Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

Первый исследователь ладожского мыса — горный инженер Д. Саба-неев. В 1884 г. он провел небольшие раскопки и представил реконструкцию крепости до и после 1500 г. Основным различием построек этих двух периодов Д. Сабанеев считал деревянные увенчания стен, действительно возведенные в поврежденных местах в XVII в. При всей непритязательности подхода автора к воссозданию архитектурного сооружения его отдельные рисунки и предложенная дата постройки крепости—1500 г.— не так далеки от истины.

Глубокие и обширные изыскания были проведены на ладожском мысу в 1884—1885 и 1893 гг. Н. Е. Бранденбургом и академиком архитектуры В. В. Сусловым. Оба исследователя отнесли раскопанные, описанные и зачерченные ими остатки Ладожской крепости к постройке XII в., сохранившейся, по их суждению, «почти в первоначальном виде». Монография Н. Е. Бранденбурга по обилию сведений, безупречной документации и поныне не утратила своего значения. Автор, в частности, объективно воспроизвел в ней то, что сам никак не истолковал, а именно — разностильные и, видимо, разновременные кладки. Только в наши дни удалось придать новый смысл этим тщательно зафиксированным данным, привлеченным в ходе нового цикла археологических раскопок на мысу.

Раскопки Н. Е. Бранденбурга обнажили значительные части сооружения, что ускорило их разрушение. Не помогли и деревянные подпорки, сделанные для поддержки сводов и арок, впрочем, вскоре выломанные на дрова. В предреволюционные годы велось много разговоров о защите «гибнущего памятника военной старины» на Волхове. В этих выступлениях принял участие археолог Н. И. Репников. Он первым, между прочим, обратил внимание на артиллерийские приспособления Ладожской крепости и в противоположность Н. Е. Бранденбургу заявил, что «перед нами не сооружение посадника Павла, а лишь более позднее по времени видоизменение постройки XII в.».

Защищавший ладожский мыс первоначальный вал был создан, по-видимому, около 1000 г., а в начале XII в. его надстроили песчано-каменистой насыпкой (возможно, она и есть летописная «приспа», если только это слово не относится ко всему валу) и увенчивающей ее стеной, которая представляла, в сущности, брустверное завершение гребня вала. Напольные укрепления усилили, судя по керамике XI в., оказавшейся в нижних частях подсыпки под стену, скорее всего в начале XII в., а поводом тому послужил пожар деревянных стен, находившихся наверху первоначального вала.

Следовательно, датировка обнаруженной на ладожском валу стены началом XII в. обосновывается всей совокупностью технических (система кладки с грубым отколом камня), планировочных (криволинейность изгиба с коленчатым уступом примерно на середине прясла), стратиграфических (последовательное строительство напольного вала, начиная с конца Х в.), летописных описательных («камением на приспе») и сравнительных (Боголюбово) данных. Такие приемы постройки ладожской стопы, как значительная откосность наружной части, наличие рыхлой забутовки, плавный изгиб по контуру вала, уступ на его перегибе, расположение на гребне вала, наконец, косая верхняя подрезка швов кладки, явно не применялись в XIV—XV вв. и должны быть отнесены к более раннему времени. Предложенная выше датировка сооружения подтвердилась всеми последующими работами, во время которых не было обнаружено никаких других остатков, претендующих называться Мстиславовой крепостью, кроме как описанных выше.

Возвышавшаяся на мощном (20-метровом в основании) валу «брустверная» стена оказалась настолько практичной и долговечной, что без изменений была включена в систему укреплений огнестрельного периода. При этом совершенно совпали и уровни боевого хода стен XII и конца XV в.

Глава 3. Крепость Орешек.

Остров на истоке Невы, кажется, впервые упомянут летописью под 1228г., когда новгородцы во время похода на финское племя емлян “отступиша в островълець”. На островке размером 200 * 300 м (современные измерения), отстоящем от обоих берегов Невы примерно на 400 м, действительно можно было укрыться, особенно ввиду вражеского войска. Этот кусочек суши, вероятно, издревле использовался для стоянки торговых караванов, остановки и ночевки ратей и был, так сказать, ничейной землей.

В течение всего XIIIв., на острове не было постоянного населения. При первом упоминании он еще не имеет названия. Остров использовали как наблюдательный пункт, естественное убежище, безопасную станцию и уходили с него «без боя» так же легко, как и приходили. Несомненно, что во время летучих посещений были оценены географические преимущества острова. Так, в 1284 г., по-видимому, в этом месте новгородцы и ладожане, «сташа на усть Невы», разбили шведов, наме­ревавшихся «на кореле дань взяти».

В 1323 г. «ходиша новгородци с князем Юрьем и поставиша город на усть Невы, на Ореховом острове, туто же приихавше послы великы от свейского короля и доконцаша мир вечный с князем и с Новымъгородом по старой пошлине». Из этого сообщения видно, что заложение вну­ком Александра Невского великим московским князем Юрием Даниловичем повой крепости мыслилось как важная политическая акция, связан­ная с заключением Ореховского мира. Так, в эпоху могущества Великого Новгорода на берегах Невы появился порубежный форпост. Возникнове­ние повой крепости было вызвано рядом причин, причем основными были военно-стратегические и торговые. Новгородцы, равно как и их против­ники, понимали, что «крепость проход из Ладоги в Неву и из Невы в Ла­догу содержит в своей власти». В 1323 г. послы шведского короля впервые увидели новую крепость, которая отныне стала центром большой пограничной округи, начинавшейся на р. Сестре и включавшей устье Невы.⁵

Что представлял собой ново созданный новгородский форпост? Его площадь, как показали археологические исследования, составляла 8500м² и была тесно застроена однокамерными деревянными жилищами (рас­копками В. И. Кильдюшевского вскрыто 17 срубов). Исходя из того, что площадь каждого из таких домов (включая проходы и пристройки) со­ставляла 50—55 м², а в острожке были две взаимно перпендикулярные улицы шириной 4 м и, очевидно, какие-то общественные здания, число одновременно построенных жилищ приближалось к 130, а численность их обитателей—к 400. Взрослые 100—130 хозяев жилищ и образовывали гарнизон острова. Таким образом, речь идет о новооснованном по единому плану новгородскими колонистами (видимо, из свободных людей) воен­ном поселении.

И вот в 1352 г. «новгородцы заложиша город Орехов камен». Новое строительство было вызвано общенародным наказом п. видимо, быстро осуществилось. «Добиша челом новгородьци, бояре и чер­ные люди архиепископу новгородьскому, владыце Василию, чтобы «еси, господине, ехал, нарядил костры во Орехове, — и он, ехав, костры наря­дил».

Оборонительные постройки Орехова.

Крепость 1352 г. на поверхности земли не сохранилась. Представля­лось, что ее остатки надо искать в основании более поздних оборони­тельных построек. Молва, записанная в формуляре Шлиссельбургской крепости (рукопись 1874 г.), утверждала, что эти стены и башни были сложены из булыжного камня, одетого с обеих сторон плитой. Найти исчезнувшую крепость казалось маловероятным. И вдруг у стен церкви XIX в., в центре крепостного двора, почти непосредственно под совре­менной мостовой (на глубине 0.3—0.5 м), во время раскопок 1969 г. показался ряд валунов. Их расчистили, и стало ясно, что это не отдель­ные камни, а необычная для данных мост кладка, состоящая из круп­ных (в поперечнике до 0.5—0.7 м) и мелких валунов на известковом растворе, с лицевыми выравнивающими прокладками серого, коричнева­того и зеленоватого плитняка

Напрашивалось предположение о дворце, тереме, церкви, отдельно стоящей башне. Из земли между тем открылась внушительная стена толщиной 2.7—3.3 м. Верх ее оказался срезанным примерно на один уровень. Кладка связана известковым раствором кремового от­тенка с примесью кварцевого песка и глинистых включений (обычная ширина швов 2—4 см). Камни, пролитые раствором, возвышались на высоту 1.3 м: ниже видны пустоты от торцов сгнивших бревен-лежней, располагавшихся перпендикулярно к наружной плоскости стены: на рас­стоянии 1.5—2 м друг от друга. Еще ниже ряда лежней (на глубине от 1—1.3 до 2.3—2.6 м от верхнего среза стены) начиналась кладка из трех-четырех рядов крупных валунов (без плиты), уложенных не па растворе, а на глине. Сухая кладка являлась «подземной» фундаментной частью стены и, судя по примыканию тонкого культурного слоя с че­репками XIV—XV вв., в древности большей частью прикрывалась зем­лей. Подошва стены заложена прямо на материковую глину.

Обнаруженный в 1969 г. 35-метровый по длине участок оказался луч­шим по сохранности северным пряслом стены четырехугольного укреп­ления, в ходе работ последующего года вскрытого почти по всему доступному периметру.

Части западного прясла стены были открыты на глубине 0.1—1.5 м. Кладку частично перекрывал слой с черепками XVI в. Крупные и мел­кие валуны лежали в один-два ряда без раствора, достигая по высоте (от подошвы) 1 м. Ширина стены, сохранившейся здесь в основном только в фундаментальной части, — 3.1—3.5 м. 17-метровый по протяженности массив кладки восточного прясла был обнаружен в районе стены крепости московского периода у ворот, выхо­дящих к Ладожскому озеру. Его конструкция не отличалась от описанных выше. Этот участок кладки был использован в качестве устоя лестницы крепости конца XV—начала XVI в.

Южное прясло стены не сохранилось, так как попало в трассу более поздних стен крепости московского периода и было уничтожено. Место­положение этой преграды, однако, угадывается по завороту западного прясла. Поисковые шурфы в данном районе обнаружили сплошную ка­менную вымостку внутри описанных стен. Речь, очевидно, идет о замо­щении части двора в пределах ограждения 1352 г.

Все выявленные в 1969—1970 гг. участки стен общей протяжен­ностью около 200 м (стена в ряде мест разрушена постройками XVIII— XX вв.) позволили достоверно воссоздать три прясла сооружения, охва­тывавших самую высокую, юго-восточную часть острова площадью 90Х100 м. Восстанавливается длина северной, восточной и западной стен этого ограждения (соответственно 90, 83, 83 м) и предположи­тельно южной (около 95 м); следовательно, по своему плану укрепле­ние приближалось к прямоугольнику (или трапеции) и общая длина его стен достигала 351 м.

Прясла стен имеют местами некоторый выгиб и свидетельствуют, что разбивка плана была осуществлена без идеальной угломерной точ­ности. Имел отношение к этому и рельеф местности: так, например, изгиб участка восточной стены следует изгибу береговой линии. При этом почти соблюден бросающийся в глаза регулярный принцип разме­щения стен — все прясла относительно прямолинейны, что, несомненно, связано с желанием создать замкнутое ограждение с приблизительно равномерной протяженностью всех четырех фронтов.

Примерно на середине длины вскрытой северной стены укрепления был обнаружен проездной проем, снабженный парными боковыми пилонами. Ширина прохода 1.6—2.3 м; сохранилась и его вымостка. Ворота (это видно на пилонах) уцелели (на высоту 1.45 м от вымостки прохода) до пяты арочного свода. Наружные части ворот уси­лены двумя боковыми выступами, и в их толще открыты гнезда двух вертикальных бревен, приспособленных, очевидно, в качестве пазов для движения опускной решетки — герсы. Воротное полотнище находилось за герсой. Его местоположение определяется двумя пазами для пропуска воротного засова. Этот засов мог полностью утапливаться в за­падной половине ворот, где глубина паза составляла 3 м.

Стены и башни, раскопанные в 1969—1970 гг., судя по всему, были не разрушены во время какой-либо осады, а преднамеренно сломаны примерно на один уровень при строительстве в начале XVI в. фортифи­кации, приспособленной к пушечному бою, и местами перекрыты слоем с находками XVI—XVII вв. При расчистке кладки оказалось, что раз­вал ее разрушенной части тянется в напольную сторону на 30—40 м. Камень снесенных частой постройки, видимо, не предназначался для дальнейшего использования — его просто рассыпали по поверхности.

Полное выявление стен, башен и границ сооружения, а также вос­создание его плана явилось одним из главнейших достижений работы экспедиции по изучению древнего Орешка. Сразу возник вопрос об интерпретации найденного бесспорно военно-инженерного сооружения. Идентичность техники кладки, отсутствие всюду каких-либо разъединяющих швов, единство в размерах, одинаковость строительного материала и раствора на исследованных участках убеждали, что это одновременно построенное укрепление. Причем характер и приемы кладки, детали устройства, стратиграфия, находки — все указы­вало на XIV в. как время его создания.

Ореховская Воротная башня своим устройством несколько напоми­нает такие же сооружения Новгородского острога конца XIV в.; правда, она меньше последних.

При всех сравнениях крепость 1352 г. во многих деталях явилась объектом новым и редким. Речь идет о памятнике архитектуры общерус­ского класса, сооружении, новаторском для своего времени. Из всех дошедших построек доогнестрельного периода ореховская стена — одна из лучших по сохранности и обилию деталей, а Воротная башня — ныне древнейшая из всех дошедших на северо-западе Руси средневековых ба­шен. Древнейшей является и ее герса (появление герс относили к XV в.). Вынос Воротной башни, равный 2 м. предполагает некоторую возможность фланкирования с верхнего яруса боя. Такой же или даже большей возможностью обладали, очевидно, и другие башни. Думаю, что расстановка башен была в данном случае подчинена принципу сплошного околостенного фланкирующего прострела. Обращают, далее, внимание прямоугольное построение плана и заданная длина прясел (83—95 м), сопоставимая с обычным средним перестрелом из лука или арбалета.

Трапециевидные и прямоугольные по плану крепости спорадически строились на Руси в Х—начале XVI в. Постоянство, с которым возво­дились сооружения этого типа в разных районах и в разное время, наводит на мысль, что их использование не было таким эпизодическим и разрозненным, как может показаться с первого взгляда. До сих пор, в частности, считали, что крепости подобных очертаний (с прямолиней­ными пряслами стен) появились на северорусской территории лишь с се­редины XV в. прежде всего в Псковской земле (Володимерец, Кобыла, Красный Городок и др.).⁶ На примере Орехова (возможно, уже четы­рехугольного в 1323 г.), а также Орлеца, построенного в 1342 г. видно, что военные объекты упомянутой формы сооружались на севере веком раньше и в свою очередь могли отражать еще более глубинные традиции древнерусского градоделия. Общая осо­бенность таких крепостей Х—XV вв. в том, что их длинная сторона обычно обращена к наиболее безопасной зоне (обрыву, реке, озеру, бо­лотистой низине), а короткая (одна или две) расположена с приступа.

Характеристики

Список файлов реферата