79540 (763630), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

В этой оценке тютчевского творчества Добролюбов подчеркнул основное, что отличало Тютчева от ревнителей теории искусства для искусства, - острое чувство социально-исторической действительности, пронизывающее его раздумья, склонность к философским обобщениям, тонкий психологизм и лирический пафос.

Ощущение того, что мир находится накануне грандиозных исторических потрясений, несущих с собой крушение привычных социальных устоев и религиозных верований, с особенной силой овладело Тютчевым после 1830 года, явившегося в его глазах началом революционной эры в Европе. Исторические катаклизмы приковывали к себе настороженное внимание поэта. Ему принадлежат знаменитые строки:

Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие, Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель... ("Цицерон")

Всю жизнь Тютчев не уставал быть жадным зрителем этих "высоких зрелищ", настойчиво пытавшимся разгадать исторический смысл происходящего.

Эпоха "бурь гражданских и тревоги" и была той социально-исторической почвой, на которой развивалось лирическое творчество Тютчева.

Поэзия Тютчева полна мысли, это философская поэзия. Однако Тютчев прежде всего был художником. В поэтические образы он облекал лишь то, что было передумано и перечувствовано им самим. Сущность его творческого процесса прекрасно определил И. С. Тургенев: "...каждое его стихотворение начиналось мыслию, но мыслию, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного впечатления; вследствие этого, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно"37.

В 1836 году Тютчев писал о стихах Бенедиктова: "В них есть вдохновение и, что служит хорошим предзнаменованием будущего, наряду с сильно выраженным идеалистическим началом, наклонность к положительному, вещественному и даже чувственному. Беды в этом нет... Чтобы поэзия процветала, она должна иметь корни в земле"38.

Эти строки важны для нас не оценкой творчества поэта, значение которого Тютчев, конечно, преувеличил, а выраженной в них мыслью о том, что составляло в его глазах основную сущность поэзии, залог ее роста и процветания.

Поэзия самого Тютчева, раскрывающая "целый мир" мыслей и чувств, корнями своими связана с "землей" - ив этом ее сила. Тютчев недаром называл себя "верным сыном" "матери-Земли" и в пламенных стихах высказывал свою любовь к ней ("Нет, моего к тебе пристрастья..."). Эта любовь к жизни, любовь к "настоящему" прошла через всю жизнь и через все творчество поэта. Ему были ведомы минуты "земного самозабвения", почти физическое ощущение "преизбытка" жизни. Не случайно так много стихов - и притом самых радостных, самых жизнеутверждающих из всего им написанного - посвятил он весне. Таково проникнутое бодрым, мажорным настроением "Весеннее приветствие стихотворцам"-"Любовь земли и прелесть года...", таковы с детства знакомые каждому из нас ликующие строфы "Весенней грозы" и "Весенних вод", поэтическое описание пробуждения природы и одновременного пробуждения души человека в стихотворении "Еще земли печален вид...", изображение победы весны над зимою, нового над старым, жизни над смертью - в стихотворении "Зима недаром злится...", такова торжественная ода "Весна" ("Как ни гнетет рука судьбины...").

Но ни в одном из стихотворений Тютчева "жизни преизбыток" не нашел, пожалуй, такого ясного и светлого выражения, как в стихотворении "Я помню время золотое...". На нем лежит яркий отблеск того молодого, быть может впервые пробудившегося чувства, под влиянием которого чистый облик возлюбленной поэта совершенно естественно приобретает в его воображении воздушные черты "младой феи". Стихи проникнуты большой психологической и художественной правдой. Впечатления от внешнего мира органически слиты в них с душевными ощущениями лирических героев:

И солнце медлило, прощаясь С холмом, и замком, и тобой.

То, что вспоминается в этом стихотворении, происходит весной, когда яблони осыпаны цветом, когда день долог, а ночи коротки. Но поэту кажется, что солнце нарочно "медлит" зайти, чтобы дать себе время налюбоваться на юную красавицу.

Все стихотворение дышит "настоящим", "счастливым днем", не затуманенным мыслью о будущем. Даже упоминание в последних строках о скоротечности жизни не омрачает общей безмятежной настроенности этих стихов:

И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень.

Тот же образ-жизнь-тень-возникает впоследствии в другом стихотворении Тютчева, но уже лишается прежней, ничем не нарушаемой беззаботности:

Как дымный столп светлеет в вышине! - Как тень внизу скользит неуловима!.. "Вот наша жизнь, - промолвила ты мне, - Не светлый дым, блестящий при луне, А эта тень, бегущая от дыма..."

И, сколь ни парадоксальным может показаться такое утверждение, - чем сильнее испытывал поэт любовь к "матери-Земле", тем острее и мучительнее осознавалась им мимолетность человеческого бытия.

Сам поэт настолько любил "землю", что ему хотелось бы остановить время: "О время, погоди!" ("Так в жизни есть мгновения..."). Для романтика Жуковского и поэтов его школы воспоминание было источником сладостных душевных переживаний, заменой утраченного. Иным было воспоминание для Тютчева:

Усопших образ тем страшней, Чем в жизни был милей для нас.

Надежда на "лучший, неизменный свет", на свиданье "там" с теми, кого потерял "здесь", примиряла Жуковского с жизненными несчастиями. Не таков был Тютчев. В душе поэта, по собственному его образному выражению, клокотал настоящий "бунт против смерти". "Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то", - писал он после смерти Е. А. Денисьевой. Страшнее всего кажется поэту то, что самые дорогие воспоминания постепенно теряют свою остроту, "вымирают" в душе:

Минувшее не веет легкой тенью, А под землей, как труп, лежит оно.

Тютчев знает: жизнь торжествует над увяданием, над старостью, над смертью. Даже в минуты сокрушающего его горя, у постели умирающей любимой женщины ("Весь день она лежала в забытьи, //и всю ее уж тени покрывали..."), "убитый, но живой", он различает за окном "веселый" (не унылый, а именно "веселый") шум летнего дождя:

Лил теплый летний дождь - его струи По листьям весело звучали.

Среди стихотворений Тютчева заграничного периода есть одно, которое представляет собою как бы поэтическую зарисовку с натуры - "И гроб опущен уж в могилу...". В этом стихотворении раскрытой могиле, "пристойной" речи "сановитого" пастора, толпе, "различно" занятой происходящим, поэт противопоставляет голубую бездну неба и "голосистый" хор птиц, славящий жизнь.

В сравнении с мимолетностью человеческого существования единственной живой реальностью представлялась Тютчеву природа-"Великая Мать". Каждая новая весна так же молода, как и ее предшественница: "Бессмертьем взор ее сияет //И ни морщины на челе". Перед лицом этого постоянно обновляющегося внешнего мира человек, на каждом шагу своего бытия сталкивающийся с непреложным законом времени, не более как "злак земной", "мыслящий тростник", "беспомощное дитя", "греза природы". Эти настроения звучат не только в стихах Тютчева, но и в его письмах, порою как бы объединяя их общностью тона.

Поэт не раз признается своим близким, что его неотвязно преследуют и стали для него "привычными" ощущения "внутренней тревоги" и "чувство тоски и ужаса". Время, кладущее неизгладимые морщины на любимые черты, пространство, разделяющее людей и отдающее их во власть времени, и, наконец, смерть-равно могущественные и враждебные человеку силы в глазах Тютчева. Именно они заставляют его "с такой болезненной живостью и -настойчивостью" испытывать "сознание непрочности и хрупкости всего в жизни". Это возраставшее с годами ощущение скоротечности бытия сочеталось у поэта с отчетливым сознанием обреченности действительности, чреватой потрясениями и бурями. Бросается в глаза близость образов, которыми в своих стихах и письмах пользуется Тютчев для передачи подобных настроений (бездна, пропасть, вулкан, оторванная от берега льдина и т. п.).

Поэтическое творчество Тютчева отражает "страшное раздвоение" человека, посетившего "сей мир в его минуты роковые". При этом тревожное, мятущееся мироощущение поэта как бы противостоит его консервативному мировоззрению. "Минуты роковые" истории-его стихия. Недаром они отражались в его поэзии резкими творческими взлетами. Так было и в 1830 и в 1848-1849 годах. И речь здесь идет не о непосредственных откликах Тютчева на политические события этих лет, но о том, что именно грозы современности вызывали в нем творческий подъем.

"Обломок старых поколений", обреченный уступить дорогу "новому младому племени", поэт не испытывает малодушного желания бежать от "бурь гражданских и тревоги". Наоборот, когда прежняя "твердая и непоколебимая почва" содрогается от гула социальных землетрясений, он - говоря его же словами -

...чутким ухом Припав к растреснутой земле, Чему-то внемлет жадным слухом... ("Безумие")

Но это чувство истории не мешало поэту переживать настроения человека, идеологически еще крепко связанного со старым миром, не мешало ему сознавать самого себя человеком "заката", не избавляло его от щемящих мук сиротства и одиночества. С предельной прямотой раскрывает Тютчев, почему именно тягостны и "ненавистны" ему "багровые" лучи "младого пламенного дня":

Как грустно полусонной тенью, С изнеможением в кости, Навстречу солнцу и движенью За новым племенем брести!.. ("Как птичка, раннею зарей...")

Но, как бы ни было тягостно сознавать себя "полусонной тенью", поэт предостерегает себя и своих сверстников

От чувства затаенной злости На обновляющийся мир, Где новые садятся гости За уготованный им пир; От желчи горького сознанья, Что нас поток уж не несет И что другие есть призванья, Другие вызваны вперед. ("Когда дряхлеющие силы...")

Своеобразным отражением социально-исторического мировосприятия поэта, отчетливого ощущения непрочности окружающей действительности, колеблемой "бурями" и "тревогами", и двойственного отношения к ней-притяжения и отталкивания-являются космические темы и образы тютчевской философской лирики.

В основе мироздания, по глубокому убеждению Тютчева, лежит "древний хаос". "Внешний мир"-это только "златотканный покров", накинутый на "безымянную бездну". Ночь, являющаяся в глазах Тютчева разоблачением хаоса, одновременно и страшит и манит к себе поэта. Подобно тому как в "минуты роковые" истории он напряженным взором старается уловить сокровенный смысл ее "высоких зрелищ", так ночью, когда ему кажется, что он стоит "на краю земли", "немощен и гол, лицом к лицу пред пропастию темной", он стремится заглянуть в бездонные тайники космической жизни. И, как пушкинский Вальсингам, герой "Пира во время чумы", Тютчев умел обретать "неизъяснимы наслажденья" в бездумных сетованиях полночного ветра, "в одичалой бездне вод", "Среди громов, среди огней,// Среди клокочущих страстей// В стихийном, пламенном раздоре" - всюду, где оживал, "шевелился" и рвался наружу "родимый хаос". В этом влечении Тютчева к изображению "стихийных споров" в природе и в человеческой душе-одна из отличительных особенностей его лирики, обусловленная все той же привычной для мироощущения поэта "внутренней тревогой".

Многое в поэтике Тютчева на первый взгляд может показаться традиционным. Не он один, например, любил сопоставлять то или иное явление природы с душевным состоянием человека. Но в то время, как у других подобный прием сравнения или уподобления был всего лишь изобразительным средством, и притом одним из многих, у Тютчева он вытекал из самых глубин его мировосприятия и был без преувеличения основным.

Тютчев обладал на редкость живым и непосредственным чувством природы. В некоторых стихотворениях, говоря о ней, он пользуется готовыми мифологическими образами ("Весенняя гроза", "Полдень"). Однако от них не только не веет архаическим холодком, но они даже приобретают под его пером какую-то новую жизненность. Охотно прибегает Тютчев к олицетворениям, нередко переходящим в своего рода мифологизацию образов и явлений природы ("Летний вечер", "Весенние воды"). Но и в тех стихах, где нет ни мифологических образов, ни явных олицетворений, природа рисуется им как некое одушевленное целое. И это опять-таки не просто художественный прием. Только поэт, действительно веривший в таинственную жизнь природы, мог с такой страстностью и убежденностью утверждать:

Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик - В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...

Представлением о всеобщей одушевленности природы порождены характерные тютчевские образы. У него полдень "лениво дышит", небесная лазурь "смеется", осенний вечер озарен "кроткой улыбкой увяданья", солнечный луч будит спящую девушку "румяным, громким восклицаньем".

Тютчева принято называть "певцом природы". Таким он предстает перед нами и тогда, когда стремится философски осмыслить жизнь вселенной, и тогда, когда пишет как бы небольшие "этюды с натуры", запечатлевая в них конкретно-зримые приметы внешнего мира ("Вечер", "Утро в горах", "Успокоение", "Песок сыпучий по колени...").

Некрасов поставил в особую заслугу Тютчеву "живое, грациозное, пластически-верное изображение" внешнего мира и указал на умение поэта подмечать в нем "именно те черты, по которым в воображении читателя может возникнуть и дорисоваться сама собою данная картина"39. Достигает этого Тютчев различными художественными средствами.

Зоркость художника поэт обнаруживает уже в стихах заграничного периода. Зрительное впечатление от сгущающихся сумерек очень точно передается им в строках:

И сосен, по дороге, тени Уже в одну слилися тень. ("Песок сыпучий по колени...")

Но в не меньшей степени обладал он и тонкостью слуха. По мере того как потухает день, отчетливей становятся звуки природы, и поэт подчеркивает это, говоря:

День догорал; звучнее пела Река в померкших берегах. ("Я помню время золотое...")

С годами эта чуткость к конкретным деталям заметно усиливается в лирике Тютчева, отражая общее движение русской поэзии от романтизма к реализму. Наблюдая летнюю бурю, поэт не только видит, как гнутся "лесные исполины", но подмечает и "первый желтый лист", который "крутясь, слетает на дорогу" ("Как весел грохот летних бурь..."). В жаркий августовский день улавливает "медовый" запах, доносящийся с "белеющих полей" гречихи ("В небе тают облака..."). В "короткую, но дивную пору" наступающей осени любуется блестящим на сжатой полосе "тонким волосом" паутины ("Есть в осени первоначальной..."). Поздней осенью, когда небо становится "бледнее", а долы "пасмурнее", ощущает дуновение "теплого и сырого" ветра, напоминающего о весне ("Когда в кругу убийственных забот...").

Характеристики

Список файлов статьи