25481 (654744), страница 2
Текст из файла (страница 2)
1. Канада останется экономически сильной страной и без своей французской компоненты: в соответствии с имеющимися прогнозами, лишившись Квебека, она должна будет покинуть седьмую строчку в списке наиболее развитых стран мира, поменявшись местами с Испанией, которая сегодня находится на восьмом месте. К тому же, страна станет более гомогенной в культурном, лингвистическом и политическом отношениях. Следствием может стать превращение "остальной Канады" в унитарное государство. Не исключено, что, настрадавшись с федерализмом, страна предпочтет эту старую, проверенную и не лишенную привлекательности формулу. В числе ее плюсов обычно указывают неизбежное укрепление внутреннего рынка, прекращение административного дублирования и большую открытость государственных служб, а также безболезненное разрешение проблем, связанных с "избыточным весом" Онтарио.
Правда, минусов у унитаристской модели тоже достаточно, ибо она оставляет без внимания разнообразие и несхожесть канадских регионов. Ликвидируя пересекающиеся компетенции, унитаризм уничтожает и выгоды состязательности: стремление властей к новаторству, желание прислушиваться к "голосу улицы", а также право гражданского общества играть одновременно на нескольких властных досках. В практической несостоятельности этого варианта убеждают и господствующие в обществе настроения. Ведь канадцы, как известно, насквозь демократы, а федерализм есть не что иное как одна из ипостасей демократии, причем весьма существенных. Наконец, среди политических новаций, привнесенных глобализацией, можно отметить своеобразную реанимацию федералистской идеи; в мире глобальной экономики спрос на федерализм резко возрастает, и едва ли Канада, испытывающая заслуженную гордость по поводу своих экономических достижений, пойдет здесь против течения.
2. После развода с франкофонами "остальная Канада" может стать более централизованным государством, сохранив при этом федеративную структуру. В таком случае Оттава возьмет под свой контроль социальную и культурную политику, то есть те области, где влияние квебекских сепаратистов ныне наиболее ощутимо. Центральное правительство уберет множество административных барьеров, возведенных в последние годы канадскими провинциями по отношению к соседям. Но и этот вариант не выглядит предрешенным, потому что, едва оправившись от потери одной из ключевых территорий, канадцы навряд ли рискнут ввязываться в опасную игру с перераспределением компетенций. Она лишь усугубит неустойчивость ситуации и вызовет недовольство провинций, многие годы и без особого успеха добивавшихся расширения полномочий в экономике. Что же касается проблемы Онтарио, то при таком раскладе разрешить ее можно будет единственным способом – уравновесив "великана" несколькими субъектами федерации, что, в свою очередь, вызовет к жизни множество дополнительных проблем.
3. Поэтому пессимисты считают, что, лишившись Квебека, Канада все-таки пойдет по иному пути и станет более децентрализованным государством. При этом возможны, однако, несколько вариантов. Один из них предполагает преобразование страны в "рыхлую" разновидность федерации, подобную ельцинской договорной федерации 1990-х годов. Отвоевав у Оттавы важнейшие полномочия, провинции добьются права принимать принципиальные экономические решения на региональном и местном уровнях. Властная система станет более гибкой и "прозрачной", но зато общенациональная экономика подвергнется неизбежной фрагментации, своего рода мирной "балканизации", грозящей развалом страны; на ее обломках появится, в лучшем случае, классическая конфедерация. При таком развитии событий нынешняя Канада перестанет быть субъектом международного права.
Проблемы региональной неоднородности - четыре составляющих «канадского пасьянса»
Подобно России, Канада исключительно разнообразна: пространство, покрывающее шесть часовых поясов, представляет собой пеструю палитру экономических, политических, общественных устремлений и целей. Роль регионализма здесь до такой степени велика, что канадские исследователи даже говорят о наличии нескольких самостоятельных политических культур, весьма непохожих друг на друга. "Считается, что по степени регионализации массового сознания Канада занимает одно из первых мест в мире. По существующим данным, большинство канадцев ощущают себя прежде всего представителями тех или иных провинций, а потом уже канадцами". По мнению многих, в такой ситуации основным упорядочивающим фактором, главной скрепой канадского общества выступает психологическая инерция, сила привычки. Однако весьма возможный успех сепаратистов на очередном референдуме и последующее обособление Квебека подвергнут устоявшиеся традиции тяжелому испытанию. Не исключено, что верх возьмет всеобщее ощущение того, что "система не сработала", "прошлое провалилось", "верить больше не во что". А это, в свою очередь, может заставить некоторые регионы страны пойти на переоценку ценностей, всерьез задумавшись о собственной государственности.
Региональная неоднородность "остальной Канады" позволяет говорить о наличии, по меньшей мере, четырех составляющих "канадского пасьянса", весьма непохожих друг на друга.
Во-первых, после гибели единого государства в совершенно особое положение попадут Новая Шотландия, Нью-Брансуик, Ньюфаунленд и Остров Принца Эдуарда, четыре атлантические провинции, обреченные на "калининградский вариант" – полную физическую изоляцию от прочих частей страны. Поскольку данный анклав составляет всего 6,5 процента территории и 11,3 процента населения, некоторые авторы склонны считать проблему чисто психологической. Это, однако, не совсем верно; атлантическое побережье относительно бедно (например, валовой продукт на душу населения в провинции Остров Принца Эдуарда в два раза ниже, чем в разбогатевшей на нефти провинции Альберта), стать независимым государством в силу своей недоразвитости этот регион не сможет, а вариант его присоединения к США довольно проблематичен по политическим основаниям. Дело в том, что приток бывших канадских избирателей, в среднем настроенных гораздо левее, нежели избиратели самих Соединенных Штатов, нарушит, как считают американские политологи, типичное для США равновесие либералов и консерваторов: "появление к северу от сорок девятой параллели новых штатов повлияет как на партийный расклад сил, так и на электоральные предпочтения американских граждан". Американская же система, несмотря на весь ее кажущийся динамизм, крайне консервативна и не слишком терпима к новациям. А это означает, что проблема атлантических провинций едва ли ограничится сугубо психологическими рамками. Ее придется решать и политическими, и экономическими методами.
Во-вторых, в положении "сирот" при неблагоприятном исходе окажутся и центральные сельскохозяйственные провинции Манитоба и Саскачеван. У них не хватит сил для самоопределения, и им придется выбирать между "богатыми родственниками" – канадским "тяжеловесом" Онтарио или динамично развивающейся тихоокеанской частью страны. При этом отнюдь не очевидно, что преуспевающие соседи настолько заинтересуются ими, что незамедлительно предложат объединиться в рамках единого государства. Кроме того, и в политическом плане упомянутые "степные провинции" стоят как бы особняком, красноречиво подтверждая упомянутый выше тезис о неоднородности канадской политической культуры. В данной связи уместно сослаться на то, что в 1970-е – 1980-е годы именно они служили оплотом Новой демократической партии (НДП), представляющей в Канаде социал-демократическую субкультуру и в основном привлекающей "протестный" электорат. В то время в обеих провинциях у власти находились правительства, сформированные "новыми демократами" (в Манитобе – с 1969 по 1977 и в начале 1980-х, а в Саскачеване – с 1971 по 1982 годы). Следует добавить, что для Канады это довольно нетипичное явление. Помимо двух этих случаев НДП лишь единожды имела возможность сформировать собственный кабинет (в 1972-1975 годах она управляла Британской Колумбией, также известной своим настороженным отношением к "столичным партиям"). В перспективе столь ярко выраженная "самобытность" способна самым решительным образом осложнить диалог рассыпавшихся частей некогда единого государства, несмотря на их общее прошлое.
В-третьих, наиболее удачливые – Онтарио и Британская Колумбия вкупе с Альбертой – вполне способны объявить о своем суверенитете; однако экономическая мощь и международный престиж новорожденных государств будут несопоставимы с достижениями нынешней Канады. Кстати, настаивая на жесткой линии федеральных властей в отношении Квебека, лидеры этих наиболее самодостаточных канадских территорий (в особенности это касается Британской Колумбии) не раз намекали на то, что вариант независимого существования рассматривается ими в ряду прочих возможных сценариев. И если до 1995 года идея отделения привлекала ничтожное меньшинство жителей Западного побережья, то после квебекского референдума она постоянно звучит в общественных дебатах. Не исключено также, что в силу экономических соображений здешнее население воспримет раскол без особого драматизма, поскольку в настоящее время поддержание на плаву дотационных атлантических провинций обходится среднему налогоплательщику, проживающему, скажем, в Альберте, в 900 долларов ежегодно. Скорее всего, в случае полного распада Онтарио и Британская Колумбия не будут единым государственным целым – слишком далеко они друг от друга и слишком различны их экономические и политические интересы.
В-четвертых, нельзя не сказать и о самом Квебеке. Критикуя сепаратистов, их оппоненты постоянно подчеркивают, что в эпоху глобализации лозунг национального самоопределения звучит довольно архаично. Квебекские политики не прислушиваются к подобным аргументам, и, как представляется, совершенно напрасно. Дело в том, что гипотетическая независимость французской Канады отнюдь не означает, что границы нового территориального образования, в одночасье появившегося на карте мира, полностью совпадут с границами нынешнего Квебека. По словам Стефана Диона, канадского министра по вопросам федеративных отношений, "едва ли кто-то возьмет на себя смелость утверждать, что границы независимого Квебека будут теми же, которые гарантированы сегодня канадской конституцией". Эта провинция довольно неоднородна по своему этническому составу; достаточно сказать, что англоязычные канадцы составляют здесь 12 процентов населения, причем проживают они компактно, образуя довольно крупные анклавы, свободные от французского языка и французской культуры. Если сепаратисты вдруг преуспеют в своих усилиях по развалу страны, английская часть долины реки Оттава, западный Монреаль и английские городки, расположенные на востоке провинции, также поставят вопрос о суверенитете. Об этом, кстати, недвусмысленно заявлялось накануне квебекского референдума 1995 года, когда муниципалитеты с преобладанием английского населения в массовом порядке принимали резолюции, в которых просили федеральное правительство гарантировать их пребывание в составе Канады "несмотря на результаты какого бы то ни было провинциального референдума".
Но это еще не все. Индейцы и эскимосы, которые проживают на территории Квебека, тоже не приемлют идею независимости французской Канады, так как считают, что Оттава более благосклонно относится к их самоуправлению, нежели квебекские власти. "На парламентских выборах и референдумах они, как правило, голосуют за партии, выступающие за сохранение единства Канады, демонстрируя тем самым свою ориентацию на Оттаву. Показательно, что в случае выхода Квебека из состава федерации индейцы собираются поставить вопрос о сохранении территорий своих резерваций в составе Канады". Осенью 1995 года, в ходе голосования о будущем Квебека, коренные жители весьма недвусмысленно заявили о своей позиции: 96,3 процента индейцев и 95 процентов эскимосов, проживающих в провинции, высказались против независимости. Столь бесспорное единодушие позволило канадскому правительству в лице министра по делам коренных народов заявить, что индейцы и эскимосы – не "скот", который можно запросто передавать из-под одной юрисдикции в другую. А в свете того, что они претендуют примерно на 40 процентов территории провинции и именно на их землях расположен крупнейший гидроэнергетический комплекс Квебека, "индейская проблема" сулит квебекским властям немалые неприятности.
Иными словами, как справедливо отмечает Доран, сепаратистам в конце концов придется столкнуться с парадоксом суверенитета: "Если Канада делима, то почему Квебек должен оставаться неделимым? А если Квебек все-таки неделим, то на каком основании сама Канада должна соглашаться на его обособление?". Таким образом, любой непредвзятый анализ канадского кризиса должен принимать во внимание и такую альтернативу, как появление на территории нынешнего Квебека не одного, а нескольких государственных образований. Подобный вариант, естественно, сделает политическое будущее Канады еще более туманным и неопределенным.
Канадская терпимость к сепаратизму.
Итак, неблагоприятные последствия обособления франкоязычной части Канады очевидны. Доведенное до абсурда уважение прав меньшинства грозит вылиться в глубочайшее потрясения жизненных устоев большей части канадцев. Но удивительно то, что канадские исследователи и политики даже не ставят под сомнение целесообразность подобной жертвенности: они наотрез отказываются обсуждать применение силы к сепаратистам. "Так или иначе, но главное решение, по-видимому, уже принято, – пишут в этой связи Алан Фриман и Патрик Грэди. – Квебек, если он того пожелает, имеет право уйти. Терпимость федерального правительства по отношению к сепаратистам отражает состояние национальной души. Сама мысль о применении в Квебеке силы повергает канадцев в ужас".
Канада в этом смысле просто уникальна: в мире, пожалуй, нет других стран, где к сепаратистам относились бы столь же мягко. Они это чувствуют и сполна пользуются этим. "Правительство никогда не пыталось удержать нас от реализации сепаратистских замыслов, – признавал один из бывших лидеров Квебекского блока. – Власти любой другой страны в подобной ситуации наверняка использовали бы собственную версию закона о военном положении или же пошли бы на иные жесткие меры, направленные на поддержание порядка. Но благодаря демократическим институтам того самого государства, которое мы пытались разрушить, наше движение, напротив, получало возможность беспрепятственно делать свое дело". И это действительно так. Балансирование на краю пропасти, особенно остро прочувствованное Канадой в октябре 1995 года, во время последнего референдума в Квебеке, когда лишь небольшая горстка избирателей спасла страну от развала, местные авторы склонны комментировать в духе Толстого и Ганди: "Канадцы ненавидят насилие. Их мнение на этот счет разделяют и квебекцы". Здесь очень любят вспоминать высказывание бывшего премьер-министра Трюдо: "Канада не может и не должна строиться на силе. Государство останется единым лишь в том случае, если его граждане добровольно пожелают жить вместе".