histrel1 (723832), страница 24
Текст из файла (страница 24)
«Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с Израилем и Иудой НОВЫЙ ЗАВЕТ. Он будет не таким, какой Я заключал с их праотцами, когда взял Я их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской. Хотя они нарушили Мой Завет, Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот Завет, который Я заключу с Израилем после тех дней, говорит Господь; Я вложу Закон Мой в них самих и на сердцах их напишу его; и стану Я для них Богом, а они будут Моим народом. Не нужно уже будет им учить друг друга познанию Бога: все они от малого до великого будут знать Меня, говорит Господь, ибо прощу Я беззакония их и не буду вспоминать грехов их» (Иер 31:31-34).
ПЛЕН И РЕСТАВРАЦИЯ
«На реках вавилонских»
Халдея, 580—575 гг. до Р.Х.
Около 580 г. до Р.Х. Иудея представляла собой мрачное зрелище: она опустела в буквальном смысле этого слова. Остались брошенные поля и виноградники, среди которых лишь изредка можно было встретить хижины нищих и разоренных крестьян. Обезлюдевшие города походили на огромные свалки битого кирпича.
Среди изгнанников в Вавилоне нашлось немало таких, которые в конце концов склонились перед чужими алтарями. Они перестали принадлежать к народу Ягве, не видя в этом ни пользы, ни смысла. Деятельность пророков меняет направление. Если прежде им приходилось чаще всего обличать, то теперь они приступили к делу врачевания.
Когда в Халдею пришла весть об осаде Иерусалима, Иезекииля постигло семейное горе: внезапно заболела и скончалась его жена, которую он очень любил и называл «отрадою очей». На похоронах пророк ко всеобщему изумлению, вопреки обычаю, сдерживал слезы. Когда же его спросили о причине этого, он ответил, что хочет дать «знак» Израилю, призывая его мужественно встретить несчастье и смириться перед высшим предначертанием. Иезекииль принимает на себя пастырскую роль.
Рис. 115
Разрушение Иерусалима и пленение израильтян.
Ю. Карольсфельд.
Гравюра
Совместная молитва и слушание проповеди в день Господень, субботу, превратились в стержень, вокруг которого вращалась вереница обыденных дней. Когда мы осознаем христианский храм не только как святыню, но и как место братской встречи, где звучит Слово, то нужно помнить, что начало этого восходит к Иезекиилю и основанной им синагоге, где в течение веков сосредоточивалась духовная жизнь диаспоры (рассеяния).
Никакая эпоха в истории Ветхого Завета не породила столь сильного покаянного движения, как годы изгнания. Лучше всего о нем можно судить по знаменитому 50-му псалму, заключительные строки которого прямо указывают на плен.
Автор его ясно сознает, что сам человек не способен полностью освободиться от греховности, и видит спасение в благодатной силе Божией. Лишь она может искоренить врожденную человеческую нечистоту и омыть сердце. Здесь слово «сердце» впервые появляется в Ветхом Завете, указывая на грядущее чудо духовного просветления:
«Помилуй меня. Боже, по великой милости Твоей,
и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои.
До конца смой с меня беззакония мои и от греха моего очисти меня,
Ибо беззакония мои я знаю и грех мой всегда предо мною.
Пред Тобой одним согрешил я, и лукавое пред Тобой сотворил я,
Так что прав Ты в приговоре Своем и справедлив в суде Своем...
Сердце чистое создай во мне. Боже, и дух правый обнови во мне.
Не отринь меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня.
Верни мне радость спасения Твоего и Духом Твоим владычным утверди меня.
Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся...».
(Пс 50:3-6,12-15)
Служение Богу псалмопевец понимает так, как о нем учили Моисей и пророки: жертва есть знак союза с Творцом, но она лишь внешнее проявление. Истинная жертва — эта вера и чистое сердце:
«Господи! Отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Тебе,
Ибо не желаешь ты жертвы — я бы дал ее — и ко всесожжениям не благоволишь,
Жертва Богу — сокрушенный дух, сердца сокрушенного и смиренного Бог не уничижит.
Обнови, Боже, по милости Твоей Сион, и да воздвигнутся стены Иерусалимские;
Тогда угодны будут тебе праведные жертвы, возношения и всесожжения,
тогда возложат на алтарь Твой тельцов».
(Пс 50:17-21)
Видение Града Божия Халдея, 573 г. до Р.Х.
Четырнадцать лет прошло после сожжения Храма и двадцать пять — после увода первой партии пленных.
Трагедия, разыгравшаяся в Иудее, постепенно уходила в прошлое; для детей переселенцев единственной реальностью была окружавшая их жизнь. По всем человеческим расчетам трудно было ожидать каких-либо перемен, но Иезекииль неустанно говорил об обещанном чудесном освобождении Израиля.
В дни печального двадцатипятилетия плена, в 573 г. до Р.Х., Дух Божий снова перенес пророка в Иерусалим.
Описанию этого Нового Иерусалима и посвящены последние главы Книги Иезекииля. Читающий их наталкивается на массу цифр, многочисленные промеры и точные детали.
Это одновременно и план, и проект, и целая программа. В схематическом чертеже зашифрован призыв пророка, обращенный к народу. Так, например, он очерчивает Град Божий правильным квадратом. Это означает гармоническое совершенство и в то же время крестообразную простертость к четырем странам света (символ вселенскости).
Но если так, не правы ли те, кто считает Иезекииля реформатором-утопистом, подобным Платону?
Утописты пытались наметить черты совершенного общественного строя в рамках действительности, которая их окружала. Иезекииль же основное внимание уделяет не столько социальному строю, сколько необходимости полной перемены ориентации жизни. Мы слышим от него призыв сделать духовную жизнь центром человеческого существования.
Град Божий созиждется уже не на Сионе, а на земле, расположенной между границами колен, и называться он будет не Иерусалимом, но Ягве-Шамма, «Господь здесь». Это — заключительный аккорд книги, и в нем сосредоточено самое существенное в видении пророка.
Врата, в которые вошла Слава, наглухо закрываются; только таинственный голос из глубины Храма свидетельствует о том, что внутри святилища пребывает вечный огонь Божества. Казалось бы, Бог здесь, близко, но в то же время Он далек и страшен в Своей неприступности. Человек по-прежнему не может, увидев Его, остаться живым. Перед нами — признак подлинного понимания Иезекиилем природы Божественного.
Если даже перед зрелищем космической бездны человек испытывает трепет, если сердце его порой сжимается от созерцания бесконечного океана творения, то что же должен он ощущать, приблизившись к тайне трансцендентного?1 Сверхчеловеческая мощь, абсолютное сверхбытие, — несоизмеримая с тварью «святость». Тут исчезают все антропоморфные лики Вечного и рождается чувство священного ужаса, благоговения, смешанного со страхом. Тем, кому библейский образ Бога кажется чересчур «очеловеченным», нужно перечитать те страницы Библии, где говорится о «святости» Ягве.
Единственное, что непосредственно связывает Славу и окружающий мир, — это «река жизни», которая вытекает из-под порога Храма. Она струится по Святой Земле, ширясь и углубляясь, вплоть до самого Мертвого моря, воды которого она очищает от горечи. Образ живой воды (который мы снова встречаем и в Апокалипсисе) означает неиссякаемый поток благодатной силы; она не только наполняет человека, но и омывает мир, изгоняя из него горечь греха.
Изображенная Иезекиилем Церковь может быть названа Вселенской, хотя ядром ее и остается Израиль. Пророк говорит о том, что входящие в нее «герим», иноплеменники, имеют равную долю с иудеями (Иез 47:22—23). И не случайно поэтому Град Божий открыт четырем странам света.
После 571 г. до Р.Х. мы больше уже ничего не слышим о Иезекииле. Вероятно, он вскоре умер. Но миссия его была к тому времени выполнена. Лучшие силы в изгнании целиком приняли его программу: омывшись от исторических грехов, вновь собраться на возрожденной земле, воздвигнуть храм и готовиться к великому Дню.
________________________________________________________________________________
1 Трансцендентный — запредельный, выходящий за рамки физического мира, превосходящий его.
«Ветхозаветный евангелист»
Халдея, 562—550 гг. до Р.Х.
Тут мы приближаемся к самому таинственному месту Ветхого Завета и в то же время самому возвышенному, где более всего он связан с Евангелием.
В унылом затишье плена раздается голос нового избранника Господня, который возвещает Израилю «новое и сокровенное» (Ис 48:6). Ни прежде, ни после него в дохристианском мире мы не встретим такой глубины прозрения, силы и свободы духа. Он — величайший учитель, богослов и поэт Израиля.
Но кто же он, этот человек? Казалось бы, в Ветхом Завете о нем должно быть сказано больше или хотя бы не меньше, чем о Исайе и Иеремии.
Но тут, как ни трудно этому поверить, обнаруживается поразительный факт: непроницаемая завеса скрывает лицо пророка, даже имя его остается нам неизвестным.
Рис. 116
Пророк Исайя. Ю. Каролъсфельд. Гравюра
Его проповеди и гимны включены в Библии в Книгу Исайи, и долгое время их приписывали иерусалимскому пророку. Но даже и тогда, когда выяснилось, что это — ошибка, загадка безымянного провидца осталась неразрешенной. Условно его принято теперь называть Исайей Вторым, или Второисайей.
Быть может, он носил то же имя, что и пророк VIII в. до Р.Х., а впоследствии их отождествили? Но это предположение нечем подтвердить.
Возможно, что пророк намеренно укрылся за авторитетным именем.
Скорее всего, перед нами не просто псевдоним, а свидетельство духовной преемственности, глубокой ученической связи.
Из всех наименований Израиля Второисайя предпочитал слово «эвед», служитель, и это вполне понятно, ибо для него народ Божий был прежде всего посланником Бога в мире.
«Дух Владыки Ягве на мне,
ибо Он помазал меня.
Благовестить кротким послал он Меня,
исцелять сокрушенных сердцем,
Объявлять пленникам свободу
и освобождение — узникам,
Возвещать желанный год Ягве
и День воздаяния Бога нашего,
Утешать всех опечаленных».
(Ис 61:1-2)
Для Исайи Второго «Израиль» — понятие не однозначное. Есть два служителя Господня. Один действительно часто отпадал от Бога, но существует и другой Израиль: Израиль пророков и боговидцев, Израиль верных и стойких, Израиль «кротких» и «бедняков Господних». Он-то и явится подлинным Эвед-Ягве, исполнителем на земле небесной воли.
В какой-то момент он начинает различать во главе избранного народа таинственное Лицо, воплощающее в себе высшее призвание Израиля. То — великий Пророк, на котором почиет божественное помазание.
Уже Исайя Иерусалимский сознавал, что Мессия должен действовать иначе, нежели земные цари, а последователь его говорит об этом с ясностью, не оставляющей места сомнениям.
Но Мессия, как его видит пророк, станет не просто наставником народов. Одними поучениями исцелить греховную болезнь невозможно; для этого нужен особый подвиг Слуги Господня. Кроткий Учитель будет Заступником, Ходатаем за человечество.
Мессия разделит участь гонимых пророков, и Его страдания за людей таинственным образом принесут им спасение.
Как это будет? Пророк не знает, но он видит почти воочию Чистейшего из всех на земле. Который отдает Себя в руки злых сил лишь затем, чтобы стать Искупителем грешников.
Зрелище поруганного Слуги ужасает самого провидца. Он стоит потрясенный, вместе с земными царями и народами изумляясь добровольной жертве:
«Он же взял на Себя наши немощи и понес наши болезни;
Думали мы, что Он поражен, наказан и унижен Богом,
а Он изранен был за грехи наши и мучим за беззакония наши».
(Ис 53:4-5)
Это не растерянная, ничего не понимающая жертва, а Мученик, свободно и сознательно приносящий Себя на заклание:
«Он принял на Себя кару для спасения нашего,
и ранами Его мы исцелились.
Все мы блуждали, как овцы, каждый своею дорогой,
но Ягве возложил на Него грехи наши.
Истязуем был Он, но в муках не отверз уст;
как агнец, ведомый на заклание, и как овца перед стригущими ее —
безгласна, Так и Он не отверзал уст Своих».
(Ис 53:5-7)
Рис. 117
Алтарь бога огня. Иран
Здесь порог и граница Ветхого Завета.
Новый Завет, говоря об Искуплении, обращается к образам и языку Второисайи. Евангелисты и апостол Павел принимают его символы Агнца и Жертвы, которые отныне становятся неотделимы от попыток выразить тайну Спасения.
Нельзя обойти молчанием и то, что агнец в Ветхом Завете был жертвой, приносимой людьми. Именно с таким непорочным агнцем сравнивает Второисайя Слугу Предвечного.
Не представляем ли мы себе в таком случае Бога в виде деспота, требующего крови для того, чтобы смыть оскорбление? Древние и средневековые богословы, видевшие в жертвенном обряде лишь умилостивление, задабривание, почти что подкуп грозного Божества, приходили порой к чудовищным и абсурдным толкованиям, вроде того, что крестная Кровь была выкупом дьяволу за человека.
Но если таков смысл Искупления, то как совместить его с Любовью?
Библия указывает на жертву как на древнейшее проявление благочестия (Быт 4:3).
С отдаленнейших времен кровь означала для людей принцип жизни. Ритуалы с участием крови знаменовали закрепление «кровной», жизненной связи их совершителей. Главным в жертве был знак сопричастия Высшему, сочетания людей с Ним и через Него — между собой.
Вкушая во время священнодействия плоть животного, древние искали все того же: обретения единства с Богом, ощутимого отождествления с Ним.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
