106920 (683741), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Оценивая желающих поступить к нему в класс, Ойстрах всегда обращал внимание не только на потенциальные качества скрипача, но и на уже сложившуюся картину его владения инструментом. Здесь им в первую очередь выделялся тот фундамент, на котором воздвигнуто здание скрипичной техники. Под этим фундаментом Ойстрах понимал «ту музыкальную основу, которая закладывается в начальном обучении, проводимом с должным вкусом и строгостью, без поспешности».
Он считал, что прорехи в этом фундаменте чрезвычайно трудно, а порой и невозможно восполнить позднее. Оценивая игру одной из своих учениц, которая должна была участвовать в конкурсе им. П. И. Чайковского, он говорил в беседе, что «у нее плохой фундамент, сформированный в детстве. За время занятий с ней мне мало что удалось подправить. Боюсь, что из-за этого она не будет достаточно устойчива на конкурсе», И на мой вопрос, что он понимает под «фундаментом», ответил: «первоначальная постановка, дающая возможность непосредственной, свободной игры на инструменте, в первую очередь владение „дыханием смычка"- первоначальным импульсом при про ведении его по струне, умение себя слышать, оценивать и корректировать, умение учиться, уважать педагога». К фундаментальным навыкам он относил и сочетание глубокой любви к музыке, инструменту со стремлением к тонкому познанию возможностей скрипки и своих способностей.
Ойстрах понимал, что для воспитания художника необходима особая форма взаимного общения педагога и ученика. И его замечания поражали удивительной доброжелательностью, мудростью. На уроках господствовали положительные эмоции, поддержка художественных устремлений и творческих находок. Его замечания были исключительно позитивного характера и делились на две группы. Первые, которые давались сначала, касались успехов, сделанных учеником, Давид Федорович активно и с энтузиазмом хвалил студента, всячески вдохновлял его на новые поиски, радовался его достижениям. Вторая группа замечаний носила разъяснительный характер, касалась улучшения игры, исправления имеющихся недостатков. Причем Ойстрах никогда не указывал только на недостатки, но всегда давал конкретные приемы, как их исправить, и делал это с той же благожелательностью. Резких выражений, унижающих достоинство студента, «ругани» в классе и в помине не было. Благородная атмосфера ни на минуту не омрачалась, Давид Федорович говорил, что прав Рахманинов, который писал, что музыканту нужно три вещи: хвалить, хвалить и еще раз хвалить! Тогда он в первую очередь будет обращать внимание на то позитивное, что несет его игра слушателям.
Известная польская скрипачка Г. Бацевич вспоминала об одном из уроков Ойстраха с французской скрипачкой: «Ученица сыграла свою сонату — Давид слушал с большим вниманием. Когда она окончила, он сказал: Великолепно, прекрасно, ты делаешь большие успехи. Исправила интонацию, обогатила динамику, аккорды уже не звучат так тупо и т. д. Радость, отражавшаяся на лице француженки, росла с каждой минутой. А так как оценка в самой превосходной степени продолжалась долго, то и радость дошла до грандиозных размеров. Когда девушка наконец почувствовала себя настоящей скрипачкой, Давид приступил к критике.
-Я заметил еще несколько погрешностей — начал разбирать сонату такт за тактом. Говорил о стиле, о фразировке, о ритме, свои замечания иллюстрировал исполнением, показывал приемы для исправления тысячи ошибок.
Скрипачка впитывала каждое его слово, но счастливое настроение ее не покидало, так как маэстро, несмотря на существенные замечания, не утратил своей доброжелательности. Чувствовалось, что преодоление этих мелких погрешностей не только доставит скрипачке большое удовлетворение, но и увеличит веру в собственные силы».
Подобный стиль ведения урока как нельзя более точно соответствовал чертам Ойстраха — человека и художника. Молодые исполнители, игравшие ему, никогда не ощущали скованности, напряжения: мягкая улыбка, добрые, поддерживающие слова, всегда глубокие и содержательные, открывающие новые перспективы исполнения, снимали ненужное волнение, Давид Федорович сразу включал ученика в процесс совместного творчества необычайно пристальным вниманием к его исполнению; у учащегося возникало ощущение, что то, как он играет,— чрезвычайно важно для педагога, самой музыки. И это не было только внешним проявлением расположения педагога. Заинтересованность Ойстраха была подлинной, что повышало ее ценность.
Рассмотрим некоторые технологические проблемы и те формы, в которых они решались в классе Д. Ойстрахом. Начнем с проблемы постановки рук. В консерваторию к Ойстраху поступали уже во многом сформированные скрипачи, со сложившимся игровым аппаратом, устоявшимися навыками. Естественно, что не всё у них было органично, техника не всегда достаточно свободна. Порой именно не совсем верные постановочные навыки мешали выражать свои индивидуальные замыслы, полноценно воплощать музыкальные образы,
В отличие от многих других педагогов, Ойстрах никогда не ломал сложившейся постановки, не «переставлял» руки, не останавливал скрипача, требуя занятий на открытых струнах. Он мудро присматривался к ученику, искал те приспособительные механизмы, которые уже сложились, были перспективны, могли стать базой для дальнейшего развития. Он говорил: «Иногда мне хочется переделать постановку, ясны дефекты, ясны даже пути, как это произвести. Но я хорошо понимаю, что такая процедура во многом лишит скрипача уверенности в своих силах, правильности того большого пути, который он прошел, да и времени на созидание нового почти нет. На опыте убедился, что использование имеющегося багажа практически всегда достаточно для успешного продвижения вперед при соответствующей коррекции».
Эта коррекция осуществлялась в классе очень постепенно, но неуклонно в процессе работы над тем или иным музыкальным произведением, тем или иным приемом игры. При этом Давид Федорович уделял особое внимание эластичности движений правой руки, считая, что именно она определяет качество скрипичной техники; «Правая рука, обладающая свободой движений, может сгладить почти всякий дефект техники левой руки, в то время как самая идеальная левая рука не может быть реализована при плохой правой».
Ойстрах, не очень" любивший тренировочные упражнения, разработал интересный способ для развития смычковой техники, который позволял добиться необходимых артистических качеств: масштабной атаки звука, полного тона звучания струны во всех ее регистрах, разнообразия штрихов. Для выработки начального импульса — того самого «дыхания смычка», которое он считал основой движения правой руки, Ойстрах советовал играть гамму полным звуком сначала по две ноты на смычок, затем по четыре, восемь, удваивая, учетверяя темп, не снижая динамики звучания. А затем внезапно тут же без перерыва вернуться к исполнению по две ноты, обращая особое внимание на яркий начальный им пульс. При этом на первый звук расходуется почти три четверти смычка. Рождается мощное, «полетное» звучание концертного плана. А это одновременно раскрепощает не только правую руку, но и левую, рождая виртуозную беглость.
Другое упражнение, в чем-то противоположное первому, способствует выработке мощного звукоизвлечения. Сначала играется гамма четвертями forte целым смычком. Затем левая рука продолжает играть в том же темпе, а правая играет легато сначала по четыре ноты, затем по восемь, двенадцать, а трезвучия по три и девять в том же нюансе forte. Следует добиваться при этом ровности, певучести тона, незаметной смены смычка, «на стоящего пения на инструменте». Это упражнение, по мнению Ойстраха, дает возможность выработать не только кантилену, но и «звучащую технику».
Давид Федорович обращал внимание не только на момент начала звука, но и на его окончание, момент перемены смычка или его снятие со струны, особенно на его «продергивание» перед сменой в конце движения, которое считал недопустимым. Интересным было требование не снимать пальцев со струны и продол жать вибрацию, когда смычок уже отошел от струны. Тогда, как он говорил, звук окутывается своеобразным «звуковым облаком» и уходит в зал, создавая особый колорит. Это особенно важно в заключительных звуках частей, аккордах и т. п. Палец можно снять со струны только тогда, когда струна перестанет колебаться.
Его идеалом была красота кантиленного пения крупных мастеров. Он вспоминал: «До сих пор у меня в ушах Ариозо Мазепы в исполнении певца Большого театра Головина. Он меня потряс поразительным металлом в голосе. Я попытался тогда воспроизвести его звучание на скрипке. Мне близко звучание голоса таких певцов, как Атлантов, Мазурок». Однако, по его мнению, «подлинные звуковые краски связаны со вкусом, стилем игры. Манерничанье не приводит к значительным художественным результатам».
Ойстрах безошибочно, как врач, ставил «диагноз» скрипачу и не только точно указывал причину неудачи, но тут же предлагал эффективное, порой неожиданное средство «излечения». Он считал, что очень часто возможности реального полнокровного звучания, которое потенциально имеется у скрипача, не используются, при этом тембровые, фразировочные краски, необходимые для интерпретации, не достигают максимума выразительности. Это порой происходит из-за неверно сформированных представлений о соотношении нажима смычка и скорости проведения его по струне с конечным звуковым результатом. О. Крыса вспоминал об одном уроке, когда «студент никак не мог понять, что при деташе и нюансе форте нужно не нажимать сильно смычком, а только расширить штрих и играть довольно легко. „Скрипка всегда должна петь, всегда должна звучать",— говорил Давид Федорович, показывая, как это надо сделать. Студент слушал, убеждался, соглашался, но не мог все же поверить, что у него, когда он не жмет смычком, звучит лучше. На следующий урок Давид Федорович принес детский ксилофон и на нем наглядно показал преимущество игры без нажима, стремительно проведя молоточком по ксилофону сначала без усилий, а потом с некоторым нажимом. Конечно, в первый раз класс наполнился звонкими звуками всех нот до-мажорной гаммы, а во второй — звучание быстро затухало. Просто, но действенно". В данном случае Ойстрах показал себя и тонким психологом, применив известный в психологии «метод замещения представления в сознании», когда наигранный прием, стереотип невозможно преодолеть прямым путем. И здесь наиболее эффективным становится нахождение окольного пути — создание иного представления, но связанного с первым, усвоение которого меняет ситуацию, как бы освещает новым светом проблему.
Решая вопросы звучания, Ойстрах всегда нацеливал на конечный результат — игру в зале, прививал студентам умение слышать себя со стороны. Он говорил по поводу слишком нежного pianо, что «нельзя играть шепотом, слушатель не должен напрягать слух, чтобы полноценно слышать. На эстраде иные акустические условия, чем в классе или дома, наполнить зал может только достаточно интенсивное звучание. Об этом надо думать и дома, и на уроке», И в штрихах, особенно отрывистых, острых, он призывал к достаточной протяженности звучания при хорошей атаке. «Смычок не должен сдавливать струну, звук должен свободно лететь в зал как стрела, острая, с металлическим наконечником». Такое образное сравнение тут же создавало необходимый образ звучания, его начала.
В работе над звуком Ойстрах придавал большое значение вибрато, очень тонко разбирался в его механизме. При этом он пользовался обобщенным образом «теплая левая рука», И разъяснял, что «вибрато надо начинать от фаланги пальца, игра я в более медленном темпе, и соединять ноты в мелодии таким образом, что при движении мелодии вверх последнее движение пальца тоже должно быть в этом же направлении (равно как и при движении мелодии вниз). Такое движение должна делать именно фаланга пальца, так как рука в быстром темпе не успеет повибрировать в нужном направлении кистью. Этот прием порождает гораздо более содержательную связь звуков, движение пальцев и кисти оказывается более тесно связанным с направлением мелодического развертывания». Этот способ он особенно рекомендовал применять при начальном обучении вибрато, говорил, что тогда развивается плавное вибрато, а левая рука становится «теплой, наполненной мелодией».
В отношении аппликатуры Давид Федорович всегда ориентировал студента на самостоятельный поиск, не допускал механического переписывания аппликатуры с нот других студентов, игравших это сочинение в классе ранее. Он считал, что аппликатура всегда индивидуальна, что нет «лучшего или худшего варианта, тем более идеального. Многое зависит от замысла, технических возможностей, даже физического состояния рук». Когда Ойстраха спросили, почему он в финале концерта Мендельсона играет ломаные терции своей аппликатурой, хотя существует более удобная, предложенная И. Ямпольским, Давид Федорович с улыбкой ответил: «Возможно, та аппликатура действительно лучше с теоретической точки зрения, но своей я наверняка сыграю чисто, а это здесь важнее всего».
Давид Федорович обращал особое внимание студента на сознательный выбор аппликатуры, просил аргументировать то или иное решение с точки зрения художественной и технологической целесообразности, В значительной мере именно здесь он старался включить рациональное мышление студента, тогда как в вопросах звучания он опирался на интуитивный поиск.
Как опытный педагог, Давид Федорович понимал, что чем талантливее студент, чем оригинальнее его творческий поиск, тем сложнее для него прямое выполнение замечаний или принятие решения, идущего вразрез с его планом. И он не боялся возникающих при этом противоречий, а, наоборот, приветствовал их. «Бывает так,— говорил он,—что совсем еще молодые исполнители осторожно относятся к моим указаниям, носящим индивидуальный характер, критически воспринимают их. Это значит, что у них есть уже свое собственное музыкальное лицо, и это меня радует. Порою удивляешься, когда видишь, что семнадцатилетний ученик находит правильное решение, которое под силу музыканту, обладающему большим опытом и знанием литературы».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
