75527-1 (670008), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Горькое утешение в одном: ныне опустошение всюду. Тогда же колхозная деревня вышла из войны в гораздо более тяжком состоянии, чем другие отрасли экономики. И этот тезис уже приходилось отстаивать не один раз, но главную причину можно вывести и из сказанного выше. И после войны государство не создало для крестьян даже самого минимального страхового нормирования по поддержанию их питания на случай недорода, авральных безвозмездных поборов и пр., поэтому настоящим бедствием для села обернулась не столь уж грозная для нормальных условий засуха 1946 г., приведшая к массовому голоду и обострению социальной ситуации в деревни.
В этой связи особо оттеним те ведущие концепции, которые поныне занимают устойчивые позиции в исторической литературе по такому принципиальному вопросу, как действительное влияние войны на послевоенное сельское хозяйство, и которые подлежат радикальному пересмотру на основе объективных факторов и аргументов. Четыре года разрушались и деформировались производительные силы деревни и формы управления колхозным производством. Мобилизационная эффективность многих таких форм не могла быть продолжительной, и они вступали в прямое противоречие с перспективными задачами восстановления народного хозяйства.
Так было всюду, в деревне тем более. Но изучение, как и их преодоление на практике, велось явно неудовлетворительно: в жизни - замедленно, непоследовательно, частично, в литературе - упрощенно, с «розовым» оттенком, а то и вовсе заданно-тенденциозно. Это вело к консервации недостойного отношения к деревне, к искажению правды, к принижению роли колхозов в многолетней борьбе с преодолением трудностей войны и порожденными ею наслоениями. В печати обычно говорилось (и говорится) лишь о прямых материальных потерях военной поры (они, конечно, были огромны и несопоставимы), и этим измерялась продолжительность восстановительных работ на селе.
Но фашистская Германия не достигла напрямую в войне лишь одного: она не смогла сокрушить наше государство, наш строй, наши порядки. И все же, поддержанная реакционно-консервативным миром, она очень многого добилась из того, на что с вожделением рассчитывал этот мир. Небывалые материальные и людские потери повлекли за собой столь же глубокие деформации в дальнейшем развитии нашей государственности, в сельском хозяйстве, в фундаментальных отношениях власти, города и села: они все более искаженно влияли на действие и формирование всех тенденций послевоенной истории деревни и народного хозяйства в целом - в темпах, пропорциях, формах, укладах, методах управления и т.д.
Многие из этих деформаций оказались к тому же наложенными на негативы довоенной поры, и их действие становилось даже более глубоким и продолжительным, чем следствия прямого (материального и людского) урона. Это со всей очевидностью нужно сказать, например, об извращениях в товарно-денежных отношениях между городом и деревней в ущерб последней, в заготовительной, налоговой, финансовой, правовой политике на селе, в предельных смещениях в функциях партийных, советских, хозяйственных и иных органов. Требовался и без того уже запоздалый переворот, причем более крутой, чем тот, который был осуществлен во время перехода от мира к войне, ибо вместе с наслоениями военных лет безотлагательно следовало устранить и то, что тянулось и нарастало с 30-х и более ранних годов.
Неотложен был поворот, подобный тому, который был предпринят после гражданской войны при переходе к нэпу, да еще более глубокий, последовательный, с учетом реальной практики и потому необратимый. А он не был даже осознан, тем более осуществлен. Вынужденные, преходящие, а затем и вовсе неприменимые формы и методы военной и предвоенной обстановки, да и все условия экстремальных отношений закостенели настолько, что их не смогли сломать все последующие «радикальные» преобразования, которые, к тому же, зачастую провоцировались самим максимализмом холодной войны. Первым надломилось и сломалось сельское хозяйство: столь недостойное к нему отношение, растянувшееся на многие десятилетия, не смогли бы выдержать никакие структуры. За обвалом одной из несущих опор, больше чем какой-либо иной напрямую поддерживающей социально-материальное состояние всего народа, рухнула и вся конструкция, так и не дождавшаяся второго дыхания.
Таков главный, быть может, необратимый урок истории, таков ее неизбывный укор. Два последних века на острие социальной истории России нестерпимой болью пульсировал аграрно-крестьянский вопрос: множество потрясений, еще больше программ. А на печальном финише поземельные отношения и вовсе оказались откинутыми к началу ХХ века. Крестьянский вопрос никто так и не понял. Большая крестьянская Россия, спасшая мир, не сумела уберечь себя.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru