74111 (702393), страница 4
Текст из файла (страница 4)
А третья – до гроба рабу покоряться…»
Посредством пьесы Войников борется за то, чтобы женщина осталась супругой, матерью и дочерью, подчиняющейся воле мужчины. В полемике со своей непокорной супругой Коста-Хаджи, выражающий, без всякого сомнения, взгляды автора, печётся о будущем Анки: «Бе, хей, будала, хората не же гледат ней ръцете, краката, а же питат дали е изпечена на къщна работа, дали же я бъде за домашница» («Люди не посмотрят на её руки, ноги, а спросят, делает ли работу по дому, и будет ли из неё хозяйка») [23].
Самой радикальной чертой в образе матери является именно её бунт против принятых традиционных женских обязанностей – воспитание детей, почёте и уважении к старикам, и в заботе о хозяйстве. И у её сына Димитраки, и Анки нет уважения к взрослым, и эта осознанная позиция – самое яркое проявление их идеи к переменам. Для Златы, как и для Анки, работы по дому – это рабство. Вот почему значительная часть комического потенциала вложена в усилия матери не выполнять свои обязанности в приготовлении еды для мужа.
Поведение Златы не только недопустимо, оно попросту немыслимо для болгарской традиционно-патриархальной жизни. Она полностью игнорирует и переворачивает установленную и всемерно охраняемую традицией культурную модель общества. Классическое представление о матери, созданное в болгарской литературе, формирует её в двух ипостасях – как «мать-мученицу» и «мать-святую», самоуничтожающую себя во имя добра семьи, и воспитывающую своих дочерей в той же поведенческом ключе. Но Злата отказывается от двух этих ролей: она уже не согласна быть домашней рабыней, и не желает воспитывать рабыней свою дочь.
Особая изобретательность Войникова проявляется в четвёртом действии, когда, притеснённые решением Косты-Хаджи выдать Анку за Мотю, мать и дочь обсуждают свою судьбу: «Лъки, че дамите! И не си мият и не намазка!» («Везет этим мадамам! И не стирают, и не мажут!») [24], - воскликнет Злата, погружённая в свои иллюзии и называет болгарок «черными рабынями», порабощёнными не «турками», а домашними обязанностями. На это Анка ответит: «По-добре смърт, отколкото такъв живот» («Лучше смерть, чем такая жизнь») [25] – фраза, которая неожиданно пародийно повторяет сакральную инструкцию эпохи «лучше смерть в героической борьбе, чем обесчещенная жизнь» (Г. Раковски). Так через пародию Войников показывает предельно откровенно, что иерархия ценностей, действительная в мире мужчин, является недоступной и прямо недопустимой для женщины.
Подобный казус предлагает и интерпретация самой желанной мечты Анки путешествовать, увидеть мир, которую Злата горячо поддерживает и разжигает, а не обустраивать дом и замуроваться возле очага. И это одно из жесточайших издевательств, которые текст проделывает над своей молодой героиней – ее мечта о путешествии пародирована поездкой в соседнее село.
Таким образом, текст «Криворазбраната цивилизация» ставит нас перед следующим разломом в словесности эпохи Болгарского возрождения: высокая ценность «героя пути», которая внушала литература от Софрония Врачанского до Христо Ботева, высмеяна и низведена до жалкого состояния приговором желанию женщины путешествовать. Иначе говоря, мужская интерпретация женских прав и обязанностей настойчиво ставит вопрос: насколько правомерно говорить о болгарском Возрождении и Освобождении, и насколько стоит вопрос об изменении в статусе только одного из полов…
Финальные сцены четвертого действия пьесы информируют через реплику слуги о предпринятых Костой-Хаджи репрессивных действиях по отношению к матери после бегства Анки: «изпъди, че е циганин от дома ...» («выгнал ее как цыганку из дома…») [26]. Таким образом, драма определяет нужные для подобного случая меры – тот, кто не вписывается в установленный порядок, должен быть изгнан. Сравнение героини с цыганкой для болгарских разговорных навыков – это синоним на первом месте её бездомности. Это, в сущности, есть самое большое наказание, которое может изобрести для женщины традиционный порядок.
Завершающие пьесу сцены, построенные в стилистике театра Войникова, подчеркнуто статичные: зрителю дана возможность наблюдать, буквально – осмотреть позы героев: Мотю стоит над Маргариди с саблей, пронзающей грека, Злата и Анка стоят замершие в отчаянном объятии…
После чего все становятся перед публикой и запевают дидактическую патриотическую песню. Объятие двух женщин является своеобразной репликой приведенного в ужас и беспомощного объятия Адама и Евы, изгнанных из Рая после их безрассудного проявления свободы выбора. Маргариди - «дьявол нечестивый», искуситель, - лежит убитый в ногах у Моти, и при желании, можем прочесть в имени мстителя бытовой вариант святого Дмитрия, пронизывающего своего врага и провозглашающего победу порядка над хаосом.
А финальная песня провозглашает желанную утопию эпохи Болгарского возрождения:
«Славно, честно и почтено
за младите в днешньо време
да са държат у своето
прадедно народно име.
Младите, що са предават
в лъскавата цивилизация
смешни пред света се правят,
лекоумност ги назначя.
Секи момък, сяка мома
от рода си да залюбва:
таз любов за тях е сама,
що природно ги събира.
Да сме верни в секи случай
на народний си обичай:
чуждото за нас е странно,
че за други е скроено».
(Последнее четверостишье: «Быть всегда верными народному обычаю: чужое для нас странно…»). Обратите внимание: в языке эпохи одно из осуждаемых качеств – это быть странным. Потому что странность говорит о различии…
Не случайно в «Криворазбраната цивилизация» синонимом чужого и объектом насмешек являются французские фасоны «цивилизованных». Давая социальные рецепты, литераторы эпохи Болгарского возрождения задают как модель или немецкий, или английский вариант женской идентификации, вероятно не только из-за личных наблюдений и пристрастий, а потому что, - подсказывают многократно публицисты времен Войникова, - француженка была компрометирована как воспитательница после поражения её родины в войне с Пруссией (1870 г.). Так на место восхищения идеями французской революции становится легкомыслие и расточительность французской жизни, а вложенная в уста исполненного похотливыми намерениями Димитраки реплика «жена като свободно от мъжете» («женщина так же свободна, как и мужчина») [28] оказывается худшим советом для женской эмансипации.
Писатели эпохи Болгарского возрождения, - в том числе и женщины, - не возражают против традиционного понимания, что женщине самой природой предопределены домашняя сфера и конкретный тип поведения, тем более уважение и послушание. Отклонение от этого стереотипа оценивается сквозь призму морали как падение. Одним из сильнейших репрессирующих женщину патриархальных механизмов является именно обязанность сохранить свою «честь». Вот потому Войников не сберегает Анке опороченность, а Злате – потерю чести семьи. Любовная игра, какими в сущности являются отношения между Анкой и Маргариди, не имеет социального престижа и является осуждаемой, потому что легитимирует непрактичность, не направленность к реализации женщины, которая может осуществиться только тогда, когда она станет законной супругой и матерью. Поэтому именно свадьбу выбирает Войников как праздник в пьесе, а покушение на свадьбу, что фактически совершает Маргариди, является покушением на самоё сердце порядка. Таким образом, «криворазбраната» цивилизация оказывается нацеленной в ядро патриархальной культуры – она угрожает не чему-нибудь аморфному, а самому что ни наесть конкретному дому и семье.
Именно это объясняет то, почему в финале автор покидает границы смешного, а на сцене остаются лежать трупы одного мужчины, одной любви и одной женской иллюзии!
Общий и главный вывод, который мы, современники, - вслед за первыми театральными зрителями Болгарии, - можем сделать из «Криворазбранатой цивилизации» – это однозначный и резкий протест против пустого и бездумного обезьянничания, потакания нелепостям, нечистоплотности и откровенно разлагающему влиянию инородной цивилизации Запада. Вслед за Войниковым, мы должны не просто поверить, но и воплотить в жизнь его мечту, о которой уже говорилось выше: вполне возможно знать самое лучшее из того, что может подарить миру западная цивилизация, но при этом оставаться самими собой.
Подобно ребенку, мы растем в этом мире, среди окружающей нас действительности. Мы впитываем ее всем своим естеством, то, что предлагают нам наши родители, то, что им, в свою очередь, предлагали их родители, и так далее, до седых, далеких предков. Не всё донесенное ими до нас однозначно плохо и далеко не всё безнадежно устарело, ибо есть вечные, как само человечество ценности: любовь, вера в Бога, чистота души, стремлением создать семью, тяга к родительскому гнезду, трудолюбие и самоидентификация.
Как и любые проявления человеческой натуры, они имеют свои оборотные, отрицательно-негативные стороны, ибо правы бр. Стругацкие, писавшие, что «не можешь создать аверс без реверса и правое без левого... все, что ты умеешь, и можешь, и создаешь доброго, - отягощено злом?..» [29] И только от нас самих зависит ЧТО мы выберем: «добро» или «зло» в. этих, казалось бы, естественных для каждого нормального человека истинах. Ведь как просто и страшно любовь может превратиться в ненависть, вера – в безбожие, чистота души – в порочность, стремление создать семью – в разврат, тяга к родителям – в жестокость к старым и слабым, трудолюбие – в лень, а самоопределение, как принадлежность к народу, - в безродный космополитизм!
Как же не ошибиться? Каким же нужно быть, - или, стать, - чтобы совершить правильный, верный, единственный выбор? Как получать удовольствия, но такие, за которые потом не будет стыдно? Ответ на эти вопросы отнюдь не праздный и тем более не однозначный. Философские школы разных стран и в разное время пытались разрешить его, и то общее, что они вывели, был критерий силы духа.
Сильные духом, - люди, умеющие сказать самим себе «Стоп!», умеющие себе отказывать, различающие добро и зло, не идущие, как бараны, вослед соблазнам, - они сделают правильный выбор. Не сразу, возможно, не без набивания шишек и синяков, не без срывов и падений, но обязательно сделают! Потому-то они и восходят на вершину жизненного Олимпа, возможно, материально не преуспев, возможно, не став ни Ротшильдом, ни Гейтсом, ни Абрамовичем, но зато морально чистые и спокойные, находящиеся в гармонии как сами с собой, так и с окружающим миром. Это ли не называется «счастьем»? Это ли не есть то, к чему нужно стремиться?
К несчастью, - и для всего мира, и, что главное, для самих себя! - подавляющее большинство составляют слабые духом мужчины и женщины. Образно выражаясь, ослепленные внешним блеском ярких оберток, они идут прямиком по кривой дорожке в ад. Мало того, что идут сами, но и ведут за собой толпы столь же слепых подражателей. Как не вспомнить здесь знаменитое: «слепые – вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» [30]. Нахватавшись самых вершков цивилизации, видев ее лишь на картинках в журнальчике, поверхностные и глупые в своих суждениях, они имеют столь же кривые, как их путь, убеждения, привычки, моды и образ жизни.
Слабые духом, они были бы смешны в своих претензиях на «цивилизованность», но, - к несчастью, - они еще и страшны. Уже многократно упоминаемое выше обезьянничание, бездумное подражательство и погоня за грубо размалеванным призраком Запада, вся эта поистине «криворазбраната цивилизация» легко приводит к тому, что у них мораль вырождается в безнравственность, истина – в ложь, братская любовь в гордыню, презрение и ненависть, а согласие – в разлад и разобщенность. Гражданская ответственность, доброта, сострадание, ощущение социального единства – всё это попрано, фрикативный словарь из сленга и похабного цинизма заменил нормальную речь. «Криворазбраната» свобода совести выгнала из таких голов элементарно нормальные отношения к ближнему своему, к Богу, к собственной душе, - заменив на свинарник, полный нечистот и развороченных корыт. В их исковерканных душах, пустом, холодном сердце мы уже не найдем места для нежной чувствительности, благородства, истинного образования.
Кстати, о последнем: психология «кривоцивилизованного» более чем проста: он воображает, будто умнее всех, и потому никогда не промолчит. Чтобы другие ни говорили, ему всегда надо спорить, он нападает на оппонента с помощью едкой иронии, острой и холодной, как лезвие шпаги. Если вы скажете такому «цивилизованному», что вам что-то правится, то он тут же начнет вам доказывать, что вы не правы и это вам нравиться не должно. Все, что находится вне его собственных интересов, его совершенно не трогает, он самохвал и невежда, причем, гордящийся своим невежеством. Не очень привлекательный образ, не так ли? И, поверьте, не нужно быть пророком, чтобы предвидеть следующий шаг: превращение развития – в застой, потерянность и, неизбежно, моральная гибель.
Об этих людях, раздетых, подобно вороне в павлиньи перья, щеголяющие «иностранщиной» и презрительно отзывающимися обо всем родном, вырастившим и давшим им дорогу в мир, очень метко написал С. Михалков в своей басне «Две подруги»:
«Красиво ты живешь,
Любезная сестрица! -
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. -
На чем ты ешь и пьешь,
На чем сидишь,
Куда ни глянешь - все из-за границы!» -
«Ах, если б, душенька, ты знала, -
Со вздохом Крыса отвечала, -
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным -
Все наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера -
Он африканский. Он от Пеликана!» -
«А что ты ешь? - спросила Крысу Мышь -
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» -
«Ах, душенька! - ей Крыса отвечала. -
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»
Мы знаем, есть еще семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки...
А сало... русское едят!
Как видим, прославленному советскому поэту были столь же ненавистны последователи «криворазбраной» цивилизации, как и Войникову. Те же проблемы волновали его, те же отрицательные, негативные типы вызывали поток острой и поистине бичующей критики. А значит, увы, это явление вечное…
Прежде всего, человеку нужно понять, что цивилизации – это не только экономический и социально-политический прогресс. Цивилизация – это не только модные одежды, модный дом, полный дорогой и удобной мебели, не только компьютеры, мигающие разноцветными глазами-лампочками, - этот «трон цивилизации», это не только заводы и фабрики, железные дороги и самолеты, супер - танки и атомные бомбы… Цивилизация, как таковая, включает в себя развернутую систему нравственных законов и ценностей. Не бывает одного без другого, как не бывает правого без левого, и света без тьмы. В связи с этим, лауреат Нобелевской премии по биологии Алексей Кэрол говорит, что нравственные ценности являются основой фундамента, на котором построена цивилизация, а существующие науки и искусства – есть прямые продолжатели исконно-народных традиций и заветов [32]. Как же может претендовать на цивилизованность человек, поднявший над головой знамя безнравственности, безверия и бесстыдства? Человек, чьим богом стал доллар, модные джинсы или банка кока-колы? Человек, которого не всегда легко назвать человеком?!
Сегодня мы видим живые примеры этого страшного явления перед глазами. Посмотрите на соседние страны, только-только обретшие независимость, вроде бы рвущиеся к национальной культуре и корням, но почти тут же слепо устремляющиеся во след внешнему лоску «цивилизации», впускающие в себя нелепые моды, разврат, насилие, беспредел, дурное питание (знаменитые «фаст-фуд») и прочие «радости» цивилизованного мира, через которые тот мир давно уже прошел и усел забыть! Итог очевиден: не добились никакого прогресса в промышленности и социальных науках, эти общества теряют много больше, чем находят, прежде всего духовность и мораль – тот самый фундамент нравственной жизни, обретая лишь деморализованную, рассеянную массу чужих и чуждых друг другу людей, живущих по поистине волчьим законам!
Особо горько, что эта «зараза цивизаторства» бушует похлеще любой эпидемии именно среди молодежи, как более чем верно описал Войников. Непосредственно по соседству, среди нас, большинство современных молодых людей бездумно подражает «звездам» шоу-бизнеса и поп-музыки, культивируя в своих слабых душах безнравственность и страсть к деньгам, дорогим тряпкам и безбожию. Для них все нравственные ценности, или, по крайней мере, простые человечные отношения исчезают, уже не управляя поведением человека во всех сферах его жизни. Если кто-то спросит современного молодой человек на улице: знает ли он, кто такие Ленин, Исаак Ньютон или Грушевский, он вряд ли будет способен дать ответ. Зато на вопрос о Бритни Спирс, «Аватаре» или последних анимэ – ответит без запинки, хоть среди ночи него подними. Эта общечеловеческая проблема деморализации, актуальная не только для современной Болгарии, но и для всего мира. Разве можно назвать цивилизованным, да и просто-напросто разумным поведением напиться, как свинья, накуриться проклятой «травки» до умопомрачения, и, залив нечистотами иномарку и дорогую одежду отправиться на сексуальные подвиги? Вот уж действительно криворазбраната цивилизация, об опасности которой не просто писал, а бил в набат тревоги Добри Войников!