте «культурного пространства» имеют немалую научную ценность в наши дни и продолжают обсуждаться. Особенность манеры А. И. Соболевского лаконично подмечена Б. М. Ляпуновым: «Метод его исследования рукописного материала был таков, что его нельзя рекомендовать ученому средних способностей, который только путем детального исследования небольшого по объему материала может дать что-нибудь ценное для науки. Работать плодотворно по методу А. И. Соболевского, сразу овладевавшего огромным количеством материала и умевшего быстро найти в нем самое существенное и сделать важные для науки открытия, мог только ученый, соединявший в себе редкий дар анализа и синтеза вместе» [цит. по изд.: Алексеев 1980: 19].
Е. Ф. Карский и его работы по изучению литературного языка и памятников древнерусского права
Крупнейшим языковедом, историком и палеографом рубежа XIX–XX веков, сделавшим переворот в деле осмысления языка и культуры Западной Руси, был академик Е. Ф. Карский. Его труды по белорусскому и славянским языкам впервые показали ценность источников западного происхождения в деле формирования восточнославянской этноязыковой общности и их значительную роль в русской истории. Но это не единственное направление его деятельности. Замечательно выступление ректора Варшавского университета Е. Ф. Карского, произнесенное им 23 февраля 1893 года, — «Главнейшие течения в русском литературном языке». В нем ученый высказал ряд интересных идей и в области развития языка письменной культуры, позволившее ему сделать существенный вывод: «…внимательное рассматривание памятников уже первого времени русской письменности приводит нас еще и к следующему: в них мы можем заметить не только особенности, характеризующие общерусский язык, но также наталкиваемся и на такие черты, которые принадлежат русским наречиям, на первых порах только северо-западной группы … и юго-западной, а затем, к XIV в., и других наречий. Диалектические отличия особенно проглядывают в произведениях оригинальных (грамотах, актах), но не чужды они и памятникам, лишь переписанным в известных местностях. Таким образом, в литературный язык входит не только русская общенародная стихия, но … уживаются в нем и некоторые местные особенности» [Карский 1962ж: 132–133]. Много работ он посвятил древнерусскому языку: «Особенности письма и языка Мстиславова Евангелия» [Карский 1962б], «Из синтаксических наблюдений над языком Лаврентьевского списка летописи» [Карский 1962в], «Русская Правда по древнейшему списку» [Карский 1962г] и др., написал рецензию на книгу А. А. Шахматова «Исследование о двинских грамотах XV в.» [Карский 1962д], отзывы на труды Н. М. Каринского, А. А. Покровского по языку памятников письменности [Карский 1962а: 685 и др.], издал немало статей по изучению языка белорусских памятников и украинской диалектологии. Но один из его трудов — «Культурные завоевания русского языка в старину на западной окраине его области» [Карский 1962е] — нам представляется особенно важным для понимания взглядов ученого на сложную проблему «Запад – Восток». Его точка зрения — лингвиста и историка — являет собой образец глубоко осознанного, патриотического отношения к культуре и «бытовому исповедничеству» страны, раздираемой противоречиями (в том числе и языковыми) до сих пор (эта работа впервые вышла в 1924 г.). Приведем один из фрагментов статьи: «…заимствования в языке литовцев и латышей были сделаны из белорусского наречия, а не из литературного великорусского языка. Следовательно, эти заимствования происходили мирным путем, притом большую часть времени у народности, подчиненной господствующему населению. Таким образом, о «русификации» литовцев и латышей в теперешнем (курсив наш. — О. Н.) употреблении этого слова … не может быть и речи» [Карский 1962е: 458]. В последние годы жизни он в основном занимался изданием памятников письменности: готовил к печати и редактировал Полное собрание русских летописей, издаваемое Археографической комиссией АН СССР, опубликовал «Русскую Правду по древнейшему списку» и многое другое (см. библиографию трудов в кн. [Карский 1962а]). В деятельности академика Е. Ф. Карского, кроме прочего, заметна еще одна тенденция: истоки и судьбы литературного языка он связывает с духовной культурой общества. «В старину на книгу и ее язык смотрели далеко не так, как смотрим мы теперь, и относились к ним с бóльшим уважением, чем теперь. Разница между языком разговорным и книжным была обязательной» [Карский 1962з: 179]. «Церковнославянский язык русского извода», как назвал его ученый, был оторван от народной среды в средние века. Лишь с конца XVII века, а особенно в петровские времена «всюду чувствовалась необходимость приблизить его к разговорной речи, только не всегда ясно представляли, как это сделать» [там же]. Совершив немало открытий в лингвистике и будучи ее вдохновенным проповедником, Е. Ф. Карский в значительной мере повлиял и на характер историко-этнографических и языковедческих исследований ученых XX века.
Подведем некоторые итоги. «Золотой век» русской филологии, точнее, почти 150 лет (приблизительно 1770–1910-е гг.) научных разысканий в области «памятниковедения», был веком открытий и идей, поиска «филологической самостоятельности». От подражательной западной модели знаний, научных школ, профессуры — до ярких, оригинальных трудов по русской и славянской филологии и истории, написанных подвижниками родной науки, взращенными на нашей земле. Этот национально-культурный взгляд русской науки, ее движение вглубь и трепетное отношение к прошлому, ее приоритеты и установки сформировали саму концепцию филологии и во многом воздействовали на развитие ее институтов и школ в будущем. Надобно заметить, что памятники письменности и вообще подобающее отношение к народной культуре и духовным истокам занимали ум каждого исследователя. Недаром уже в конце 1840-х гг. И. И. Срезневский мог с полным правом и достойной гордостью говорить: «Она есть, эта русская наука. На нее, как на частную долю науки общечеловеческой, имеет русский народ право столь же исключительное, как и каждый другой народ, сочувствующий успехам науки, на свою собственную долю. Чем народ сильнее духом, своебытностью, любовью к знаниям, образованностью, тем его доля в науке более; но у каждого народа, не чуждого света просвещения, есть своя доля, есть своя народная наука. Народ, отказывающийся от нее, с тем вместе отказывается и от своей самобытности — настолько же, как и отказываясь от своей доли в литературе и искусстве, в промышленности и гражданственности… И главный долг народной науки — исследовать свой народ, его народность, его прошедшее и настоящее, его силы физические и нравственные, его значение и назначение. Народная наука в этом смысле есть исповедь разума народа перед самим собою и перед целым светом» [Срезневский 1959а: 16].
Список литературы
[i] Так напечатано в тексте.
[ii] 1767-го года. (Сноска в тексте. — О. Н.).
[iii] Заметим попутно, что в архиве И. И. Срезневского сохранились редкие образцы нетрадиционного, «карнавального» делового письма. Таково, например, «Дело о побеге беглого петуха от курицы» 1750-х гг. (РГАЛИ 436:1:1021). Нам известны и другие сочинения XVIII века, собранные ученым в подлинниках и копиях и не изданные до сих пор.
[iv] И в других своих трудах Ф. И. Буслаев последовательно проводит исторический принцип изучения языковых явлений [см., напр.: ОР ГЛМ 343:1:36; Буслаев 1868; 1872–1873]. Здесь позволим себе привести высказывание К. Войнаховского в его статье «Значение трудов академика Ф. И. Буслаева в истории науки о русском языке»: «Историческая грамматика, с одной стороны, принадлежит к эпохе, когда языкознание находилось в первом периоде своего развития, с другой, — она удовлетворяла потребности русского образованного общества того времени, когда наука о языке только что возникла в России. Если бы Федор Иванович имел в виду только одни научные цели при составлении своей замечательной книги, то, наверное, она была бы достоянием книжных складов и не соответствовала бы уровню познаний большинства тогдашних педагогов. То обстоятельство, что «историческая грамматика» отличается двойственным характером, научным и практическим, свидетельствует о глубоком понимании автором интересов родного просвещения. Автор как опытный и талантливый учитель умел специальное научное знание сделать доступным и понятным всякому образованному человеку. Его грамматика, будучи научным трудом, проводила в сознание общества теорию и фактические знания новой (здесь и далее курсив наш. — О. Н.) науки о языке и послужила основанием этой науки в нашем отечестве…» [Войнаховский 1898: 113].
[v] Подробный разбор лингвистических взглядов А. А. Шахматова, выраженных в этом труде, см. у Б. М. Ляпунова [Ляпунов 1925].
[vi] Укажем в этой связи и менее знакомые работы ученого: «Хронология древнейших русских летописных сводов» [Шахматов 1897], «Сборник XII века Московского Успенского Собора» [Шахматов 1899], «Еще несколько двинских грамот XIV и XV века» [Шахматов 1909а], «Несколько заметок об языке псковских памятников XIV–XV вв.» [Шахматов 1909б], «Летописец Успенского Каменского девичьего монастыря Новозыбковского уезда Черниговской епархии» [Шахматов 1910], «Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни» [Шахматов 1914] и др.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
