56225 (671213), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Организация рыцарства как социальной группы была основана на родовых связях. Наряду со старинными знатными родами выделялись новые, возникавшие не только на основе кровных уз, но и на основе соседства. Это были так называемые «гнездовые» роды. Они обеспечивали сохранение социального статуса для всех своих членов, в том числе и экономически слабых. Принадлежность к роду, подтвержденная другими его представителями, постепенно стала основным доказательством обладания рыцарским статусом. На рубеже XIII—XIV вв. символами отдельных родов сделались гербовые знаки, которые из личных превратились в наследственные, а также боевые кличи. В XIV столетии благодаря этому оформились так называемые геральдические роды.
Кроме того, рыцари обладали особыми привилегиями, которые подчеркивали их более высокое общественное положение. Штраф за убийство или ранение рыцаря был выше, чем за убийство или ранение крестьянина. Они обладали правом так называемой «свободной десятины», т. е. выбора церкви или иного церковного учреждения, которому могли ее отдавать (прочие сословия выплачивали десятину в своем приходе). Очень важным расширением прав рыцарства стала возможность наследования недвижимости по побочной линии, а при отсутствии последней — по женской.
Уже в XIII в. несколько раз издавались привилеи для всего рыцарского сословия. Первым из них стал привилеи, изданный в 1228 г. в Цени князем Владиславом Тонконогим, добивавшимся в то время краковского престола. В конце столетия подобный привилеи издал для малопольского рыцарства чешский король Вацлав II. Тем не менее практика дарования привилегий для всего рыцарского сословия стала обычной лишь в последующих столетиях.
Параллельно с рыцарским происходило оформление городского (мещанского) сословия, права которого были сформулированы в локационных грамотах. В отличие от духовенства горожане получали жалованные грамоты для отдельных городских общин. Однако, поскольку их привилегии были основаны на магдебургском праве, правовое положение отдельных городов было близким. Городское сословие делилось на патрициат (богатых купцов, собственников городских участков и домов) и так называемое «поспольство» (простонародье), состоявшее из ремесленников и мелких торговцев. Члены обеих групп имели наследственные права городского гражданства в отличие от остального населения городов — бедноты, называемой плебсом.
Уже в XIII столетии, помимо общих форм городской организации, установленных еще при основании города, стали возникать цехи, объединявшие ремесленников. Цехи определяли правила обучения и профессиональной деятельности, регламентировали изготовление и продажу изделий. Их члены принимали совместное участие в религиозных церемониях, цеховых пиршествах и праздниках. Однако в Польше не возникло купеческих гильдий, об интересах купцов заботились городские советы. Поскольку основание городов продолжалось и в последующие столетия, мещанское сословие оставалось открытым для новых людей, располагавших необходимыми средствами.
В отличие от многих европейских государств, где помимо духовенства и рыцарства существовало единое третье сословие, ситуация в Польше была несколько сложнее, поскольку польские крестьяне представляли собой сословие, отдельное от мещанского. Правовое положение крестьянства не было определено столь точно, как у других сословий. Локационные привилегии касались лишь части крестьян, так как их получили далеко не все села, что обусловило различия в правах жителей отдельных поселений. Однако, несмотря ни на что, существовал фактор, объединявший крестьянское сословие в единое целое, а именно признававшееся всеми право наследственного пользования землей, право ухода из деревни и обложение хозяйства податями в соответствии с его площадью. Подобно городскому, крестьянское сословие оставалось открытым. Как в XIII в., так и в последующие столетия его членами постоянно становились новые люди — переселенцы и обедневшие представители иных сословий. Часть крестьян, напротив, поднимались по социальной лестнице, перебираясь в города и получая городские права, а в редких случаях пополняя духовное и рыцарское сословия.
В XIII столетии окончательного оформления польских сословий (за исключением духовенства) еще не произошло, однако процесс зашел довольно далеко. Определение сословных прав и появление больших социальных групп оказывали воздействие на характер княжеской власти и политическую организацию всего общества. Основным принципом сословности было, как и в других европейских государствах, обязательство правителя соблюдать права сословий. Князь переставал быть владельцем своего княжества, а становился хранителем существовавшего в нем правового порядка. Права отдельных сословий были различны, но людьми того времени данное неравенство воспринималось как естественное и необходимое. Тем не менее ни одно из сословий не было вовсе лишено прав, что являлось важным фактором политической стабильности.
Таким образом, период удельной раздробленности повлек весьма разнообразные последствия для Польши. Имели место чувствительные территориальные потери, но при этом произошла внутренняя перестройка, ускорилось экономическое и социальное развитие, расширились и определились права отдельных слоев населения, все большее участие в управлении принимали духовенство и рыцарство. Эти факторы сблизили польское общество с обществами более развитых стран Западной Европы, с присущим для них государственным устройством и хозяйственным укладом.
Несмотря на раздробленность, в сознании поляков сохранялось представление о единстве польского государства. Самый выдающийся польский хронист этого периода Винцентий Кадлубек, а также создатели других текстов: летописей, календарей и житий святых — рассматривали Польшу как единое целое, связанное общей историей и общей культурой. Тот, кто был знаком с историей своей страны, гордился деяниями предков, что также укрепляло представление о существовании единой Польши. Все чаще принималось во внимание, что страну населяет этническое сообщество, которое обозначалось терминами natio и gens. Первый термин подчеркивал общее происхождение поляков, второй — общность их языка. На этом фоне вполне понятно сохранение в удельный период термина, употреблявшегося в эпоху государственного единства, — Regnum Poloniae. Для писателей XII—XIII вв. Польша по-прежнему оставалась политическим целым, несмотря на то что они признавали естественным — и до середины XIII столетия даже желательным — ее разделение на удельные княжества.
Представления о единстве сохранялись, впрочем, не только в сознании просвещенной элиты, но находили свое выражение в целом ряде институтов. В польских княжествах правили представители одной династии. Династическое сознание усиливалось по мере возрастания интереса к истории. Среди Пястов появились такие имена, как Семовит, Лестек (Лешек), Семомысл, напоминавшие о древнейших предках княжеского рода. Использовались имена и их знаменитых преемников: Мешко, Болеслава, Казимира и Владислава. К ним добавились новые имена — Генрик, Конрад, появившиеся в Польше благодаря бракам польских князей и дочерей немецких сановников. Встречались и такие имена, как Васильке и Тройден, свидетельствовавшие о династических связях с восточными соседями.
Помимо династического сознания, существенную роль играли правовые предписания, согласно которым власть в польских княжествах должна была сохраняться за правящим родом. Поэтому при угасании отдельных ветвей династии на освободившиеся удельные троны приглашали Пястов из других княжеств. Политические договоры о прижизненной либо посмертной передаче княжества также заключались в рамках династии.
Другим институтом, обеспечивавшим единство разделенного Польского королевства, была церковь. Польские земли входили в единую польскую — Гнезненскую — митрополию. Практика провинциальных епископских съездов (синодов) способствовала сохранению ее целостности, несмотря на известную самостоятельность Краковской и Вроцлавской епархий. Сходное значение имело и возникновение польских провинций доминиканцев и францисканцев, хотя в этой сфере появилась существенная брешь, когда в конце XIII в. от польской францисканской провинции была отделена Силезия.
Материальным и вместе с тем символическим выражением единства Regnum Poloniae служили хранившиеся в соборной сокровищнице Кракова польские коронационные символы: корона, скипетр и копия копья св. Маврикия. Последняя была даром Оттона III Болеславу Храброму, а корона со скипетром принадлежали Болеславу Смелому.
Ощущение языкового единства поляков усилилось, когда они столкнулись с языком прибывавших в Польшу немецких колонистов, священников и монахов. Вынужденные ограничиваться письменными источниками, мы знаем лишь о конфликтах, возникших на этой почве внутри церкви. Они начались в последние десятилетия XIII в. Проблема оказалась настолько серьезной, что польская церковь, руководимая архиепископом Якубом Свинкой, на синодах в Ленчице в 1285 и 1287 гг. приняла решение об обязанности приходских священников знать польский язык и объяснять истины веры по-польски. Эти решения лишь отчасти были связаны с наплывом в Польшу немецких священников, горожан и крестьян. Не менее важной причиной было создание сети приходов и охват миссионерской деятельностью всего общества. Перемены в духовной жизни предполагали не только механический перенос на польскую почву ритуальных жестов и символов, но и объяснение верующим основ христианского вероучения. Практическим результатом решений ленчицких синодов стало возникновение сборников проповедей на польском языке, первый известный список которых относится к началу XIV столетия. Проявлением польской религиозности является также текст старейшей из дошедших до нас песен на польском языке — возникшей в конце XIII в. «Богородицы».
В скульптуре и живописи того времени наряду с чисто польскими выступают и общехристианские мотивы. К наиболее совершенным произведениям относятся бронзовые двери собора в Гнезно (XII в.) с изображениями сцен из жизни св. Войтеха, двери собора в Плоцке, где среди библейских сцен представлен покровитель искусств — епископ Плоцкий Александр Малоннский, прекрасные тимпаны из Стшельно и Вроцлава с фигурами князей и представителей знати, подносящие основанные ими церкви Христу или Марии. Интересна настенная живопись — с XIII в. уже готическая по своему стилю, которая помогала верующим постигать истины веры и знакомила их с историей церкви.
Стремление к единству нашло идеологическое выражение в культе польских святых. О культе св. Войтеха уже говорилось. В XIII столетии были канонизированы новые польские святые, причем культ епископа Станислава приобрел общепольское значение. Культ епископа-мученика существовал в Кракове уже с конца XI в., но особый размах его почитание приобрело с начала XIII в. После канонизации Станислава в 1253 г. этот культ сделался символическим выражением стремлений к объединению страны. Проводя аналогию с расчленением тела епископа, которое потом чудесным образом срослось, автор «пространного» жития св. Станислава, Винцентий из Кельц, писал: «И подобно тому как он [король Болеслав] разрубил тело мученика на множество частей и разбросал их по всем сторонам, так и Господь разделил его королевство и попустил, чтобы в нем правило много князей... Но подобно тому как могущество Божие сделало святое тело епископа и мученика таким, каким оно было прежде, без следа от шрамов... так и в будущем, ради его заслуг, вернется в прежнее состояние разделенное королевство».
Общее стремление, выраженное в столь страстной форме, не могло не сопровождаться действиями, направленными на объединение страны.
Список литературы
1. Тымовский Михал, Кеневич Ян, Хольцер Ежи. История Польши; М.: Издательство "Весь Мир", 2004
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru/
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
