72889 (701791), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Комедиограф изображает в комическом плане дуэль на кортиках двух слуг. Этот эпиграф соотносится с рассказом капитанши о дуэли Гринева и Швабрина Таким образом, эпиграф, связанный с Гриневым и Швабриным, как считает Шкловский, дан снижающим.
Мне кажется, что художественный образ дуэли, созданный в эпиграфе к четвертой главе и в самой главе романа, имеет пространственное значение.
Дуэльное пространство - это «чужое» для героя пространство. Он покидает пределы «микрокосмоса» («своего я»), значит, нарушает границу, охраняющую его Переход в «чужое» пространство означает абсолютный разрыв героя с другими пространственными мирами: и с миром хаоса, и с миром космоса, означает удаление от центра «своего» мира. А в «чужом» пространстве защитные силы, ценности, святыни утрачивают свое благое воздействие, и герой может погибнуть. Но у Пушкина Гринев не только не погибает, но и преодолевает это «чужое», опасное для него пространство нравственно обновленным человеком, сохранившим честь и достоинство.
Наверное, магическую роль сыграли слова, произнесенные отцом Гринева в начале его пути: «Береги платье снову, а честь смолоду». Они прочно вошли в сознание молодого Гринева и стали своеобразным оберегом для Петруши.
Эпиграфы к главам (об этом уже можно скупать) образуют действительно целую систему. В них звучат голоса эпохи, которые сливаются с голосами пушкинских героев, становясь их «собственными», из-за текста эпиграф легко переходит в авторский текст.
К главе пятой «Любовь» даны два эпиграфа, оба взятые из народных песен. Вот они:
Ах ты, девка, девка красная!
Не ходи, девка, молода замуж;
Ты спроси, девка, отца, матери
Отца, матери, роду-племени;
Накопи, девка, ума-разума.
Ума-разума, приданова.
Песня народная.
Буде лучше меня найдешь, позабудешь.
Если хуже меня найдешь, вспомянешь.
То же.
Эти эпиграфы художественно воссоздают мир народа. В слове этих пушкинских эпиграфов звучат народные голоса, выражающие народные представления о жизни, о счастье, о замужестве, о судьбе невесты. Эти голоса как бы сливаются с авторским голосом его героев, проявляя близость точки зрения автора и его героев к народным представлениям о счастье, о любви, о замужестве.
Счастливый мир, в котором герой обретает душевный покой, радость жизни, оказывается удивительно хрупким. Отец Гринева отказывает ему в благословении. Но Гринев - человек чести, он не может нарушить обещание, данное Маше и ее родителям. Он согласен венчаться без благословения отца.
Маша освобождает Гринева от данного слова, потому что родители жениха против их брака. Решение Маши дано в одной фразе. Во втором эпиграфе этот мотив развернут психологически: девушка, отпуская любимого, думает о его судьбе, о его счастье, о том, будет ли он ее вспоминать.
Итак, художественная функция эпиграфов, предпосланных пятой главе, заключается в том, что «внешняя » точка зрения эпиграфов соответствует авторской и не только не противоречит точке зрения пушкинских героев, а наоборот, становится их «собственной».
VI глава романа называется «Пугачевщина». В качестве эпиграфа Пушкин использует первые две строки исторической песни, в которой дается народная версия героического взятия Казани. Вот этот эпиграф:
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывать.
Песня.
Художественная функция этого эпиграфа заключается в подчеркивании народной памяти о знаменитейшем в истории России событии. Оттого это событие именуется так, как назвал восстание народ, - «пугачевщина». Автор романа, как бы, анализируя прошлое, приглашает своих современников, «молодых ребят» прислушаться к этому прошлому не только для того, чтобы понять настоящее, но и, по возможности, подумать о будущем.
В. Шкловский считает, что все эпиграфы, относящиеся к Пугачеву, взяты из таких стихотворений, в которых строчкой позже или строчкой раньше упоминается слово «российский царь». На основании этого Шкловский считает, что образ Пугачева в сознании Пушкина ассоциировался с образом Ивана Грозного (строчки эпиграфа взяты из песни о взятии Казани Иваном Грозным).
Эпиграф к седьмой главе романа взят из песни о казни стрелецкого атамана - Вот этот эпиграф:
Голова моя, головушка
Голова послуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушки
Ни корысти себе, ни радости.
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого:
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.
Народная песня.
Эпиграф, во-первых, создает эмоциональный настрой: ощущение ужаса, тоски, одиночества перед надвигающимся Неведомым. Кроме того, он выполняет художественную функцию предуведомления, подготавливая читателя к восприятию стремительно развивающихся в романе событий, таинственных и странных.
Художественный образ «двух столбиков с кленовой перекладинкой», возникающий в эпиграфе, имеет пространственное значение. Он «переносит» как бы читателя в холодное, бесприютное российское пространство, в котором «дороги нет, и мгла кругом». Оно, это пространство, не просто опасно, а гибельно для человека. Наиболее подходящий интерьер для него поэтому - «два столбика с кленовой перекладинкой». Вот посмертное пространство, которого достоин человек, честно прослуживший «тридцать лет и три года».
Страшный мир, полный трагизма, воссозданный в эпиграфе, находит отражение в повествовательном тексте седьмой главы романа.
«Неожиданные происшествия» ворвавшейся в повествование Истории рождают еще более трагичное лирическое настроение. Гринев и гарнизон Белогорской крепости оказались вовлечены волею судьбы в грозные, трагические события Роковая сила обстоятельств ставит Ивана Кузьмича, Василису Егоровну на край гибели. Словами народной песни, взятой в качестве эпиграфа, Пушкин выражал свое отношение к коменданту Белогорской крепости. В слове пушкинского эпиграфа чувствуется печаль, сострадание автора Ивану Кузьмичу, горькой доле, которая постигла этого скромного, честного человека, «не выслужившего себе ни корысти, ни радости» на царской службе, а принявшего смерть на виселице. В ситуации на грани жизни и смерти этот простой русский офицер проявляет поистине рыцарское благородство, идет в своем сужении долгу до конца; не хочет принимать присягу на верность Пугачеву, так как считает, что дело чести - служить тому, кому присягал. Верность любви, долгу проявляет и Василиса Егоровна: «вместе жили, вместе умирать».
Герой народной песни и пушкинский герой, словно зеркала друг друга, варианты одной судьбы, которая уготована человеку в бесприютном пространстве России, находящейся во власти стихии.
Мир, воссозданный в эпиграфе к главе и в самой главе, оказывается очень непрочным, временным. Словно метель, закружившая когда-то Гринева, «подхватила» и других героев романа, кружит их и ведет к гибели. Здесь, на общем российском пространстве, находящемся во власти стихии, сталкиваются два зла, которые относятся к разным пространственным мирам: миру хаоса и миру космоса. Зло хаоса - это зло раздробленного социального мира, а зло космоса - в самих людях. Из временного мира - мира хаоса - герой переходит в вечный мир - мир космоса. Так, Пушкин вновь раздвигает рамки пространства; от замкнутого (микрокосмоса) до вечного (космоса), в котором, наверное, только и возможно обретение человеком истины и покоя.
Глава восьмая называется «Незваный гость», а эпиграфом к этой главе автор взял пословицу:
Незваный гость хуже татарина.
Пословица
Эпиграф воссоздает художественный образ "чужого" пространства, незнакомого для человека, далекого от него, ведь его туда не звали и его там не ждали.
Это абстрактное «чужое» пространство обретает конкретные черты в восьмой главе романа, в которой Гринева приглашают к Пугачева Вновь герой переступает границу «микрокосмоса», «своего» пространства и вторгается в «чужое» для него пространство, на котором окажется «незваным гостем». Почему же "незваным", если его пригласили?
Образ «военного совета», на который попадает Гринев волею обстоятельств, имеет пространственное значение. Это «свое», родное, близкое пространство для Пугачева и его сподвижников. Этот совет Гринев называет «странным», следовательно, он не до конца понял смысл того, что увидел, ведь он - «незваный гость».
Ключевым художественным образом здесь является песня, которая потрясла Гринева «каким-то мистическим ужасом».
Песня эта - тоже своеобразное пространство, близкое, родное, любимое для Пугачева и его соратников. Не случайно именно в песне раскрывается душа пугачевцев.
Пушкин использует здесь метафорический тип построения этого художественного пространства. Песня эта в целом отражает единство образного представления мира с точки зрения человека, размышляющего о неминуемой казни,- образ виселицы в соотношении с «зеленой дубравушкой» являет здесь аппозицию двух миров; бытие (жизнь) - небытие (смерть). Вот почему Гринев называет ее «простонародной песней про виселицу» и Оренбург, с другой стороны, это люди, которые чувствуют свою обреченность, знают трагический финал своей судьбы, тем не менее готовы продолжить борьбу.
Образ виселицы выступает стержневым во всей восьмой главе, виселица все время находится в поле зрения потрясенного Гринева: Проходя мимо площади, я увидел несколько Башкирцев, которые теснились около виселицы и стаскивали сапоги с повешенных», или: «Виселица со своими жертвами страшно чернела», или: «Ночь была тихая и морозная. Месяц и звезды ярко сияли, освещая площадь и виселицу».
Таким образом, виселица выступает страшным знаком мира Пугачева - символом противоестественной насильственной смерти, символом черного зла. Готовность кончить жить на виселице, отраженная в народной песне и проявляющаяся в пугачевцах, потрясает душу Гринева «мистическим ужасом». Постигая трагичность ситуации, Гринев как бы иначе видит их; это уже не злодеи.
Для самого Гринева виселица - страшный признак смерти, которую привел в крепость Пугачев - и перед которой он своей «монаршей волею» помиловал Гринева: «А покачался бы ты на перекладине, если б не твой слуга!»
Слова и образы народной песни «о виселице» зеркально отражаются в судьбе Гринева: милость государя в песне - это виселица для доброго молодца, честно не выдавшего своих товарищей, милость Пугачева - избавление Гринева от виселицы, несмотря на отказ служить ему «с усердием». Поэтический образ «доброго молодца», «удальца» из разбойничьей песни высвечивает для Пугачева его путь, непонятный до конца Гриневу, ведь он в пугачевском мире " чужой, «незваный гость». Эпиграф к восьмой главе, таким образом, выполняет художественную функцию философского обобщения.
Девятая глава романа называется "Разлука". Эпиграф к этой главе взят из стихотворения М. М. Хераскова. Вот этот эпиграф:
Сладко было спознаваться
Мне, прекрасная, с тобой:
Грустно, грустно расставаться,
Грустно, будто бы с душой.
Херасков.
Эпиграф создает эмоциональный настрой (элегический). Чувство грусти, печали возникает, когда читаешь строки эпиграфа. Разлука всегда сопряжена с чувством глубокой печали, грусти. В этой тональности выдержана вся 9 глава; мрачные мысли волновали Гринева, размышляющего о том, как помочь несчастной Марье Ивановне, как освободить ее из рук Швабрина. Таким образом, эмоциональный (элегический) настрой, заданный эпиграфом, и эмоциональный настрой главы совпадают. Эпиграф уже настраивает читателей на восприятие грустных, печальных событий» которые будут отражены в восьмой главе романа.
К десятой главе «Осада города» эпиграф взят из поэмы М. Хераскова «Россияда»:
Заняв луга и горы.
С вершины, как орел, бросал на град он взоры.
За станом повелел соорудить раскат.
И, в нем перуны скрыв, в нощи привесть под град.
Херасков.
В поэме «Россияда», из которой взят пушкинский эпиграф, изображается взятие Казани Иваном Грозным. Эпиграф воссоздает образ реального исторического пространства - града (Казани), покоренного Грозным.
Образ царя Ивана Грозного - это своеобразный микромир - символ вольности и силы. Не зря он ассоциируется с орлом, птицей независимой, гордой, сильной.
Пушкин использует здесь ассоциативный тип построения художественного пространства. Современный писателю читатель, знавший сочинения Хераскова, конечно, помнил, что в первой строке эпиграфа автор пропустил слова «Меж тем Российский царь». Таким образом, контекст, появляющийся в сознании читателя, намекал на «царственный» облик Пугачева, о чем свидетельствовал также эпиграф к шестой главе. Образ Пугачева, как об этом уже было написано выше, по мнению Шкловского, ассоциировался у Пушкина с Иваном Грозным.
Одиннадцатой главе «Мятежная слобода» предпослан эпиграф, который Пушкин будто бы взял из Сумарокова. На самом деле такого отрывка, как отмечают многие исследователи творчества Пушкина, в частности В. Шкловский, у Сумарокова нет. Пушкин сочинил его:
В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.
«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп? »-
Спросил он ласково.
А. Сумароков.
Художественная функция этого эпиграфа заключается в том, что он выражает авторскую оценку героя - Пугачева. Символика эпиграфа перекликается с дальнейшим изложением. В "калмыцкой сказке", рассказанной Пугачевым - он сравнивает себя с орлом. В этой народной сказке в иносказательной форме Пугачев выражает свое представление о настоящей жизни. Сказка эта о двух возможных выборах жизненного пути: тихом, размеренном, небогатом внешними событиями и другом ярком, насыщенном, но коротком. Символическую роль играют и герои сказки - орел и ворон. Орел - царь птиц, это образ, связанный с идеей свободы, практически всегда несущий положительную оценочность. Ворон - птица мрачная, этот образ связан с представлением зла, смерти, беды, а также с идеей древности, долголетия и даже вечности.
Гринев и Пугачев выражают свое отношение к жизни благодаря этой сказке. Гриневу отвратителен разбой и злодейство, он рожден для жизни мирной среди дорогих ему людей. Пугачев хочет жить по - орлиному, напиться живой крови, то есть сразиться в открытом бою, отдать в этой борьбе свою жизнь.
Но Гринев отнимает у него это орлиное начало: «Но жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину».
Пушкин же (через эпиграф) сравнивает Пугачева со львом, который обычно свиреп, жесток, но сейчас ласков, то есть видит в нем сильную, могучую личность, которой свойственна и доброта, и ласковость, и жестокость,
Таким образом, позиция автора, нигде не выраженная прямо (повествование ведется с точки зрения героя - рассказчика), тем не менее, проявляется в направленности эпиграфов, в частности эпиграфа к XI главе. Неодноплановость, неоднозначность подхода к образу Пугачева чувствуется не только в повествовательном тексте, но и в эпиграфах, предшествующих ему.
К XII главе «Сирота» дан эпиграф из свадебной песни:
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
