Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Весь последующий период до конца НЭПа вопрос о ценах продолжал оставаться стержнем государственной экономической политики: повышение их трестами и синдикатами грозило повторением кризиса сбыта, тогда как их понижение сверх меры при существовании наряду с государственным частного сектора неизбежно вело к обогащению частника за счет государственной промышленности, к перекачке ресурсов государственных предприятий в частную промышленность и торговлю. Частный рынок, где цены не нормировались, а устанавливались в результате свободной игры спроса и предложения, служил чутким барометром, стрелка которого, как только государство допускало просчеты в политике ценообразования, сразу же указывала на непогоду.

Но регулирование цен проводилось бюрократическим аппаратом, который не контролировался в достаточной степени низами, непосредственными производителями. Отсутствие демократизма в процессе принятия решений, касающихся ценообразования, стало "ахиллесовой пятой" рыночной социалистической экономики и сыграло роковую роль в судьбе НЭПа.

До сих пор у нас многие считают (и считают ошибочно), что НЭП был главным образом только отступлением, вынужденным отходом от социалистических принципов хозяйственной организации, только своего рода маневром, призванным дать возможность реорганизовать боевые порядки, подтянуть тылы, восстановить хозяйство и затем снова рвануться в наступление. Да, в новой экономической политике действительно были элементы временного отступления, касавшиеся преимущественно масштабов частнокапиталистического предпринимательства в городах. Да, частные фабрики и торговые фирмы, в которых используется наемный труд, но все решения принимаются одним собственником (или группой акционеров, владеющих контрольным пакетом акций) ‑ это не социализм, хотя, кстати сказать, их существование в известных пределах при социализме вполне допустимо. Не были, со строго идеологической точки зрения, социалистическими и мелкие крестьянские хозяйства, и мелкие предприниматели в городах, хотя они-то уж определенно не противопоказаны социализму, ибо по природе своей не являются капиталистическими и могли безболезненно, без всякого насилия врастать в социализм через добровольную кооперацию.

Ленин не раз называл НЭП отступлением по отношению к периоду "военного коммунизма", но он не считал, что это отступление по всем направлениям и во всех сферах. Уже после перехода к НЭПу Ленин неоднократно подчеркивал вынужденный чрезвычайный характер политики "военного коммунизма", которая не была и не могла быть политикой, отвечающей хозяйственным задачам пролетариата. "В условиях неслыханных экономических трудностей, - писал Ленин, - нам пришлось проделать войну с неприятелем, превышающим наши силы в сто раз; понятно, что пришлось при этом идти далеко в области экстренных коммунистических мер, дальше, чем нужно; нас к этому заставляли".

Называя НЭП отступлением, Ленин имел в виду, прежде всего и главным образом масштабы частного предпринимательства; он никогда и нигде не относил термин "отступление" на счет трестов или кооперации. Напротив, если в более ранних работах Ленин и характеризовал социализм как общество с нетоварной организацией, то после перехода к НЭПу он уже явно рассматривает хозрасчетные тресты, связанные между собой через рынок, как социалистическую, а не переходную к социализму форму хозяйствования.

Рассматривая данный вопрос, я хотел бы подробнее остановиться на мелком производстве в годы НЭПа.

Мелкое производство в годы НЭПа.

Изучение глубинных социально-экономических процессов, определявших характер и направление общественного развития в 20-е годы, захватывает сферу мелкого производства. В аграрно-крестьянской стране, какой была Россия, именно мелкие товаропроизводители – крестьяне, мелкие промышленники и торговцы, кустари и ремесленники в силу своей подавляющей численности являлись тем огромным социальным маятником, колебания которого решали исход исторических конфликтов.

Общая картина развития мелкого производства периода НЭПа, как она предстает в трудах историков, является следующей. В начале 20-х годов государство пошло на определенные, очень ограниченные по масштабам уступки крестьянству, городским кустарям и ремесленникам, разрешило открывать небольшие предприятия, вести торговлю. Целью этих мер было восстановление разрушенного народного хозяйства. К 1925 году оно в основном достигло уровня, существовавшего до первой мировой войны, и политика, допускавшая существование мелкого производства, исчерпала себя. Замедлился темп развития аграрного сектора, дальнейший рост сельского хозяйства стал возможен только на основе колхозов. В городе усиление спекуляции и коррупции превысило положительный эффект от деятельности частного сектора. Таким образом, в силу объективных экономических причин преемникам политики уступок мелким собственникам стал курс на массовую коллективизацию и ликвидацию частной промышленности и торговли. В социальной сфере в период НЭПа ведущим был процесс дифференциации мелких производителей. На протяжении первой половины 20-х годов он являлся неизбежным злом, с которым, однако, можно было мириться, но затем, по мере углубления дифференциации, социально-политические издержки, связанные с формированием зажиточных слоев, стали нетерпимыми. Сам ход вещей заставил государство перейти к политике вытеснения кулачества и ликвидации капиталистических элементов в городе.

Утвердившаяся в исторической литературе схема опирается на два базисных положения марксистской теории. Во-первых, это тезис о том, что крупное производство всегда и во всех отношениях эффективней мелкого, которое отождествляется с отсталостью, независимо от уровня развития конкретного общества. Во-вторых, это убеждение, что результатом функционирования товарно-денежных отношений неизбежно является процесс дифференциации. Убежденность в том, что эти положения являются универсальными законами, действующими при любых условиях, была у исследователей столь велика, что их проверка представлялась излишней. Однако опыт мирового хозяйственного развития показывает, что историческая судьба мелкого производителя оказалась не такой, как предсказывал Маркс. Повсюду оно сохранилось до наших дней, удачно вписалось в изменившуюся структуру экономики, адаптировалось к требованиям научно-технического прогресса. Непрерывно происходящая ликвидация части мелких предприятий, не нашедший места на рынке, компенсируется возникновением новых. Все это заставляет критически взглянуть на положение об экономической неэффективности мелкого производства и неизбежности дифференциации мелких собственников в условиях рынка.

Первый вопрос – это вопрос о том, действительно ли основной тенденцией развития мелкого производства 20-х годов является дифференциация.

Расслоение мелких производителей является результатом того, что положение одних собственников ухудшается, а другие, напротив, становятся более зажиточными. Под воздействием такого явления и формируются полярные социально-экономические группы. Поэтому для того, чтобы исследовать процесс дифференциации, необходимо проследить, как изменился статус крестьян и городских мелких собственников. Первое – это чрезвычайно высокая подвижность мелких производителей. За один 1924 – 1925 год из группы в группу переместилась почти треть крестьянских хозяйств. Среди городских мелких предпринимателей лишь немногим больше половины сохранили на протяжении года свой прежний статус. Во-вторых, перемещения происходят как бы в двух направлениях. В группе малообеспеченных крестьянских дворов и самых мелких городских предпринимателей преобладала тенденция к переходу вверх, в то время как статус зажиточных снижался. Группы, объединившие средних, с точки зрения зажиточности крестьян, имевших посев от 4 до 10 десятин земли, и владельцев кустарно-ремесленных предприятий, использовавших главным образом собственный труд с привлечением незначительного числа наемных рабочих, были наиболее стабильными. В них доли обедневших и разбогатевших собственников оказались приблизительно равными. В-третьих, перемещения из группы в группу были результатом не только социальных, но и демографических причин. Они особенно сказывались на динамике крестьянских хозяйств. В зажиточных группах частым явлением были разделы, связанные с отделением от родительской семьи взрослых детей. За год делилось 10 – 12% крупных дворов и на месте каждого образовывалось по несколько мелких и средних хозяйств. Бедные семьи, ослабленные из-за отсутствия работников – мужчин, напротив, объединялись. Образовавшиеся в результате этого хозяйства попадали главным образом в среднюю группу. Наряду с движением «вверх-вниз» весьма интенсивным было перемещение «по горизонтали». В год ликвидировало свои хозяйства или временно покидало деревню 3-4% крестьянских семей, почти столько же возвращалось к земледельческому труду. В городе ежегодно закрывалось более трети частных предприятий, но этот процесс компенсировался возникновением новых. Движение «по горизонтали» так же сказывалось на распределении мелких производителей по социально экономическим группам.

Таким образом, данные о социальных перемещениях крестьян и городских мелких собственников в 20-е годы плохо подтверждают вывод Маркса о дифференциации. В его схеме расслоение является прямым следствием товарного производства. Под воздействием конкуренции в условиях рынка большая часть мелких собственников разоряется и переходит в категорию наемных рабочих, а меньшая превращается в предпринимателей, эксплуатирующих наемный труд. Тем самым формируется социальная структура, присущая капиталистическому обществу. В то же время дифференциация мелких производителей является и одним из путей «первоначального накопления капитала» - богатство, которое было рассеяно в руках многих, концентрируется у небольшого числа собственников. Расслоение, по мысли Маркса, оказывается тем механизмом, действие которого приводит к становлению капиталистического способа производства. Раз начавшись, этот процесс продолжается до тех пор, пока мелкие собственники окончательно не распадутся на две полярные группы. Его наиболее заметным проявлением является размывание среднего слоя и рост удельного веса бедняков и зажиточных. В 20-е годы численно преобладающий средний слой даже несколько увеличивался. Несмотря на очень высокую мобильность, полярные группы практически не росли. Мелкое производство возрождалось почти в неизменном облике.

Но дифференциация, как и любой другой глубокий социальный процесс, идет медленно. Требуются многие годы, чтобы ее результаты проявились достаточно отчетливо. А политика НЭПа осуществлялась по историческим меркам очень недолго: к 1923г. сложилась экономическая система, в рамках которой могли формироваться товарно-денежные отношения, а уже в 1928г. началась ее ликвидация. Вот если бы НЭП продолжался еще хотя бы полтора десятка лет, то тогда, быть может, поляризация мелких производителей достигла высокого уровня. Что могло бы быть в случае сохранения НЭПа? Для ответа на этот вопрос нужно дать своего рода прогноз того, как бы изменилась структура мелких производителей в условиях товарного производства.

Одним из способов анализа различных вариантов развития общественных процессов является имитационное моделирование. В математике разработаны специальные методы, которые позволяют по сведениям о социальных перемещениях предсказывать, как будет меняться социальная структура. В ЭВМ были заложены данные о мобильности крестьян и городских мелких собственников в период НЭПа, и на основе программы, составленной математиком Л. Бородкиным, рассчитано, какой оказалась бы численность бедной, средней и зажиточной групп через 10-15 лет при том, что условия развития мелкого производства не изменились бы по сравнению с существовавшими в 20е годы. Оказалось, что даже в этом случае поляризация все равно не достигла высокого уровня. В деревне доля самых бедных хозяйств, имевших посев менее двух десятин, снизилась бы за 15 лет с 29 до 19%. Удельный вес наиболее зажиточных дворов, засевавших свыше 10 десятин, возрос бы с 3 до 5 %. По-видимому, самой многочисленной оставалась бы группа средних по размеру хозяйств. В середине 20-х годов их было 34%, а через 15 лет стало бы 44 %. Социальные процессы, которые, как показывает прогноз, происходили бы в деревне в случае продолжения политики НЭПа, очень слабо напоминают классическую картину дифференциации. Средний слой не размывается, а наоборот – укрепляет свои позиции; одна из полярных групп – зажиточная – увеличивается, но зато другая сжимается. Скорее в деревне, если пользоваться языком социологов, действовал бы «социальный лифт»: бедняки становились середняками, а середняки могли стать зажиточными. Вместо поляризации происходило бы общее небольшое повышение уровня крестьянских хозяйств.

В среде мелких промышленников и торговцев, кустарей и ремесленников расслоение действительно могло происходить, но его темпы были бы исключительно низкими. Доля торговых заведений (часто такие заведения даже не имели специального помещения и все их «оборудование» помещалось в сундуке или заплечном мешке мастера, который работал на дому или где-нибудь на рынке) увеличилась бы за 10 лет с 71,9 до 72,5%. Удельный вес предприятий, которые несомненно имели капиталистический характер, так же возрос бы с 3,4 до 4,4%. Доля среднего слоя снизилась бы с 24,7 до 23,1%. Налицо, вроде бы, классическая картина дифференциации: за счет размывания средней группы растут полярные. Но при таких темпах потребовались бы многие десятилетия, чтобы на основе мелкого производства сформировалась социальная структура, присущая капиталистическому обществу.

Анализ данных о социальных перемещениях и прогнозирование приводят к мысли, что в сколько-нибудь значительных масштабах расслоения крестьян и городских мелких собственников в 20-е годы не происходило. Значит, нуждается в пересмотре одно из существенных положений всей концепции истории НЭПа. Ведь тезис о том, что в деревне под воздействием законов рынка формируется кулачество, как особый класс, а в городе укрепляются позиции «новой буржуазии», использовался для объяснения причин «великого перелома». Логика рассуждений при этом была следующей. В стране, где мелкие производители составляли более чем две трети населения, а промышленный пролетариат был всего лишь островком в крестьянском море, под воздействием объективных законов социально-экономического развития растут силы, которые по своей природе являются противниками советской власти. По мере того, как происходит концентрация богатства, укрепляются позиции имущих слоев, рано или поздно перевес сил окажется на их стороне. В.И. Ленин в начале 20-х годов подытожил подобные рассуждения одной фразой: «Свобода торговли, значит назад к капитализму». Кроме того, чем дальше бы шла поляризация общества, тем острее становились конфликты между бедными и богатыми. Продолжение политики НЭПа угрожало новым социальным взрывом. Поэтому «великий перелом», в ходе которого крестьянские хозяйства были заменены системой колхозно-совхозного производства, ликвидирована мелкая промышленность и торговля, а следовательно, исчез и сам источник противоречий – частная собственность на средства производства, был исторически неизбежен. Тот факт, что стремительной поляризации общества в 20-е годы не было, разрушает эту схему.

Нуждается в критическом анализе и положение о том, что к концу 20-х годов экономический потенциал мелкого производства был исчерпан и дальнейший прогресс был возможен лишь на базе крупной индустрии и коллективного сельского хозяйства. Если обратиться к экономическим результатам, которые были достигнуты в аграрной сфере, то можно заметить, что именно в ней трансформация мелкого производства в крупное, представлявшееся более эффективным, была осуществлена наиболее решительно и масштабно. Следовательно, и преимущества крупного производства должны были проявиться наиболее отчетливо. Позволила ли коллективизация ускорить развитие сельского хозяйства?

Характеристики

Список файлов реферата