58369 (672534), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Руководитель октябристской партии А.И. Гучков позже вспоминал, что он со своими единомышленниками с самого начала деятельности III Государственной думы, встречался с офицерами Главного управления генерального штаба для предварительного обсуждения различных вопросов, проходивших по Военному ведомству через Комиссию Государственной обороны и Государственную думу. Собрания эти проходили на частных квартирах, но были известны Военному министерству, которое командировало на них специалистов по тем или иным вопросам.

Праволиберальная партия российской буржуазной и помещичьей общественности пыталась все более активно вторгаться в ранее не доступную сферу состояния вооруженных сил царизма.

«Все думаю о тех чрезвычайных кредитах, за которыми к нам обратится правительство на нужды обороны, – писал в январе 1910 г. А.И. Гучков. – Никак не следует упускать случая, чтобы поставить, как говорили в освободительную эпоху, свои требования». Гучков предлагал обсудить подбор командного состава, унтер-офицерский вопрос, уставы, состояние интендантского, артиллерийского и инженерного управлений, крепостей и технических заведений. «Может быть, благодаря нужде правительства в новых кредитах, – продолжал он, – нам удастся ухватить быка за рога».

Особое негодование правых и лично Николая II вызвала попытка А.И. Гучкова коснуться вопроса о высшем командовании. С думской трибуны он объявил ненормальным положение с никому неподотчетными генерал-инспекторами родов войск (их занимали по установившемуся порядку великие князья) и вслух назвал некоторых генералов, не соответствующими своим постам. Военный министр А.Ф. Редигер согласился с тем, что некоторые из генералов действительно «слабоваты». Но на трибуну выскочил Н.Е. Марков-второй и стуча кулаками по пюпитру закричал об оскорблении, нанесенном армии, и стал грозить обидчикам всякими карами. И, действительно, вскоре царь уволил военного министра в отставку (кстати, своего учителя, преподававшего юному наследнику военную организацию).

Между тем октябристами руководили, разумеется, не антимилитаристские идеи, а искренняя забота об улучшении плачевных дел в армии и на флоте. «Мы больше не можем позволить себе поражений, – заявил в Думе А.И. Гучков в мае 1908 г. – Действительно, новое поражение России явится не просто уступленной территорией, не просто заключенной контрибуцией, но это явится тем ядовитым укусом, который сведет в могилу нашу родину… Как ни важны другие вопросы, которые проходят здесь, в этом зале, мы должны признать, что в этот исторический момент, который мы переживаем, вопросы государственной обороны и государственной безопасности должны стать выше остальных и по важности своей, главное по неотложности решения».

Действуя в полном согласии с правительством П.А. Столыпина, октябристы были готовы на любые просимые им средства и на флот и на армию, но требовали, чтобы была хоть какая-нибудь гарантия их рационального использования для действительного укрепления и развития вооруженных сил России. Для чего необходим был, по их мнению, контроль Государственной думы за практической реализацией ассигнований. Подобная позиция в то время находила поддержку как со стороны правительства, так и царя. Именно поэтому членов партии октябристов допустили не только в бюджетную комиссию, но и в тайное тайных III Думы – Комиссию по государственной обороне. Правительство Столыпина рассматривало октябристов как одну из своих опор, о чем откровенно заявлял в начале деятельности III Думы и сам Николай II. Принимая 15 мая 1909 г. представителей правых фракций и фракций октябристов, царь сказал: «Сожалею, что не вся Дума состоит из таких людей, как вы, тогда спокойна была бы Россия, и я был бы счастлив» ²².

И, действительно, октябристы искренне «радели» за всемерное укрепление вооруженных сил, не исключая применения их и для борьбы «с врагом внутренним». Докладчик комиссии по

Государственной обороне III-й Государственной думы октябрист Н.В. Савич так определил позицию своей партии: «Мы должны убедиться, что деньги (на вооруженные силы – К.Ш.) нужны и именно… на эту цель, на которую они испрашивались… При этом мы исходили из того же самого положения, на котором находилось и правительство» ²³. Именно для этого октябристы требовали полной сенаторской ревизии и реорганизации по ее результатам военного и морского министерств.

Однако запрос октябристов оказался для самодержавия слишком велик, и Николай II на это не пошел. Он рассчитывал и без ревизий «приказать дать деньги», но их нужно было прежде всего иметь в государственном бюджете, для чего планировалось ввести новые налоги. Здесь же миновать Государственную думу было никак нельзя. Признав это, Совет министров вынужден был обратиться к царю со специальной просьбой сделать хоть шаг навстречу Думе и не только сменить не ладившего с ней морского министра, но и проверить деятельность этого ведомства, (если не сенатской ревизией, то хотя бы комиссией из членов Государственного совета)²⁵. Николай II вынужден был сделать еще один шажок навстречу Думе. Принимая комиссию Государственного совета, составленную из трех особо доверенных лиц в генеральских чинах, царь заявил, что поручает им «обследовать кораблестроительное дело в видах скорейшего воссоздания нашего боевого флота» ²⁶.

Получив такое недвусмысленное напутствие, комиссия быстро «провернула» свою работу и в январе 1911 г. подала царю доклад, в котором содержалась довольно серьезная критика деятельности морского ведомства. Подобные, пусть и незначительные шаги навстречу Думе, удовлетворили не только октябристов, но и более левые либеральные партии конституционных демократов и прогрессистов, которые охотно сотрудничали с комиссией Государственного совета, подав ей свою «Записку о мерах, необходимых для ускорения и улучшения кораблестроения» ²⁸.

Отношение кадетской партии к вооруженным силам было хотя и более сложным, чем у октябристов, но по существу своему схожим. Конечно, кадетов не устраивало использование армии и флота для вооруженной поддержки тех самодержавных порядков, которые никак не согласовывались с их программными установками, но и великодержавные интересы были им отнюдь не чужды. На закрытых заседаниях центрального комитета кадетской партии их лидер П.Б. Струве заявлял: «Мы – одна из самых мощных стран. Мы могли бы говорить таким языком, чтобы все попрятались в нору». Те же идеи звучали в изданном под редакцией того же Струве (на деньги Рябушинских) сборнике «Великая Россия». В выступлении в Думе лидер партии и кадетской фракции П.Н. Милюков в 1912 г. говорил: «При будущем делении сфер влияния или территориальных приобретений что же останется нам? Об этом говорить считается неудобным, но и умолчать нельзя. Это вопрос о проливах». Именно из-за своей империалистической ориентации тот же Милюков на заседании ЦК кадетской партии заявил: «К планам царизма в области внешней политики наше отношение должно быть иное, чем во внутренней, менее партийное. Мы должны выражать мнение по возможности общенационального значения, стоять на внепартийной точке зрения».

Эта «внепартийная, общенациональная» точка зрения, конечно же, подразумевала необходимость реорганизации и развития вооруженных сил России. Но не только это. В отличие от крайне правых, рассматривавших революционное движение как «недоработку» министерства внутренних дел, кадеты видели, что милитаризация страны должна быть ограничена некоторыми рамками, а не проводиться беспредельно. Отсюда и постоянные выступления в Думе против крайностей милитаризма главного критика при обсуждении государственного бюджета А.И. Шингарева, и поездка с антивоенными лекциями по стране в 1911 г. П.Н. Милюкова и других кадетских лидеров, и серия антимилитаристских статей в кадетском официозе «Речь» в 1912 г.

В принципе в отношении к назревавшей мировой войне кадеты сами не видели различий между своей позицией и позициями более правых партий. Выступая на заседании центрального комитета тот же А.И. Шингарев сам признал это: войны боятся все, потому что боятся революции. «Нет ни одной политической группы в Думе, – заявил он, – которая подходила бы к войне с легким сердцем» ³². Пускаться в легкомысленные и плохо подготовленные внешнеполитические «предприятия» было, по мнению кадетской партии, совершенно невозможно: «при современном состоянии страны война явилась бы в высшей степени рискованным шагом не только с внешней стороны, но и со стороны возможных внутренних осложнений». Но подготовка к войне должна была, по мысли кадетов, заключаться не только в развитии вооруженных сил, но и в реорганизации всего государственного строя, всех ведомств. В борьбе за реформы после русско-японской войны кадеты, по их собственным словам, «избрали как бы точкой самого слабого сопротивления в спорах и прениях по отношению к правительству именно морское министерство».

Кадеты, подобно октябристам, также хотели использовать думскую трибуну и нужду самодержавия в средствах на перевооружение армии и флота для выдвижения своих требований, но куда более широких и далеко идущих, чем требования октябристов. «Наш отказ в кредите (на Большую программу Военного министерства – К.Ш.) имеет весьма определенный смысл: желание, чтобы или это правительство ушло или переменило свою тактику, – заявил П.Н. Милюков в Думе незадолго до начала мировой войны, в апреле 1914 г. Разъясняя смысл этого высказывания, Милюков позже писал: «Всякая попытка толковать его какими-либо антимилитаристскими соображениями была бы неправильна и опровергалась бы целым рядом других голосований фракции за вооружение. Ближе всего голосование 1914 г. стоит к подобному же голосованию большинства III Государственной думы против кредитов на новые броненосцы из-за желания вызвать коренную реформу порядков в ведомстве, получившем название «цусимского».

Единственными, кто всегда и последовательно выступал против ассигнований на развитие вооруженных сил России были представители революционных партий (народные социалисты, трудовики, эсеры, социал-демократы). Выступая с думской трибуны, социал-демократ И.П. Покровский от имени своей фракции заявлял, что в прогрессивном росте военных расходов Дума всегда шла услужливо навстречу правительственным требованиям. В стремлении царизма укрепить свою военно-полицейскую мощь его поддерживают не только правые, националисты и октябристы, этой идеей зарядились и «соседи слева» из так называемой «ответственной оппозиции» – прогрессисты и кадеты, тоже в конце концов согласившиеся на военно-морские ассигнования (на Черноморский флот, нацеленный для борьбы за Черноморские проливы). И.П. Покровский справедливо отмечал: «В четырехчасовой речи депутат Шингарев нагромоздил бесконечный ворох жалоб на нищету, бедность, некультурность России и т.д. Он видит, конечно, что из-за этих расходов на военные и морские надобности Россия, оставаясь в том же положении десятки лет, будет оставаться такой же некультурной и бедной» ³⁶.

От имени социал-демократической фракции И.П. Покровский решительно возражал против использования ресурсов государственного казначейства на рост военных расходов. Он упрекал большинство Государственной думы в том, что оно ничего не сделало для облегчения налогового бремени на неимущие классы населения и подчеркивал, что думским поощрением милитаризма страна обрекается на культурный застой и обнищание широких масс населения.

А расходы эти с возникновением Государственной думы не только не уменьшились, но и более того – значительно возросли, что было связано, разумеется, не столько с ее созданием, сколько со значительным укреплением финансового положения России в годы предвоенного промышленного подъема. Все более и более возраставшие военные расходы стали важнейшим фактором, влиявшим на взаимоотношения между российским обществом и вооруженными силами, тем более, что Николай II с самого начала своего царствования пустился в явно авантюристическую внешнюю политику. С первых же дней восшествия на престол он требовал все новых и новых военных расходов. Опытный бюрократ министр финансов С.Ю. Витте при составлении «предельного бюджета»* военного и морского ведомств на 1898–1903 гг. отмечал, что в предыдущее пятилетие на военные нужды уже выделялось более 1,58 млрд руб., в связи с чем платежеспособные возможности населения исчерпаны почти полностью. Несмотря на быстрое развитие экономики в последнее десятилетие, отмечал С.Ю. Витте, стране грозит бюджетный дефицит и «никакая страна, даже самая богатая, не может выдержать непрестанно напряженного военного бюджета» ³⁸. Но самодержец оказался глух к доводам министра финансов и, взяв тогда курс на войну против Японии, требовал все новых и новых чрезвычайных ассигнований. Государственный совет, назначавшийся в то время самим царем из отставных министров и других многоопытных бюрократов, также предупреждал царя, что государственный долг страны в 1902 г. достиг 6629 млн. руб., более половины которых (около 3,5 млн.) падает на внешние займы. Дальнейший рост расходов, и прежде всего – на гонку вооружений, подорвет «не только финансовое благополучие (государства – К.Ш.), но и его внутреннюю мощь и международное политическое значение» ³⁹. Однако Николай II держал твердый курс на дальневосточную авантюру. Чем она закончилась – общеизвестно. Наибольшие потери понес флот: в водах Тихого океана погибло или было захвачено в плен около 70 боевых кораблей и вспомогательных судов общей стоимостью в 230 млн. руб. золотом, а вместе с артиллерийским и минным вооружением, хранившемся в Порт-Артуре и тоже захваченном японцами, прямые материальные потери флота составили 265888951 руб. В результате войны оказалась расстроенной и крайне ослабленной и сухопутная армия. По подсчетам В.Н. Коковцова (сменившего на посту министра финансов С.Ю. Витте) прямые расходы на русско-японскую войну составили 2,3 млрд. руб. Позже эта цифра была им увеличена до 2,6 млрд., а с учетом и косвенных потерь народного хозяйства авантюра на Дальнем Востоке обошлась стране не менее чем в 4–6 млрд. руб.

Характеристики

Список файлов реферата