186889 (746717), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Г.Габинский в своей объемной работе посвященной критике богословских концепций чуда, уделяет почти 20 страниц разбору программы демифологизации. Со своих позиций он критикует демифологизацию, как “ акцию по спасению чуда” , и приходит к выводу, что она принципиально противоположна критике религии. Он пишет, что нельзя “ идти на поводу” у Бультмана в анализе результатов демифологизации, ибо она “ оставляет в качестве керигматического содержания чуда настолько расплывчатое и общее понятие..., что критика чуда превращается в критику теологии вообще и даже религии вообще. А уйти в область общего... означает пойти навстречу сокровенным желаниям религиозных апологетов, лишить атеистическую критику ее конкретности и действительности” . Подход понятен и мировозренчески оправдан, но мы далеки о позиции автора.

В более лаконичной и умеренной работе Д.Угринович рассматривает работу Бультмана как один из основных элементов экзистенциальной интерпретации христианства. Он приходит к выводу, что концепции Бультмана и других подобных интерпретаторов “ интересны в том отношении, что в них в своеобразном виде отражены некоторые характерные черты, свойственные современному буржуазному сознанию вообще.

Теология все больше сближается с философией, все активнее вторгается в область социальных проблем и конфликтов” .

О содержании концепции Бультмана автор говорит, что она противоречива, кратко говоря, упрекает Бультмана в непоследовательности антропологизации откровения одновременно со скептицизмом в отношении объективации трансцендентного. Для нас же данные категории понятны. Вера антиномична и может быть названа “ слепой” , если ее не постичь извне.

Другой волной критики будет критика “ справа” , со стороны консервативных евангелических кругов и ряда римско-католических богословов. Мы пройдем последовательно по этой части спектра критики.

Фундаменталистско-ортодоксальные круги доходят до самых резких выпадов в адрес Бультмана. Так на ассамблее епископов Лютеранской Церкви в 1952 году бультманизм и богословие демифологизации были осуждены, как ложные доктрины. Ортодоксы упрекают Бультмана за отрицание им “ объективности фактов искупления” . По Бультману же объективными фактами являются: рождение, страсти и смерть Христа, вера учеников в то, что Он воскрес на третий день. Остальное приобретает смысл лишь в постоянно возобновляемых актах индивидуальной веры.

Здесь налицо непримиримые расхождения во взглядах. Но мы и не будем их примирять. Нам известны посылки системы Бультмана и ее вклад в богословие, мы ценим ее, хотя сами и не отрицаем объективности положений Символа Веры.

Х.Тиллике, крупный немецкий евангелический богослов критиковал то, что Бультман считал проповедь и ответную веру частью события связанного с именем Христа, то есть пытался укрепить основания христианства с помощью субъективно-идеалистического толкования. Тиллике саркастически замечает, что по Бультману “ Христос рождается умирает и воскресает не две тысячи лет назад, а в то воскресное утро, когда д-р Бультман всходит на кафедру” . Тем самым критик выражает свое негативное отношение к намерению поставить все, что в рассказе необъяснимо в зависимость от восприятия этого рассказа субъектом.

Отчасти Тиллике прав, мы согласимся с ним, но наша приязнь к Бультману кроется в убежденности, что человеческая субъективность — неотъемлемый пласт познания и веры. Им нельзя пренебрегать. Даже при абсолютизации вероучительных положений не может быть полной их объективации.

Католическая критика разбивается на две линии. Прежняя, крайняя, отрицала необходимость демифологизации. Мифологичность рассматривается здесь не как дефект утверждения, а неизбежная его форма при изложении сверхразумных истин на языке разума. Это очень близко к пониманию Бультмана, но коренная разница в признании невозможности избежать мифологии в речи о Боге. Так доминиканец Ж.Робер упрекает Бультмана в гордыне, подразумевая под демифологизацией попытку снять с запредельного Бога покров “ неизреченных тайн” и ввести философские спекуляции в богословие. Здесь возникает проблема обусловленная различным научном контекстом Бультмана и этих его критиков.

Ибо другие авторы, пройдя через годы взаимных уяснений и примирений, уже с гораздо большим пониманием относятся к Бультману, вполне осознав разницу в направлении богословских усилий между ним и собой. Современный католический учебник по введению в Священное Писание пишет о Бультмане в таких выражениях: “ Размышление о человеке и удобопонятности текста с точки зрения человеческого бытия — вот две опоры, на которых держится герменевтическая конструкция Бультмана... Однако рефлексия Бультмана о человеке — это экзистенциализм.

Бультман попытался повторить то, что томизм предпринял в отношении аристотелизма; он внедрил категории экзистенциализма ф современное богословие” .

Особняком, несомненно, стоит богословская критика К.Барта. Барт согласен, что суть Нового Завета в керигме, но отверг метод демифологизации и экзистенциальной интерпретации. Он упрекает Бультмана в том, что толкованием человеческого существования “ в вере” и “ вне веры” как экзистенциальных взаимосвязей, известных философам, он лишил миссию Христа значения “ полностью нового” события и свел ее к простому историческому факту, углубившему способность человека к самопознанию. Барт обвинил Бультмана в одностороннем субъективизме, сказавшемся в его истолковании воскресения, и настаивал, что воскресение, как некое событие общения Христа с божеством, предшествует появлению веры в него. Барт настаивал на самостоятельном значении этого события.

Когда встречаешься с рассуждениями такого великого ума, трудно что-то возразить.

Надо констатировать широко известное методологическое расхождение во взглядах Барта и Бультмана на место философии в богословии и признать право на существование инклюзивного метода Бультмана (столь много раз встречавшегося у великих мыслителей христианства), наравне с позитивистским методом Барта. Другое дело, вопрос о мере принятия философии, но этого мы коснемся в следующей части.

Среди критиков позиции Бультмана “ слева” , более интересных для нас, мы упомянем о взглядах известных христианских мыслителей современности: Д.Бонхеффера и его последователей, К.Ясперса, Ф.Бури, Ш.Огдена. Все они также критикуют некоторую непоследовательность программы Бультмана, но с другой стороны.

Известно замечание Бонхеффера, что Бультман “ зашел не “слишком далеко”, но недостаточно далеко” . Проблема в понимании Бонхеффера лежит в крайней фрагментарности его заметок по этому поводу. Он критикует Бультмана за введение разделения в статусе понятий, имеющих отношение к религии, в соответствии со своей концепцией “ безрелигиозного христианства” и необходимости интерпретировать понятия Нового Завета путем вообще не имеющем отношения к религии. Такой подход последователен, но Бонхеффер, все же, недопонял Бультмана, когда говорил о том, что тот “ скатывается к типично либеральной методической редукции” . У Бонхеффера просто другая программа, которую мы не имеем возможности здесь разбирать подробно.

Последователи Бонхеффера, в частности, Г.Вагнер (бывш. ГДР), считает, что даже доказательства неисторичности Иисуса не опровергли бы значения христианства. С его точки зрения неправильно связывать керигму с каким-либо событием или лицом, в том числе с Иисусом Христом. Это критика с позиций радикально безрелигиозного, отчасти, социального христианства. Неизвестно, что сказал бы об этом сам Бонхеффер, но ясно, что у Бультмана более комплексная позиция.

Близки к этой критике радикальные взгляды Ф.Бури и Ш.Огдена. Бури (швейцарский богослов, последователь А.Швейцера) поддерживает принципы демифологизации и экзистенциальной интерпретации, которые приблизили Новый Завет к современности, но, упрекая Бультмана в непоследовательности, Бури осуждает его толкование события – миссии Христа как необходимого для реализации перехода от неподлинного к подлинному существованию. По Бури евангельские рассказы — только символ этого перехода, достигаемого решением человека. Бури критикует Бультмана за представление о керигматическом характере Нового Завета, как пережиток мифологической точки зрения. Он выходит за пределы скептицизма Бультмана и, соответственно, вновь видит его непоследовательность: исторические посылки не могут служить основанием веры, утверждал Бультман, но настаивает на начале керигмы в определенных исторических событиях.

Также и Ш.Огден (американский модернистский экзистенциальный богослов), рисуя убедительную картину глубокого религиозного индифферентизма в западном обществе, подчеркивает важность демифологизации и экзистенциальной интерпретации. Но также, выходя за пределы мыслительного круга Бультмана, он полагает, что экзистенциальное “ подлинное существование” может быть достижимо и без веры во Христа. Христос просто наиболее полно и ясно выражает заложенные в природе человека возможности. Таким образом Огден ставит под сомнение разрыв между Ветхим и Новым Заветом, религией и философией, разумом и верой и ставит вопрос об отношении христианства и различных философских систем и религий, в которых выражается та же экзистенциальная проблема.

Позиции Вагнера, Бури, Огдена последовательно критикуют Бультмана, но это уже не столько критика, сколько выход вовне его. Эти мыслители представляют собой весьма модернистское крыло христианского богословия. Эта степень радикализации проблематики не была известна Бультману и тут нечего возразить с его позиций. Мы же, не разделяя вполне этих радикальных позиций, признаем их место в ряде богословских реакций современного христианства на общественно-философские проблемы последних десятилетий.

На особом месте стоит критика Бультмана данная К.Ясперсом. Одна их полемика заслуживает тщательного рассмотрения. Вкратце, критика Ясперса двояка. Он упрекает Бультмана во все той же непоследовательности и перескакивании с позиций ученого на утверждения веры и подмене одного другим. Ясперс отвергает необходимость реинтерпретации мифа и отказа от мифологического языка.

Мифологическое мышление является не чем-то прошлым, но характеристикой человека в любую эпоху... Он сохранил следующие элементы: 1) Миф рассказывает историю и выражает интуитивные стремления, более, чем универсальные концепции... 2) Миф имеет дело со священными историями и видениями, с историями о богах, более, чем об эмпирических реалиях... 3) Миф является передатчиком значения, которое может быть выражено только языком мифа...

Таким образом, с позиций своего трехчастного экзистенциализма и очень глубокого философствования Ясперс критикует интуитивное представление Бультмана о мифе в его применении к Новому Завету и объективации трансцендентного. Но с другой стороны он требует рекеригматизации христианства, то есть его переоткрытия для каждого нового поколения, по причине того, что Христос — “ камень претыкания” , который нельзя ухватить с философского наскока.

Позиция Ясперса трудна для понимания, она очень многообразна. Его критика Бультмана становилась со временем менее напряженно, подконец они уже довольно мирно переписывались. Мы приведем здесь одно высказывание, которое может подытожить подход Ясперса, с его широчайшего философского горизонта, к программе Бультмана, который, несомненно, более технически относился к философии.

Философ, безусловно, не может указывать теологам и церквам, как им следует поступать. Философ может лишь надеяться на участие в разработке предпосылок. Он хотел бы помочь подготовить почву и сделать ощутимым пространство духовной ситуации, в котором должно расти то, что он создать не может.

V Мы провели достаточно подробный обзор критики основной программы демифологизации и экзистенциальной интерпретации Нового Завета Р.Бультмана. Суммируем теперь основные возражения на теорию демифологизации и приведем возможные ответы на них самого Бультмана.

— Может ли человек прийти к христианскому пониманию существования без обладания верой во Христа? — Ответ Бультмана дан в программном эссе. Экзистенциальное понимание существования является философским взглядом через который христианское понимание может быть прояснено, Новый Завет истолкован. Основное различие между Новым Заветом и экзистенциализмом в том, что “ Новый Завет и христианская вера знают и говорят о деянии Бога, впервые делающем самоотдачу, веру, любовь, подлинную жизнь человека” (курсив Р.Б.). Экзистенциализм же говорит что это существует, но неспособно освободить человека от отчаяния, которое возникает, когда он оказывается неспособным достичь этого — Является ли событие Христа и действие Бога в Нем мифологическим и, таким образом, законным предметом демифологизации? — Бультман ответил бы своим стремлением демифологизировать событие Христа, но настаивал бы на том, что оно является актуальным “ действием Бога” . Оно является комбинацией мифа и истории. Бультман не мог примирить утверждения ап.

Павла и ап. Иоанна о предсуществовании Христа с евангельскими легендами о непорочном рождении (Матфей, Лука). Мифологический язык не дает человеку понимать Иисусатолько в исторических терминах, но подчеркивает, что “ его происхождение берет начало в вечности и не связано с областью природно-человеческого” . “ ...значение жизни Иисуса определяется тем, что Бог через нее хочет сказать мне” .

— Как поступает теория демифологизации с идеей креста? — Хотя Бультман думает, что большая часть повествования Нового Завета о кресте мифологична, крест сам по себе он принимал как исторический непреходящий факт для веры. Бультман отверг все интерпретации креста в духе компенсационной теории искупления. Крест есть значимый факт истории, на нем, по вере, наши грехи распяты и мы стали новыми творениями, когда крест становится для нас реальным.

— Является ли воскресение мифологическим феноменом? — Воскресение и крест неразделимы в Новом Завете. Бультман полагал, что неприемлемо говорить о воскресении как об “ историческом событии” , которое может, каким-то образом, утвердить власть и значение креста. Бультман признавал его как утверждение веря в воскресение, что более важно, чем простое историческое событие, доказываемое пустой гробницей. Воскресение является эсхатологическим событием в котором человек может принять участие верой. Здесь не может быть доказательств. Вера не подтверждается историческими исследованиями. Воскресший Христос встречает нас в проповеди. Доказательства сделали бы веру ненужной. Возвещение воскресения является частью эсхатологического события искупления, а не частью его.

— Возможно ли какое бы то ни было действие Бога в программе демифологизации, в ее нынешнем виде? — Это важный вопрос. Богословие Бультмана делает серьезный упор на событие Христа в котором Бог искупительно действует. Мы упоминали критиков, которые стремились демифологизировать “ действие Бога” (Бури) и даже саму идею Бога (Вагнер); другие же подчеркивали необходимость сохранения мифологии для сохранения идеи Бога и Его действия (РК, Тиллике, Барт, с разных сторон).

Характеристики

Список файлов реферата