157197 (767241), страница 4
Текст из файла (страница 4)
В русле этого подхода лежит и идея семантического поля, где с самого начала подчеркивалась важность положения слова по отношению к другим словам [26]. В первоначальном, трировском, варианте понятие "поле" подразумевало только влияние парадигматических связей на объем значения слова. Если один респондент оценивает события по шкале "хорошо — плохо", а другой по шкале "отлично — хорошо — плохо", то, очевидно, что ответ "хорошо" у разных респондентов имеет разный смысл. Следовательно, интерпретация ответов зависит от знания парадигм обоих респондентов. В синтагматическом, порциговском, варианте поле еще ближе к концептосфере. Смысловые связи типа "собака — кусаться" или "собака — выгуливать", на которые обратил внимание Порциг [27], имеют прямое отношение к фрейму. Например, в ответ на реплику: "Я завел собаку" искусственная система, вооруженная фреймом "собака", может спросить: "Кто ее выгуливает?" Понимание текста о чиновниках не может не включать связь "чиновник — взятка", независимо от того, говорится ли в тексте о взяточниках или, напротив, о чиновниках, которые взяток не берут.
Задолго до представления о фрейме или поле подобные вопросы решала риторика в связи с так называемым "изобретением мыслей". Категория "общее место" (топос) как в риторическом, так и в житейском смысле предполагает, что любая тема может быть проработана заранее априорно заданными мыслительными ходами, наличие которых не рекомендуется игнорировать. Знание о концептосфере личности, социальной группы или всей национальной культуры помогает более адекватно интерпретировать ответы этой личности, людей этой группы или носителей этой культуры.
Понятие концептосферы шире введенного выше понятия символосферы. Символосфера отвечает за адаптацию нового и отражает преимущественно парадигматические отношения (например, отнесение видового понятия к родовому). Концептосфера отвечает за всю картину мира и отражает как парадигматические, так и синтагматические отношения. Символосфера вложена в концептосферу, является ее составной частью. В дополнение к символосфере целесообразно рассмотреть некую актуальную часть концептосферы, а именно ту, которая отражает типичные мыслительные ходы, связанные с какой-либо темой. Развертывание темы отвечает не на вопрос: "Что такое интеллигенция?", а на реплику: "Поговорим об интеллигенции".
Подобно тому, как мы номинировали смыслы слова, могут быть номинированы темы, возникающие в связи с развертыванием некой общей темы. Если носителем смысла выступал перифразис или дефиниция, то носителем темы выступает мотив (в литературоведческом смысле слова). Таков, например, мотив (микротема) "взятки" в теме "чиновники", мотив "порчи нравов" в теме "цензура". Скажем, в связи с темой "цензура" нас уже не будет интересовать ни то, через что определяется "цензура", ни то, какие смыслы вкладываются в понятие "цензура", но то, какие темы поднимаются в связи с концептом "цензура". Так, в связи с "цензурой" встает вопрос о "свободе слова", о "журналистах", о "порче нравов", о "дискредитации", "тоталитаризме" и т. п. Обращение темы в публичном пространстве, ее актуализация в нем, неизбежно вызывает в сознании весь фрейм "цензура". Наивно думать, что защитник ужесточения цензурных запретов не столкнется с темой тоталитаризма, будет ли он ее поднимать (что риторически выгодно для него) или нет. Сторонник отмены цензуры непременно столкнется с темой "порчи нравов" или "нагнетания отрицательной информации" также независимо от того, будет ли касаться этих тем он сам (что было бы риторически правильно) или нет.
Семантическая предикация и проблема ее отражения в атласе. Если в отношении номинации важно перечислить микротемы, связанные с данной темой, то в отношении предикации важно выделить связанные с ней суждения, сентенции. Последнее уже непосредственно касается аргументативной стороны и подчинено риторической задаче. В каждом тематическом поле существуют некоторые утверждения, предицирующие тему, — семантическая предикация.
Если подойти к развертыванию темы с позиции концептосферы, то различие между номинацией и предикацией будет то же, что и различие между фразеологией и паремиологией, связанной с каким-либо словом. Так, слово "рубашка" вызывает ассоциацию не только с фразеологической единицей "родиться в рубашке", но и с пословицей: "Своя рубашка ближе к телу". Естественно, что для интерпретатора текста интересней фразеология, ибо без ее знания невозможно, например, понять текст на иностранном языке. Скажем, в результате дословного перевода с английского вместо "родиться в рубашке" может появиться неясное выражение "родиться с серебряной ложкой во рту". Пословица же интереснее с риторической точки зрения. Недаром в древних риторических трактатах паремия (пословица) рассматривалась наряду с фигурами речи. Ссылка на пословицу, афоризм, крылатое слово всегда обладала силой аргумента. При "концептосферном" подходе мы можем обозначить наш интерес как выявление сентенций, связанных с темой.
Если подойти к развертыванию темы с точки зрения мотива (в литературоведческом смысле), то наши интересы окажутся связанными с "сюжетами", то есть с комбинацией мотивов, развертывающихся в некое "сюжетное повествование". С точки зрения лингвистического фрейма это можно рассматривать как переход от собственно фрейма к скрипту. С точки зрения теории поля это нечто вроде перехода от обычных полей к функциональным. Таким образом мы переходим от номинативно-статичной картины к картине предикативно-динамичной.
В развертывание темы входят модальные высказывания типа "Чиновник должен…", "Чиновник нужен…", "Чиновник может…": Чиновник должен обеспечивать исполнение закона; Чиновник нужен, но не в таком количестве; Чиновник может найти лазейку в законе. Сюда войдут также квалификационные суждения типа "Чиновник — это…" и близкие к ним, обозначающие явление в его характерной функции (или дисфункции) — "Чиновник обычно…": Чиновник — это государственный служащий; Чиновник в первую очередь бюрократ и взяточник.
Другим параметром развертывания темы является взаимодействие разных акторов данного семантического поля. В приведенных выше примерах это взаимодействие "чиновника" и "закона". В развертывании темы участвует, разумеется, не только ключевое слово. Так, в теме "чиновники" будут встречаться суждения об "окладе чиновников", об "аппарате чиновников": Необходимо повысить оклады чиновников; Необходимо сократить аппарат чиновников в разумных пределах.
В развертывание темы входят и высказывания-обоснования, самым непосредственным образом связанные с аргументацией: Чиновник — необходимая вещь, потому что он пытается навести порядок в производстве. К обоснованиям примыкают высказывания, называющие причину явления: Чиновник сидит в своем кресле из-за того, что там можно взять.
Заключение
Предполагаемые словари ориентированы на нужды "говорящего класса" — тех, кто говорит и пишет в публичном пространстве. Цель словарей, если попытаться выразить ее в одной фразе, — помочь говорящему ответить на вопрос о том, "как наше слово отзовется". Точнее, цель — эксплицировать тот мыслительный и словесный контекст общественного сознания, в который попадают слова из общественного дискурса. Знание этого контекста не только помогает избежать коммуникативных неудач, но и оказывается полезным при риторической разработке тем, так как дает представление о мыслительных ходах, когнитивных шаблонах, языковых штампах, общих местах, с которыми сопряжена та или иная тема. Игнорирование этих шаблонов, незнание когнитивных карт слушателей вынуждает говорящего строить собственные гипотезы. Словари же должны послужить говорящему путеводителем, подобно настоящей карте местности.
Сейчас роль таких путеводителей играют привязанные к конкретным темам и актуальным ситуациям социологические опросы. В идеале хорошо иметь словари общественного мнения, описывающие устойчивую когнитивную картину, а затем на фоне обнаруженных инвариантов проводить еще и конкретно ориентированное социологическое исследование. Исследование точнее, если оно учитывает зафиксированные в словаре стереотипы. Цель словарей состоит в том, чтобы эксплицировать когнитивные и лингвистические фреймы, иными словами, сделать общественное сознание более прозрачным. Словари ориентированы не только на говорящего, но и на слушающего, на интерпретатора. Они могут быть полезны самим социологам. Если прибегнуть к метафоре, то социологические опросы можно уподобить рентгеновскому снимку, а словари — анатомическому атласу.
Почти двадцать лет назад Ю.Д. Апресян написал, что реконструкция "наивной модели мира" начинает рассматриваться как "сверхзадача семантики и лексикографии, имеющая ценность сама по себе". Тогда же он заметил, что реконструкция наивной модели мира позволяет изменить "стратегию описания языковых значений, сделать ее более общей и проницательной" [28, с. 6]. Наша стратегия опирается на построение словарей, ориентированных на экспликацию символосферы и концептосферы. Вопрос о ее силе и общности возникнет при воплощении ее в жизнь и будет, по-видимому, поставлен достаточно остро. Но само использование социологического материала в реконструкции наивной модели мира, безусловно, очень перспективно.
1 Восходящее к Р. Карнапу понятие автонимической речи наиболее системно вводится Р. Якобсоном [4]. Сегодня то, что мы знаем об автонимической речи, репрезентирующей не только фрагмент действительности, но и себя самое, позволяет говорить о степени автонимичности.
2 Подробнее о семантической предикации см.: [10].
3 Сигнификатом называют понятийное содержание языкового знака, референтом — соотносимый со знаком фрагмент действительности.
Список литературы
Джери Д., Джери Дж. Большой толковый социологический словарь: В 2-х т. / Пер. с англ. Н.Н. Марчук. М.: Вече, АСТ, 2001.
Рогозин Д.М. Когнитивный анализ опросного инструмента. М.: Институт Фонда "Общественное мнение", 2002.
Чесноков С.В. Социальные измерения вопросов и ответов // Социологический журнал. 2002. N 2.
Якобсон Р.О. Шифтеры, русский глагол и глагольные категории // Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972.
Жихарев С.П. Записки современника: воспоминания старого театрала. В 2-х т. Л.: Искусство, 1989.
Елизарова Г.В. Социологическая лингвистика. СПб: Бельведер, 2000.
Райхштейн А.Д. Лингвострановедческий аспект устойчивых словесных комплексов // Словари и лингвострановедение. М.: Русский язык, 1982.
Мягков А.Ю. Социально-демографические переменные в социологическом исследовании: оценка достоверности самоотчетов респондентов // Социологический журнал. 2001. N 3.
Мягков А.Ю. Использование экспертных оценок при диагностике неискренних ответов респондентов // Социологический журнал. 2003. N 3.
Мегентесов С.А., Хазагеров Г.Г. Очерк философии субъектно-предикатных форм в языковом и культурно-историческом пространстве. Ростов-на-Дону: РГУ, 1995.
Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. Т. 1. М.: Государственное изд-во иностранных и национальных словарей, 1958.
Щемилева Е.Ю. Определение и способы его языковой реализации: коммуникативно-структурный подход. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1991.
Rosh E. Cognitiv representation of semantic categories // Journal of Experimental Psychology. 1975. No. 404.
Хазагеров Г.Г. Система убеждающей речи как гомеостаз: ораторика, гомилетика, дидактика, символика // Социологический журнал. 2001. N 3.
Гудков Д.Б., Красных В.В. Русское культурное пространство и межкультурная коммуникация // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 2. М.: Изд-во МГУ, 1998.
Тайлор Э. Первобытная культура. М.: Изд-во политической литературы, 1989.
Степанов Ю.С. Семиотика концептов // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов; 2-е изд., испр. и доп. М.: Академический проект, 2001.
Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.: Издательская группа "Прогресс", 1995.
Рахилина Е.В. Когнитивная семантика: история, персоналии, идеи, результаты // Семиотика и информатика. Вып. 36. М.: ВИНИТИ, 1998.
Девкин В.Д. О неродившихся немецких и других словарях // Вопросы языкознания. 2001. N 1.
Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Словарь русской политической метафоры. М.: Институт русского языка РАН, 1994.
Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб.: Наука, 1993.
Белановский С.А. Метод фокус-групп. М.: Никколо-Медиа, 2000.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия: Литература и язык. 1993. Т. 52. N 1.
Минский М. Фреймы для представления знаний. М.: Энергетика, 1979.
Trier J. Der deutsche Wortschatz im Sinnbezirk des Verschtandes. Heidelberg, 1931.
Porzig W. Wesenhaften Bedeutungsbezieungen // Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. 1934. Bd. 58.
Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. Вып. 28. М.: ВИНИТИ, 1986.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://knowledge.isras.ru/
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
