55705 (762534), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Прокурор петроградской судебной палаты подсчитал, что за один 1916 г. царь сменил "четырех председателей совета министров (И.Л. Горемыкина, Б.В. Штюрмера, А.Ф. Трепова и кн. Н.Д. Голицына), четырех министров внутренних дел (А.Н. Хвостова, Б.В. Штюрмера, А.А. Хвостова и А.Д. Протопопова), трех министров иностранных дел (С.Д. Сазонова, Б.В. Штюрмера и Н.Н. Покровского), трех военных министров (А.А. Поливанова, Д.С. Шуваева и ген. Беляева) и трех министров юстиции (А.А. Хвостова, А.А. Макарова и Н.А. Добровольского)" [18].
"На исходе 1916 года все члены государственного тела России были поражены болезнью, которая уже не могла пройти сама, ни быть излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной операции", - считал Александр Блок [19].
Императрица видела выход в том, что Николай II должен действовать более решительно, не колеблясь. Она писала ему и о родственниках, и об оппозиции в Думе:
“Как давно, уже много лет люди говорили мне все то же: «Россия любит кнут». И - «Будь властелином». И - «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом - сокруши их всех»" [20].
И на этом фоне - убийство Распутина. Вместе с его трупом, найденным в Малой Невке в первый день 1917 г. (по новому стилю), всплыли на поверхность противоречия, накопившиеся в российской действительности - и в стране, и в ее правящей элите. Французский посол М. Палеолог записал в своем дневнике на следующий день: "Убийство Григория - единственный предмет разговора в бесконечных хвостах женщин, в дождь и ветер ожидающих у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и проч." [21].
И.В. Гессен, видный общественный деятель и публицист, а в эмиграции и издатель многотомного "Архива русской революции", считал: "Совершенное ярым сторонником царского режима Пуришкевичем и членами императорской фамилии - Юсупов женат на дочери вел. князя, а Дмитрий Павлович был наиболее близким царской семье среди великих князей, - убийство Распутина завершало ее полную изоляцию и знаменовало окончательный распад государственной власти" [22].
Царя и еще больше царицу не могло не ошеломить, что в убийстве принял участие великий князь Дмитрий Павлович. Убивал. Но - родственник. Как решить его судьбу, как при этом учесть настроения во всем обширном клане Романовых? Решили услать его из Петербурга.
А великий князь Николай Михайлович считал, что теперь, когда "гипнотизера" -Распутина - нет, надо удалить, услать куда-нибудь "загипнотизированную" - Александру Федоровну.
Каково было Николаю II? Жена - вне себя после убийства "Друга". Полный раздрай в среде родственников. Мать и жена - Минни и Аликc - вообще стараются не общаться. Мать переехала в Киев, чтобы не видеть того, что творится. А семья для Николая II значила так много! П. Жильяр, наставник его детей, проживший 13 лет рядом с его семьей, писал о нем: "Созданный для семейной жизни" [23].
За стенами дворца - раздираемые противоречиями властные структуры. И - вся необъятная страна... Да и в мировой политике - так ли было все ясно для царствующей четы? Пройдя горнило войны с Японией и революции 1905 г., Николай II пошел на союз с такой, казалось, ненавистной Англией, с которой враждовали его отец, дед и прадед. А еще через несколько лет вместе с ней воевал против кайзера Вильгельма, того самого Вилли, с которым в 1899 г. обсуждал в Потсдаме, как бы больнее уязвить Англию за ее политику на Юге Африки.
Николай II, с 1915 г. объявивший себя верховным главнокомандующим русской армией, даже принял от своего кузена Георга V воинское звание британского фельдмаршала. И обрадовался этому чину. В декабре 1915 г. он писал жене: "Вообрази, Джоржи произвел меня в фельдмаршалы британской армии" [24]. Обрадованная императрица отвечала: "Как хорошо, что ты назначен английским фельдмаршалом" [25]. В феврале 1916 г., когда генерал-адъютант английского короля сэр Артур Пэджет приехал, чтобы вручить фельдмаршальский жезл, Николай II пригласил всех английских офицеров, находившихся в Ставке, присутствовать на церемонии [26]. Он и его жена забыли, что их противник, кайзер Вильгельм II - тоже британский фельдмаршал? И получил этот чин намного раньше, еще в 1901 г., когда он приезжал в Лондон на похороны своей бабушки, королевы Виктории. Хотя русская императрица могла бы это и помнить: германский кайзер был и ее близким родственником - она тоже внучка королевы Виктории. Да и Николаю не следовало особенно гордиться, что его кузен Георг по-родственному преподнес и ему этот в общем-то ничего не значивший для них обоих подарок.
Поразительно! Императрица союзной с Великобританией державы, только что обрадовавшись британскому фельдмаршальскому жезлу для своего мужа, в сущности, радуется гибели другого фельдмаршала - Китченера - и опасается Англии, хотя воспитана в Англии королевой Викторией. С Англией связано все ее детство и юность. Даже мужу своему до конца дней она писала письма по-английски. Может быть, взыграл ее немецкий патриотизм - родилась-то она все же в Германии? Но в письмах мужу во время войны она проклинала Германию и все немецкое. Как разобраться во всем этом? И вполне ли разбирались они сами? Во всяком случае показывать весь этот разброд англичанам, французам и итальянцам никак не хотелось. Они ведь будут выискивать, не склоняется ли Россия к сепаратному миру. Насколько она надежна. А если остается союзником - насколько дееспособна в военном отношении. Союзников, Англию в первую очередь, крайне тревожили перемены в правительстве России: не усилилось ли прогерманское влияние? Об этом беспокойстве русское посольство в Лондоне сообщало в Петроград.
Петроградской конференции предшествовала долгая беседа британского посла Дж. Бьюкенена с Николаем II. С каким настроением добивался посол аудиенции? Он считал, что князь Голицын, новый председатель совета министров, "не имея никакого административного опыта и никаких точек соприкосновений с Думой", не может "овладеть положением". А оно, по мнению посла, "с каждым днем становилось все более и более угрожающим. Революция носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, придет ли она сверху или снизу. Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты и император, и императрица или только последняя; с другой стороны, народное восстание, вызванное всеобщим недостатком продовольствия, могло вспыхнуть ежеминутно" [27].
Аудиенция состоялась 12(25) января и удивила посла с первых минут.
"Во всех предыдущих случаях его величество принимал меня без особых формальностей в своем кабинете и, пригласив меня сесть, протягивал свою табакерку и предлагал курить. Поэтому я был неприятно удивлен, когда был на этот раз введен в комнату для аудиенций и нашел его величество ожидающим меня здесь, стоя посреди комнаты. Я тотчас понял, что он угадал цель моей аудиенции, и что он нарочито придал ей строго официальный характер, как бы намекая мне, что я не могу касаться вопросов, не входящих в компетенцию посла".
По поводу готовящейся Петроградской конференции Николай II "выразил надежду, что это будет последняя конференция, которую мы будем иметь до окончательной мирной конференции".
Посол позволил себе усомниться не только в этом, но даже в том, "следует ли при настоящих условиях подвергать жизнь столь многих выдающихся людей опасности испытать судьбу, постигшую лорда Китченера при его роковом путешествии в Россию".
Царь удивился такому пессимизму. Это дало возможность Бьюкенену высказать свою оценку положения в России. Он даже осмелился выразить недоумение по поводу чехарды со сменой министров: послы уже не знают, останутся ли завтра на своих постах сегодняшние министры, с которыми они имели дело.
“«Ваше величество! Позвольте мне сказать, что перед вами открыт только один верный путь, это - уничтожить стену, отделяющую вас от вашего народа, и снова приобрести его доверие». Император выпрямился во весь рост и, жестко глядя на меня, спросил: «Так вы думаете, что я должен приобрести доверие своего народа, или что он должен приобрести мое доверие?»...
«Видит ли его величество, - спросил я затем, - опасности положения, и знает ли он, что на революционном языке заговорили не только в Петрограде, но и по всей России?». Император сказал, что ему лично известно, что люди позволяют себе говорить таким образом, но что я впадаю в ошибку, придавая этому слишком серьезное значение” [28].
Вполне ли точно передал Бьюкенен содержание той встречи в канун Петроградской конференции? Из двух собеседников мы знаем мнение только одного, и только в позднейших воспоминаниях. Но подтверждение слов Бьюкенена - в дневнике Палеолога, британский посол в тот же день поделился с ним содержанием беседы. В записи Палеолога от 13(26) января важнейшая часть рассказа Бьюкенена воспроизведена почти дословно.
Запись, сделанную по свежим впечатлениям, Палеолог завершил так:
"Император, чопорный и холодный, прервал молчание для того, чтобы сформулировать два возражения. Вот первое:
- Вы мне говорите, господин посол, что я должен заслужить доверие моего народа. Не следует ли скорее народу заслужить мое доверие?..
Вот второе:
- Вы, по-видимому, думаете, что я пользуюсь чьими-то советами при выборе моих министров. Вы ошибаетесь, я один их выбираю... После этого он положил конец аудиенции следующими простыми словами:
- Благодарю вас, господин посол! В сущности, император выражал лишь чистую теорию самодержавия, в силу которой он занимает престол. Весь вопрос в том, сколько времени он еще останется на троне в силу этой теории" [29].
После той аудиенции императрица советовала мужу потребовать отзыва британского посла. О Бьюкенене ведь было известно, что он в январе принимал в своем посольстве Милюкова, Родзянко, особенно ненавистного царице Гучкова и что там обсуждался вопрос о дворцовом перевороте.
Да и в Москве британский генконсул Б. Локкарт постоянно встречался с председателем Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам князем Г.Е. Львовым, московским городским головой и главноуполномоченным Всероссийского союза городов М.В. Челноковым, одним из лидеров московских кадетов, членом Прогрессивного блока В.А. Маклаковым, председателем Экономического совета Всероссийского союза городов А.А. Мануйловым, видным деятелем кадетской партии Ф.Ф. Кокошкиным. О чем говорили? О неспособности правительства, о том, что страна - над пропастью [30]. Так что английские дипломаты, а через них и Лондон, были в курсе этих настроений и вполне им сочувствовали. Николай II колебался и готов был оттянуть проведение конференции.
Приезд делегации
Но машина уже заработала. Англией, Францией и Италией была создана объединенная делегация. В британскую часть вошли, кроме Милнера, еще шесть генералов, в том числе Г. Вильсон (вскоре стал фельдмаршалом), лорд Д.Б. Ревелсток, эксперт по финансовым вопросам, сэр Уолтер Лейтон, эксперт по вопросам вооружения, Дж. Клерк (впоследствии посол в Турции). Во французскую часть делегации во главе с М. Думергом, министром колоний, вошли два генерала, один из них весьма известный - Ноэль де Кастельно. В итальянскую - сеньор Шалойа, маркиз А. Карлотти и генерал Руджиери. Всего в объединенной делегации - более 40 человек.
8(21) января они отплыли из шотландского порта Обок к порту Романов (Мурманск) [31] на крейсере "Килдонен кесл", хорошо знакомом лорду Милнеру и его британским коллегам. Этот крейсер много раз курсировал между Англией и Кейптауном еще во времена англо-бурской войны, когда Милнер был главой английской администрации Капской колонии, а многие из его теперешних спутников участвовали в войне с Трансваалем.
Отъезд делегации, памятуя трагедию миссии Китченера, держали в секрете. Так же было и потом, уже при отъезде из Петербурга. Тогда всем пришлось даже пожертвовать своими ботинками. Каждый оставил их у дверей своего номера в гостинице, чтобы создать впечатление, будто их владелец еще не уехал.
Целями переговоров считались координация военных усилий и согласование поставок вооружения в Россию. Необъявленной, но не менее важной целью было попытаться понять ситуацию в России. Лидеры кадетов и октябристов в Думе через британского посла Бьюкенена, да и напрямую, убеждали англичан оказать давление на Николая II, склонить его в сторону конституционных реформ.
Сразу по прибытии в порт Романов гости ужаснулись: присланное из Англии вооружение, которое доставлялось с таким риском сквозь минные поля и под угрозой нападения германских рейдеров и подводных лодок, тут мокло под дождем и снегом. "Тысячи тонн снаряжения были свалены в доках и на набережной, и не чувствовалось никакой надежды, что их вскоре отправят дальше, на юг" [32].
Специальный поезд, на котором делегацию везли в Петроград, шел очень медленно. Путешествие заняло три дня. Прибыли в столицу утром 16(29) января.
Встречая их, Палеолог сразу же предупредил: "Здесь перестают интересоваться войной. Все правительственные пружины, все колеса административной машины портятся одно за другим. Лучшие умы убеждены в том, что Россия идет к пропасти. Надо нам спешить".
Но тут же с удивлением понял, что и гости не так уж готовы к переговорам. "С первых же слов становится ясно, что делегаты западных держав получили лишь неопределенные инструкции, у них нет никакого направляющего принципа для координирования усилий союзников, никакой программы коллективного действия для ускорения общей победы" [33].
Инструкции, конечно же, были. Если в деталях не очень конкретные, то в самом главном - вполне: союзники, опасаясь за будущее своих стран, хотели понять, насколько правдивы слухи, что царь и его окружение склоняются к сепаратному миру и ведут тайные переговоры с Германией.
Основания для этих опасений у союзников были. В высших правительственных кругах, да и у части буржуазии прогерманские настроения и желание выхода из войны усиливались - в связи с военными неудачами, потерей значительной территории, страхом народных выступлений. Да, что говорить, и в связи с той англофобией, которая уже в нескольких поколениях была свойственна влиятельным кругам русского общества. Видя раздоры в правящей элите, В.И. Ленин писал: “Спор идет между этими «милыми дружками» только из-за того, когда и как повернуть от борьбы против Германии к борьбе против Англии” [34].
Никто толком не мог определить, какие именно группировки стремились к сговору с Германией и насколько велико их влияние на царя. Но слухи шли очень широко. Они повторялись и потом, из десятилетия в десятилетие. Нашли отражение и в исторических работах. О тогдашнем стремлении царизма к сепаратному соглашению говорилось, например, в "Истории дипломатии" [35].
В недавно вышедшем четырехтомнике “Мировые войны XX века" иная точка зрения: “В советское время в течение 70 лет во всех хранилищах днем с огнем искали свидетельства «заговора двора», его готовности идти на мировую с Германией. Не нашли ни единой страницы, ни единой строчки, ни единой фразы. И Николай, и Александра стояли за войну до победного конца” [36].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
