128888 (720159), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Подтверждением предположений психоаналитиков в нашем исследовании служат показатели актуальных потребностей, занимающих второе и третье места в структуре потребностной сферы. На втором месте оказалась негативная функция побудительного Я-фактора у 60%, означающая, «частично бессознательное, частично осознанное элементарное стремление Я к избеганию, отрицанию, торможению, отчуждению и вытеснению определенных притязаний побуждений, представлений и идеалов, угрожающих сохранению себя как личности. Крайними формами такой негации являются негативизм и Я-деструкция».
На третьем месте инфляция, которая в сочетании с вытесненной потребностью в расширении границ своего Я трактуется Л. Сонди как «растяжение Я». Суть данного процесса заключается в том, что оно «часто несет в себе опасность для судьбы человека в целом. Функционально это расширение Я происходит за счет того, что бессознательная потребность со своими побудительными тенденциями может стать охватывающей сознание, вплоть до одержимости, желанием, не встречающим никакого сопротивления. А будучи одержимым, Я уже не в состоянии констатировать противоречивость противоположных притязаний захватившего сознание желания».
Полной картина актуальной потребностной сферы личности зависимого человека становится, когда мы ответим на вопрос: о каком желании идет речь? Четвертую позицию в иерархии актуальных потребностей занимает застревание, цепляние за старый объект, дополненное тенденцией к сцеплению с объектом. Такая позиция рассматривается Л. Сонди как «стремление к единобытию с матерью в едином Я-Ты мире, как к нахождению в безопасном пространстве, закрытом для других».
К характерологическим чертам сдержанного, обособленного Я относятся: «чувство, что Я ненормален; постоянное пребывание в заблокированном состоянии, неспособность к контакту, эгоцентризм как фиксация на себе и отнесение всего к себе лично; внутреннее беспокойство, возбужденность и страх; постоянные отказы, избегания, самоподавления; страх, что виноват и боязнь, что накажут; Я, окруженное баррикадами стыда и отвращения».
В частности, отвращение «обнаруживается в чувстве отравленности… Она принадлежит к числу болезней, которые порождает упущение жертвы. К этой сфере также относится настроение глухого подозрения – ощущение злой разлагающейся интриги – в отношении духовного, морального состава. Это ощущение приводит к ситуации всеобщих обвинений. Любая удовлетворенность является подозрительной, ибо господство всеобщих понятий не может удовлетворять никого, кто имеет. Отсюда неудивительно, что это время видит в… обладателе наивысшего здоровья одну из форм безумия».
Делая предварительные выводы, можно констатировать, что «все потребности и качества, которые приобретают невротики рассматриваемого типа, направлены на удовлетворение главной потребности – не быть включенными». Следствие – одиночество, причины которого, как было показано выше, в чрезмерно размытом и неадекватном образе Я. Человек, не получивший любви и тепла в детстве, не умеющий любить, как правило, рассматривает мир чуждым себе.
Обратим внимание на второй фактор в Таблице 19. Самые высокие нагрузки в этом факторе получили характеристики «больной», «никакой», «враг». Д. Келли подробно писал о том, как, пользуясь его инструментом, избежать ошибок, связанных с контекстом конструкта. «Как тут не вспомнить о тех психологах, кто упорно твердит, будто каждый человек – «индивидуальность», и мы, мол, не можем понять какого-то конкретного человека путем понимания других… По крайней мере этой ошибки психология личных конструктов избегает благодаря признанию того, что абстракции, получаемые на выборке поведения одного человека, могут, в свою очередь, использоваться в качестве данных, на основе которых абстракции получают уже на выборке лиц, принадлежащих к какой-то группе».
Индивидуальные беседы с пациентами, имеющими опийную зависимость, а также тщательное следование процедуре тестирования методом репертуарных решеток, подтвердили выводы Д. Келли. Так, в отличие от пациентов с инфарктами миокарда и ликвидаторами последствий аварии на ЧАЭС, практически все пациенты с опиатной зависимостью вкладывают одинаковый смысл в характеристику «больной» – наркоман. Это подтверждается выявленным в ходе диагностики фактом, что даже бабушек и дедушек, а также старших родственников и знакомых оптанты в большинстве выборов не оценивают как больных, тогда как себя, своих друзей, сверстников, знакомых, при условии употребления ими наркотических веществ – достаточно часто характеризуют как больных.
Следовательно, характеристика «больной» относится к Я-реальному. В этот фактор вошли также характеристики «никакой» и «враг». Врагом по отношению к себе выступает сам человек. Нами выявлена тесная обратная связь между переменной «Я-реальное» и «Я-идеальное» в данной выборке. Кроме того, сравнительный анализ между группами пациентов, отобранными нами для исследования, также подтвердил существенное отличие группы аддиктов от групп пациентов с инфарктом и ликвидаторов аварии на ЧАЭС по данным переменным. Данное различие было подтверждено статистически по отношению к группе больных с инфарктом миокарда и к группе ликвидаторов аварии на ЧАЭС.
Так, в факторе «Я-идеальное» характеристика «здоровый» в выборке пациентов с инфарктами находится в тесной связи с такими характеристиками, как «активный», «уравновешенный»; в выборке ликвидаторов аварии – с характеристиками «спокойный», «понимающий». Переменная «Я-реальное» как у больных с инфарктами, так и у «чернобыльцев», состоит из характеристик, означающих либо противоположные идеальным качества, либо соотносящиеся с идеальными.
Реальное Я формируется под воздействием значимого окружения, приобретая силу в ситуации адекватных интервенций со стороны взрослых и ослабляясь при неадекватном вмешательстве. Недаром К. Хорни указывала, что «человек нуждается в благоприятных условиях, чтобы «вырасти из желудя в дуб», он нуждается в «теплой атмосфере», которая дает ему ощущение внутренней безопасности и свободы, позволяющее… выражать именно себя… Следовательно, если он растет в любви, он вырастет в соответствии с его реальным Собственным Я».
Чувство незащищенности и мрачные предчувствия, которые названы в психоаназизе «базальной тревогой», изоляции и беспомощности формируются у ребенка при условиях неадекватных, формируемых собственными невротическими моделями поведения, установок родителей, трансформируемых в гиперопекающие или гипоопекающие способы воспитания. Изменению позиции взрослых по отношению к детям способствовала и социальная ситуация нашей страны.
Так, если еще 10 лет назад родители и учителя стремились к тому, чтобы подросток усваивал определенные этические нормы, правила поведения, то в настоящее время взрослые зачастую сами не понимают устанавливаемых обществом правил, потеряв тем самым не только содержательные, но и функциональные ориентации в мире. Отсутствует и четко сформированная позиция взрослых по отношению к детству.
С другой стороны, сами подростки без соответствующей подготовки сегодня реально действуют во взрослой сфере – продают газеты, моют машины, помогают родителям в бизнесе и пр. В исследованиях таких подростков отмечается, что «у 73% 13–15-летних работающих подростков проявляется неуважительная позиция по отношению к взрослым». Таким образом, вхождение подростка во взрослую жизнь происходит на уровне освоения весьма узкой сферы социально-экономических отношений, что деформирует и обедняет потребность быть взрослым. Появляется феномен лжевзрослости, который только усиливает психологический барьер, с одной стороны которого находятся подростки, производящие «разведку боем» своих прав и возможностей, а по другую – взрослое сообщество с «круговой обороной» и редкими вылазками в сторону детей. Такая ситуация парадоксальна тем, что подросток вынужден противостоять тем явлениям и процессам, к которым стремится, то есть взрослому миру, а взрослые, констатируя готовность «идти на все ради счастья детей», на самом деле занимают оборонительную позицию.
Достаточно взглянуть на список вопросов, которые беспокоят родителей относительно их детей и на ожидания подростков в отношении родителей, чтобы обнаружить этот барьер. Так, среди чаще всего встречающихся проблем, беспокоящих родителей, называются: «невыполнение домашней работы, проблемы со школой, активность в сексуальной сфере, ложь, «нежелательные» друзья, поздние, и даже ночные прогулки, воровство, употребление спиртных напитков и возможность употребления психоактивных веществ, наркотиков». Подростки же в качестве проблем называют: «отсутствие интереса и готовности помочь со стороны взрослых, отсутствие попыток понять, отсутствие любви и теплых доверительных отношений, нежелание принимать нас, такими, какие мы есть – со всеми ошибками и недостатками, ожидания только плохого от нас, отношение к нам как к маленьким, отсутствие хорошего настроения, чувства юмора у взрослых, умение создать теплую атмосферу дома».
Ф. Райс приводит схемы здоровой и нездоровой индивидуализации, обозначая психологические особенности обеих схем.
Следовательно, хотя главным психологическим механизмом в отношениях «родители – подростки» выступает индивидуализация как постепенное отдаление подростка от родителей и приобретение им самостоятельности через самосознание и самоидентификацию среди других людей, но любой ребенок именно в этом возрасте нуждается во взаимопонимании и поддержке родителей.
Именно в зоне нездоровой индивидуализации в результате фрустрации возникают и углубляются критические точки в онтогенезе подростков, приводящие к срывам в их психике. Наиболее типичным способом срыва является начало употребления наркотических веществ.
Итак, перед нами одинокий и несчастный «ребенок», который сам себе стал врагом. Способ защиты от реальности заключается в идентификации себя со своим идеальным Я. «Тогда этот образ себя не остается больше иллюзорным образом, лелеемым им в тайне; он незаметно сливается с ним; идеальный образ становится идеальной самостью, идеальным Собственным Я. Идеал себя при этом человек воспринимает как нечто более реальное, чем собственная реальность, и не потому, что он более привлекателен, но в первую очередь потому, что он отвечает всем его насущным потребностям». Опосредованным доказательством большей представленности в семантической картине мира аддикта Я- идеального, нежели Я – реального является установленный факт гораздо большего количества 0 ‑ ответов в протоколах методики Д. Келли по показателю Я – реальное.
Другой отличительной чертой аддиктивных пациентов выступает самодостаточность, выражаемая в сообразительности. К. Хорни сравнивает такую личность с Робинзоном Крузо, который «обязан быть находчивым, для того, чтобы выжить». Действительно, в сообразительности с аддик-том не может соперничать никто. Множество историй добывания денег для дозы тому доказательство.
С этой характеристикой, на наш взгляд, напрямую связан вопрос о безволии аддиктивной личности. Как на уровне обыденного сознания, представленном в первую очередь средствами массовой информации, а также родительскими оценками, так и в клинической среде наркологов бытует мнение, что наркотически зависимый не может бросить употреблять наркотические вещества, потому что у него не хватает силы воли. Однако давно замечено, что «сильная акцентуация на «силе воли» чаще это отчаянная «противодействующая реакция», неистовая попытка уравновесить проявления неосуществленных детских запросов, стратегией выживания невзирая на болезненные детские желания». Так, уже способность ребенка занимать негативную позицию относительно своих родителей может рассматриваться как начало человеческой воли. «Но, – указывает Р. Мей, – если воля остается сугубо протестующей, она сохраняет свою зависимость от того, против чего она протестует. Протест – это наполовину развившаяся воля. Зависимый, как ребенок от родителей, он черпает свою силу у своего врага. Это постепенно лишает волю ее сути; вы всегда остаетесь тенью вашего противника, ожидая, когда он сделает ход, чтобы сделать ход самому».
Воля, которая обычно связана с выбором, принимает саморазрушительную форму, превратившись в «форму контроля каждого действия. Воля, / обычно направленная на удовлетворение желаний, исказилась до того, что стала доминировать над желаниями и даже управлять ими. В данном случае импульс не инициирует первую стадию волевого решения, а становится его врагом. Для этих людей желание является всего лишь искушением, способным испортить их решимость, прерывающим их деятельность, вмешивающимся в то, что они «должны» хотеть делать». В третьем факторе объединены конструкт «волевой» и конструкт «понимающий»; «воля в собственном смысле возникает тогда, когда человек оказывается способным к рефлексии своих влечений, может так или иначе относиться к ним. Для этого индивид должен уметь подняться над своими влечениями и, отвлекаясь от них, осознать самого себя… как субъекта… который… возвышаясь над ними, в состоянии произвести выбор между ними».
Зависимый от наркотического вещества человек очень четко выделяет свое влечение к наркотику, выступая в данной ситуации, несомненно, субъектом. Поэтому можно констатировать наличие достаточно сильной воли у аддикта, правда направленной, как многие потребности, а-социально, против культуральных правил и норм.