74290 (702489), страница 2
Текст из файла (страница 2)
2. Морфологический анализ критического этюда В.В. Вересаева «Художник жизни»
Аналитический подход к языку (путь от языковых средств к их функциям и значениям) во многом предполагает использование одинаковых исследовательских процедур по отношению к единицам фонологического, морфологического и синтаксического структурных уровней. Но есть и серьёзные различия, обусловленные неодинаковой природой единиц разных уровней.
Так, единицы фонологического и морфологического уровней одинаковы в том отношении, что они инвентаризируемы, т.е. образуют множества принципиально исчислимых величин [2].
Слова и морфемы принадлежат к знакам, они обладают своими соотнесёнными друг с другом означаемыми и означающими. В силу этого существенного различия морфологический анализ, имеющий дело с морфемами и словами как двусторонними единицами, более сложен, чем фонологический. Он предполагает обращение к целому ряду дополнительных критериев.
Поскольку речь Вересаева богата сложными морфологическими конструкциями, есть смысл провести морфологический анализ его критического этюда «Художник жизни».
Начнем с того, что слово и морфема – основные единицы (верхняя и нижняя) морфологического уровня языковой структуры [2]. Их описанием занимается морфология как один из разделов грамматики. К её компетенции в принципе могло бы быть отнесено изучение слов и морфем в таких аспектах, как:
их свойства, позволяющие осуществлять сегментацию речи на слова и морфемы и инвентаризацию этих единиц в лексиконе и морфемиконе: Рядом с этим – другого рода совершенствование, – фанатическое, почти религиозное самоусовершенствование в искусстве быть человеком comme il faut;
особенности строения слов и морфем как знаков со своими означаемыми и означающими: Товарищи-писатели, суть жизни своей видящие в писательстве, с усмешкой разводят руками, глядя на этот огромный талант, как будто так мало придающий себе значения;
характер оппозиций между словами (и, соответственно, между морфемами), лежащих в основе системной организации лексикона и морфемикона: Всею головою Толстой уходит в самую разностороннюю деятельность, – занимается сельским хозяйством, работает в качестве мирового посредника, вызывая злобу и доносы дворянства; главным же его делом теперь становится народная школа;
дифференциальные признаки, определяющие место слов и морфем в соответствующих системах и обеспечивающие их различение и отождествление: «На деревне встают с огнем, – пишет Толстой. – Уж давно виднеются из школы огни в окнах, и в тумане, дожде или в косых лучах осеннего солнца появляются на буграх темные фигурки»;
характер варьирования слов и морфем в речи и дистрибутивные отношения между вариантами одного слова (аллолексами) и, соответственно, между вариантами одной морфемы (алломорфами): Никогда никому не делают выговоров за опоздание, и никогда не опаздывают, нешто старшие, которых отцы другой раз задержат дома какой-нибудь работой;
фонемная и просодическая структура экспонентов как слов (и лексов), так и морфем (и морфов): Всякий замечал, кто немного знает крестьянских детей, что они не привыкли и терпеть не могут всяких ласк, – нежных слов, поцелуев, троганий рукой [4].
Дальше перейдем непосредственно к морфологическим значениям, элементарным значениям словоформ многоформенных слов. Они могут:
иметь референциальный характер (т.е. относить данную словоформу к какому-то внеязыковому моменту). Так, например, значение единственного числа имени существительного в принципе опирается на идею единичности данного предмета: К браку Толстой всегда относился очень серьезно, почти благоговейно, и видел в нем очень важный акт жизни; Кстати сказать, роман Толстого с этой барышней (Валерией Владимировной Арсеньевой), – недавно только, после смерти Софьи Андреевны опубликованный, – производит очень для Толстого тяжелое впечатление своею рассудочностью и неразвернутостью: только-только еще зарождается чувство, обе стороны даже еще не уверены вполне, любят ли они, – а Толстой все время настойчиво уж говорит о требованиях, которые он предъявляет к браку, рисует картины их будущей семейной жизни;
характеризоваться конкретной коммуникативно-ситуационной соотнесённостью. Так, значение первого лица предполагает указание на говорящего как активного участника данного коммуникативного акта: «– Пойдем еще, – заговорили все, когда уже стали видны огни. – Еще пройдемся!» Мы шли, кое-где проваливаясь по рыхлой, плохо наезженной дорожке; белая темнота как будто качалась перед глазами, тучи были низкие; конца не было этому белому, в котором только мы одни хрустели по снегу; ветер шумел по голым макушкам осин, а нам было тихо за лесом. Я кончил рассказ тем, как окруженный абрек запел песню и потом сам бросился на кинжал. Все молчали;
указывать на характер структурно-синтаксических отношений между словами внутри предложения. Таково, например, значение винительного падежа имени существительного: Занимается в школе сам, приохочивает к занятиям Софью Андреевну, пишет статьи о народном образовании, подвергает уничтожающей критике существующие методы народного обучения, изобретает свой способ обучения грамоте, устраивает в Москве состязание с Московским Комитетом Грамотности в сравнительных достоинствах своего метода и общепринятого звукового;
служить основой для классификации слов внутри одной части речи. Таково, в принципе, значение среднего рода имени существительного: Но в состоянии того обостренного зрения, которое было вызвано указанным кризисом. Толстой увидел еще нечто такое, что сделало совершенно немыслимым возвращение к какой бы то ни было гармонии прежнего типа[4].
Обратим также внимание на морфологические категории слов, которые:
затрагивают их функции в речи, отношения между словами в предложении или словосочетании – синтагматическое, или реляционное, значение: Выбит был из-под здания какой-то самый основной устой, и все прекрасное, гармоническое здание заколебалось и рухнуло навсегда. Устой этот был выбит ярко и глубоко почувствованною истиною, которую Толстой формулирует в «Исповеди»;
фиксируют принадлежность данного слова к той или иной части речи – частеречное значение: Попадавшиеся ему на глаза беды и несправедливости вызывали в нем горячий отклик и действенное сочувствие; но все они были для него так чем-то, печальными случайностями жизни;
характеризуют отношения между их формобразовательными вариантами в рамках парадигмы каждого данного слова – собственно морфологическое значение: Толстой возмущен, взбешен; в этом маленьком проявлении огромного уклада мещанской жизни он видит что-то небывало-возмутительное, чудовищное, в рассказе своем «Люцерн» публикует на весь мир это событие с точным указанием места и времени, и предлагает желающим "исследовать" этот факт, справиться по газетам, кто были иностранцы, занимавшие в тот день указываемый отель;
соотносят между собой в рамках одного словообразовательного поля однокорневые слова и прежде всего слово производное со словом мотивирующим – словообразовательное (или деривационное) значение: И с страстным, безоглядным увлечением Толстой, никогда ни в чем не знавший половины делает из этого свой вывод, – своеобразный и решительный, отвергающий всякие компромиссы: «Да, на слова людей, которые скажут, что наука, свобода, культура исправит все это, можно отвечать только одно: «Устраивайте, а пока не устроено, мне тяжелее жить с теми, которые живут с избытком, чем с теми, которые живут с лишениями».
Рассмотрим далее, как автор намеренно изменяет форму слова, чтобы придать повествованию большую экспрессию [2]: Вот когда я молюсь: «Боже мой, научи меня, как мне жить, чтобы жизнь моя не была мне гнусной!» И он прибавляет в своем дневнике: «А солнце греет, светит, ручьи текут, земля отходит. И Бог говорит: живите счастливо!»; И с страстным, безоглядным увлечением Толстой, никогда ни в чем не знавший половины делает из этого свой вывод, – своеобразный и решительный, отвергающий всякие компромиссы: «Да, на слова людей, которые скажут, что наука, свобода, культура исправит все это, можно отвечать только одно: «Устраивайте, а пока не устроено, мне тяжелее жить с теми, которые живут с избытком, чем с теми, которые живут с лишениями. Устраивайте, да поскорее, я буду дожидаться внизу»; И вот он, – он все-таки остается «наверху». Друзья в недоумении, враги злорадствуют. Он с прежнею страстностью продолжает проповедывать, все время: «я понял», «мне стало ясно», – а сам вниз не идет.
В тексте присутствуют существительные с различными суффиксами, которые придают нужное повествованию значение: подготавливающий злостное банкротство; помните вы гаденькие подхихикивания Мережковского; И слава прочная, без терний, никем не оспариваемая; Один яснополянский крестьянин отзывается о нем; органически-болезненный переход от зрелого возраста к старости; в закрытом гробу похоронили с величайшими почестями; давно уже смутные слухи настойчиво указывали на одно определенное лицо, упорно загораживавшее Толстому дорогу к новой жизни; Он серьезнейшим образом собирается отказаться от владения всем своим имуществом; В 1897 году Толстой начинает подготовлять бегство, сговаривается с друзьями.
Также следует обратить внимание в произведении на нарушение грамматических форм: Как индусы под шестьдесят лет уходят в лес, как всякому старому религиозному человеку хочется последние годы своей жизни посвятить Богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой семидесятый год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения, и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни с своими верованиями, со своей совестью; теперь соблазн, который заставлял меня искать этой помощи, минован; Больше чем когда-нибудь, теперь, когда она так страдает, чувствую всем существом истину слов, что муж и жена не отдельные существа, а одно; Если не суждено, не нужен я тебе на эту службу, а нужен на навоз, да будет по-твоему; Мы имели бы в таком случае перед собою невиданно-красивую и своеобразную жизнь, цельную и гармоническую.
Замена вопросительного слова: в вопросе звучит вместо «почему же» – «отчего же» (несколько устаревшая форма вопроса).
Всего в произведении около 35% существительных, 30% глаголов и отглагольных форм, 25% прилагательных и 10% остальных значимых частей. Следовательно, текст имеет именной характер.
3. Синтаксический анализ критического этюда В.В. Вересаева «Художник жизни»
В словосочетаниях, предложениях и текстах в качестве строительного материала используются слова (точнее, словоформы) с присущими им означаемыми и означающими. Выполнение таких задач, как соединение слов в речи, оформление предложений и текстов (развёрнутых высказываний) как целостных образований, членение текста на предложения, а предложений на их составляющие (конституенты), различение предложений разных коммуникативных типов, выражение синтаксических функций выделяемых в предложении конституентов и их синтаксически господствующего или подчинённого статуса, приходится на долю формальных синтаксических средств [3].
Поскольку повествовательный стиль Вересаева богат обилием словоформ и разнообразием синтаксических структур, есть смысл провести синтаксический анализ критического этюда «Художник жизни» с примерами, наиболее ярко выражающими сущность синтаксических категорий.
Наиболее универсальным синтаксическим средством является интонация. В формальном отношении именно наличие интонации отличает предложение и текст как коммуникативные единицы от словосочетания. Она всеми своими компонентами (и прежде всего мелодической и динамической составляющими) обеспечивает единство коммуникативных образований (Дом полон прислуги; горничным и дворникам делать нечего, - а Толстой сам стелет себе постель и топит печку; Министры молчат. Александр III злорадно замечает: «Толстой ждет от меня мученического венца, - не дождется!» Кто делает то, что считает делом своей жизни, не должен бояться мученического венца; «Вы, верно, не думаете этого, - пишет Толстой в одном письме, - но вы не можете себе представить, до какой степени я одинок, до какой степени то, что есть настоящий «я», презираемо всеми, окружающими меня»).
Другим наиболее универсальным синтаксическим средством является порядок слов (их аранжировка), а в более сложных конструкциях и порядок предложений. Порядок слов в предложениях характеризуется тенденцией к непосредственному соположению связанных друг с другом конституентов, т.е. их позиционному соседству, примыканию друг к другу [3] (А живи Толстой по прежнему, не обличая сам своей жизни, - кто бы со стороны упрекнул его за его благосостояние? Всякий бы сказал: хвала судьбе, что автор «Войны и мира» имеет возможность творить в благоприятных условиях!; Богатств своих не раздает; как жуликоватый купец, подготавливающий злостное банкротство, переводит имущество на имя жены; продолжает жить в барской усадьбе прежнею роскошною жизнью, а из требований своего учения приспосабливает для себя то, что выгодно и приятно: занимается физическим трудом, - очень полезный моцион при умственной работе, носит удобную блузу вместо стеснительных сюртуков и крахмальных воротничков, бросил пить вино и курить, что весьма полезно для здоровья) [4].
Если подчинённое слово находится перед господствующим, то говорят о препозиции (У нас теперь много народа - пишет Толстой Черткову, - мои дети и Кузьминских, и часто я без ужаса не могу видеть эту безнравственную праздность и обжирание; Уж теперь-то, казалось бы, жизнь вполне определилась, - счастливая и самоудовлетворенная жизнь большого художника, получившего всеобщее признание; Маленький Лева лежит вечером в постели и думает. Из залы доносятся тихие аккорды: отец сидит за фортепиано, обдумывая на завтра свой роман, и тихо играет).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
