histrel1 (723832), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Иов — человек, который ничего не знает о Священной истории и не хочет слышать о грядущих поколениях. Он вопрошает Бога о себе. Раздавленный горем и лежащий в пыли, на самом деле он стоит во весь рост. Иову было бы легче, если б он знал, что виновен. Но он сознает свою правоту, и это самое ужасное. Ведь он считал, что Бог не мог так поступить с ним. А раз это случилось — то рушится все... Он один, абсолютно один — во власти снедающей его боли.
В Книге Иова уже содержится весь «карамазовский» бунт против Бога и мира, в ней дан и полный набор экзистенциальных3 характеристик человека. Он хрупок, ничтожен, задавлен страхом и неуверенностью. Мир для него полон ужаса; это кошмар, от которого невозможно пробудиться.
В своих жалобах и обвинениях Иов доходит до самого края пропасти; кажется, что вот-вот он сорвется, и тогда ничего не останется, кроме бунта.
Самое непостижимое, что этот человек, призывавший Бога на суд, оставался все же человеком веры.
Со дна бездны Иов обвиняет Бога в жестокости, втайне надеясь, что ошибается.
Доверие Иова составляет самую суть его отношения к Богу. Хотя и разум, и чувства говорят ему, что все вопли напрасны, он не перестает взывать. Молчание Неба не может поколебать праведника.
И вот внезапно из налетевшей бури раздается глас Господень.
Явившись Иову, Бог не снимает покрова с тайны. Значит ли это, что ответов вообще не существует? Нет, но в данном случае все объяснения были бы неуместны.
Иов мог бы услышать о бессмертии человека, о воздаяниях в вечности, о воскресении, но ведь его мучило и иное: почему Бог допускает зло в мире?
В речах Ягве мы находим лишь едва уловимый намек на ответ. Он говорит только о том, что автор знает. А знает он пока одно: мысль человека не в силах вместить всех замыслов Провидения.
Все пути Творца направлены на конечное благо мира, сколь бы загадочными они ни казались людям.
По существу к этому сводится весь монолог Ягве. Но гораздо важнее для понимания книги — реакция и ответ самого Иова на Богоявление. Он «кладет руку свою на уста» (Иов 39:34), склоняется в смирении и благоговении. Почему?
В присутствии Господнем все вопросы отпали сами собой. Выразить эту тайну оказалось не под силу даже такому великому поэту, как автор Книги Иова. Творение его прекрасно именно этой недосказанностью и целомудрием.
Книга Иова не отрицает Божией справедливости; она лишь показывает, что не все объясняется только воздаянием. В этом ее огромное значение в истории Ветхого Завета. Она была создана, когда старое богословие переживало трагический кризис.
_____________________________________________________________________________
1 Карма (инд.) — закон воздаяния, закон причин и следствий.
2 Провиденциальный — предусмотренный Промыслом Божиим и служащий Его целям.
3 Экзистенциальный (от лат. exsistentia, «существование») — относящийся к бытию.
Экклезиаст
Иудея, ок. 350 г. до Р.Х.
Книга Иова свидетельствует о брожении умов и жарких спорах, волновавших Израиль, когда мыслящие люди пытались найти разрешение жгучих проблем, избегая ссылок на Закон и Священную историю. В напряженной духовной борьбе сталкивались противоположные точки зрения. Но даже и на этом фоне свободных дискуссий Экклезиаст мог показаться книгой вызывающей.
«Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек.
Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает...
Все — одна маета, и никто рассказать не умеет, —
Глядят — не пресытятся очи, слушают — не переполнятся уши.
Что было, то и будет, и что творилось, то и творится,
И нет ничего нового под солнцем. Бывает, скажут о чем-то: смотри, это новость!
А это уже было в веках, что прошли до нас».
(Еккл 1:4-10)
Охваченный каким-то жестоким наслаждением, вглядывается поэт в картину вечного круговорота. Кажется, что он забыл все, о чем возвещали пророки Израиля. Это мироздание, которое созерцает человек, лишенный света Откровения... В этом мире жизнь теряет смысл и значение.
Главное, что отличает этику Экклезиаста от этики пророков, — это ослабление уз между религией и нравственностью. Пророки черпали в вере силу для проповеди действенного добра. Человечность и вера были для них неотделимы. Здесь же этой связи столь ясно не ощущается.
У Экклезиаста нет вдохновения, даруемого верой, и ему остается рассчитывать лишь на обычные земные радости.
Но именно тут он терпит самое жестокое поражение. Все, что манило и соблазняло его, на поверку оказалось «суетой».
Он построил себе прекрасные дома, посадил виноградники, цветники, сады, среди которых били фонтаны. Он накупил рабов и наложниц, окружил себя певцами и певицами. Глаза его день и ночь радовали сокровища.
«Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им,
Ни от какой я радости не удерживал сердце...
Но оглянулся я на дела, что сделали руки мои,
И на труды, над которыми трудился, —
И вот, все — суета и погоня за ветром!»
(Еклл 2:10-11)
Этот мрачный припев о суетности лейтмотивом проходит через всю книгу.
Представление иудеев о том, что Сущий — все, а человек ничто, приняло у Экклезиаста крайнюю, отрешенно-холодную форму. Бог кажется равнодушным к миру, которому Он предоставил кружиться по предписанным законам без всякой цели. Неизвестно даже, желает ли Он блага своим творениям. Даже когда человек надеется, что есть какой-то нравственный миропорядок, он ошибается. Нет настоящей награды добрым, да и сама награда в этом мире — что она, как не суета сует?
Рис. 132
Антиох IV. Монета
Едва ли во всей литературе еще найдется книга с таким безысходным мирочувствием. Без пафоса, спокойно и беспристрастно Проповедник уничтожает все опоры жизни, оставляя людям лишь жалкое подобие надежды. Ведь именно благополучие в этой жизни считалось обещанной Богом наградой. Но если этот единственный дар отравлен, — к чему он?
На первый взгляд кажется непостижимым, как могла подобная книга попасть в Библию. Известно, что учители иудейства много спросили, прежде чем решились дать ей место рядом с творениями мудрецов, Пророками и Законом. Тем не менее они это сделали.
Иерусалимский философ поднес людям чашу с горьким напитком, но то был напиток исцеляющий. Уверенность в том, что высшее благо ограничено земными пределами, была преградой на пути израильской религии. Экклезиаст разрушил это препятствие.
Ценность воды по-настоящему познается в пустыне, жажда вечности пробуждается, когда человек отдает себе отчет о мимолетности земного. В этом заключается великий смысл отрицательного опыта Экклезиаста.
ИУДЕЙСТВО И ЭЛЛИНИЗМ
Эллинизация. Книга Даниила
Иудея. 168-166 гг. до Р.Х.
Настали дни, когда маленькой крепости Ветхого Завета, раздираемой спорами, предстояло выдержать самый яростный штурм, какой она когда-либо испытала в прошлом.
Антиох IV Эпифан, второй сын Антиоха Великого, — одна из наиболее странных и демонических фигур времен эллинизма. Необычными были и характер, и судьба Антиоха.
После гибели брата Селевка IV, убитого царедворцами, Антиох стал властителем сирийской державы Селевкидов. Рим одобрил его кандидатуру, надеясь сделать его послушным орудием. Но впоследствии сенаторы поняли, что просчитались.
Рис. 133
Пророк Даниил. Г. Доре. Гравюра
Заветной мечтой Антиоха IV была тотальная эллинизация государства. Он стремился навязать дорогие ему греческие обычаи и культы и подавить национальные очаги сопротивления.
Серьезных препятствий своим замыслам царь не встретил. Камнем преткновения оказалась одна Иудея.
В библейской традиции Эпифан стал прототипом Антихриста. Начиная с Книги Даниила до Иоаннова Апокалипсиса священные писатели будут придавать Врагу Божиему черты Антиоха. Этот человек не только впервые в истории решил полностью искоренить иудейскую религию, но и был первым царем после Александра Македонского, который всерьез воспринимал свой божеский титул. Бог Израиля был для него противником, которого надлежало свергнуть с престола.
Осенью 168 г. до Р.Х. Антиох велел прекратить службу в Иерусалимском храме и разослал по городам эмиссаров с указом: все живущие во владениях царя отныне должны считаться «одним народом и оставить свой закон». Евреям запрещалось читать Писание, соблюдать субботу, совершать обрезание и даже просто называться иудеями. Нарушившего указ ждала смертная казнь.
Правительственные чиновники разъезжали по стране, чиня расправу. Свитки Библии, которые попадали им в руки, рвали или предавали огню.
Рис. 134
Пророк Даниил во рву львином. Г. Доре. Гравюра
Однажды в тайных убежищах, где писцы прятали свитки Библии, появилась новая книга. Она подоспела вовремя. Ее с жадностью читали, переписывали и пересказывали. Причину вызванного ею волнения нетрудно понять: она рассеивала мрак и возвращала доверие к Промыслу Божию, действующему в земных событиях.
Книга носила имя Даниила, мудреца. Даниил знает, что приближение Божиего Царства будет сопровождаться разгулом зла и беззакония, что в мире есть тенденция к вырождению, что в нем действуют разрушительные силы, но ни на минуту не забывает, что рядом с этим нисходящим потоком пролегает русло другого, восходящего, цель которого — Царство Господне. Провидец говорит о конце истории как о новой ступени на пути человечества. Грядущее созидается в противоборстве двух начал и в торжестве небесного Града найдет свое осуществление. Этот Град явится не для того, чтобы все повторилось вновь, а чтобы открыть твари мир Божественного света.
Книга Даниила, рожденная в тяжелую годину, насквозь проникнута ощущением великой схватки добра и зла. Ее слова повторит Христос, говоря о закате ветхозаветной эры, ее язык станет языком иудейских и христианских апокалипсисов.
Рис. 135
Три отрока в печи огненной. Г. Доре. Гравюра
Подобно живой воде падали слова Даниила в измученные души. Грядет Сын Человеческий, Который положит начало новому миру. И особенно окрыляло их пророчество о судьбе людей, сохранивших верность до последнего дыхания. Они погибли, но смерть их — только временный сон. В день Суда...
«Многие из спящих во прахе земном пробудятся:
одни для жизни вечной,
другие на вечное поругание и посрамление.
И разумные будут сиять, как светила
на тверди, и обратившие многих к правде —
как звезды, вовеки, навсегда».
(Дан 12:2-3)
В конце времен архангел Михаил, покровитель ветхозаветной Церкви, ополчится на сатанинскую рать и одолеет ее. Вообще всей Книге Даниила свойственно чувство близости незримых сил, участвующих в мировой драме. Пророку открыто, что дела человеческие определяются духовной битвой, которая идет во Вселенной между силами света и тьмы.
Отделившиеся
Иудея, 160-63 гг. до Р.Х.
Традиционная респектабельная праведность (сэдека) оставалась для высшего духовенства и знати чем-то непревзойденным. Быть может, поэтому они называли себя «садокитами», или саддукеями.
В практической жизни саддукеи проявили себя гибкими прагматиками, преследующими своекорыстные цели и склонными к уступкам. Они окружили себя роскошью, зато народ считали нужным постоянно держать в узде. С этой целью саддукеи отстаивали суровые принципы древнего уголовного права.
В борьбе за прочное место при дворе они превратились в активную политическую партию. Совет старейшин, или Синедрион, состоял в основном из ее членов. Естественно, что в народе к этим черствым, надменным людям относились почти враждебно.
Рис. 136
Семисвечник.
Рельеф на арке Тита. Фрагмент. После 81 г.
Рис. 137
Священники
Фарисеи обособились не только от правящей верхушки, но и от всех, кто, по их мнению, мало знал или плохо соблюдал Закон.
Фарисеи были «тончайшими толкователями Закона», но толкование их было особого рода. В отличие от саддукеев они не смотрели на Писание как на мертвую реликвию или строго зафиксированный кодекс; по крайней мере в принципе фарисеи исходили из мысли, что вера не может ограничиваться рамками книги. Они утверждали, что живая духовная преемственность, или церковное Предание, играет роль не меньшую, чем канонические книги.
Разумеется, устное Предание легче засоряется человеческими домыслами, «преданиями» с маленькой буквы. Чтобы избежать этого, фарисеи стремились сохранить связь между поколениями книжников и разработать принципы изъяснения Библии. Но именно здесь проявилась скованность их духовного творчества. «Предания старцев» были канонизированы и возведены в ранг общеобязательной истины.
Рис. 138
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
