72115-1 (639493), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Мотивируя право своего героя на столь крайние действия, Михаил Елизаров пишет: "Убийство врага на войне не было жестокостью, православному священнику или монаху Церковь не воспрещала быть ратником. Цыбашев тоже участвовал в войне, в которой не ждал для себя пощады. Сломленное православие все больше утрачивало возможность защищать себя и свое государство. Враг безнаказанно позволял все мыслимые кощунства на захваченной территории. Надежды на духовную преемственность не оставалось. России уже некуда было нести свою веру. Ее умирание перестало быть чем-то абстрактным. Агония растягивалась на десятилетия, но конец был очевиден и прогнозируем. Цыбашев не мнил себя каким-то избранным защитником Церкви и страны. Он просто не желал смиряться с выкликами нелюдей о "гниющем трупе православия". Цыбашев не считал себя воцерковленным в трупе. Речь не шла о жестокости. Просто имелся предел милосердия и всепрощения..."
Однако, несмотря на столь недвусмысленно изображенные действия главных героев "Pasternak'а", роман Михаила Елизарова - это отнюдь не инструкция для православных, предписывающая, как им нужно отстаивать свою духовность, более того - как всякое произведение, написанное под воздействием силового поля постмодернизма, роман Елизарова не лишен признаков так называемого "стёба", он грешит откровенно нарочитой демонстрацией использования матерщины и, в ообщем-то, отчасти "опускает" все, о чем бы ни заходил разговор на его страницах. Как заметила в своей статье на аналогичную тему "Призраки, вампиры, оборотни" Фотина Морозова ("Литературная газета" № 41 за 8-14 октября 2003 года), автор как бы говорит нам: "Не принимайте меня чересчур всерьез! Ведь то, о чем я веду речь, само по себе слишком серьезно..."
О том, что дело происходит действительно не у Проньки за столом и за каждый случайный пук надо расплачиваться не хиханьками, а своей собственной жизнью, свидетельствует сцена окружения главных героев романа воинством Pasternak'а, пугающим не столько описанием своего внешнего вида, сколько совпадением его примет с реалиями того мира, что окружает сегодня и нас с вами:
"...По склону спускалась очередная колонна - десять рядов по пять человек. Всех отличала одинаковая бесноватость лиц.
- Пятидесятники, - сказал Цыбашев. - Видишь, рядом с адвентистами заняли место.
Адвентисты стояли небольшими группами по семь человек.
- А вон те, которые закрытыми ртами воют?
- Лжехристовы трезвенники. Чуриковцы и колосковцы. Они сейчас жуткую муку адова похмелья испытывают. Они умереть пришли.
- А это физкультурники? Со свастиками на шеях...
- Иеговисты. У них не свастики, а распятия такой формы...
На дальнем фланге он увидел многочисленную группу в черных сутанах, возглавляемую жуткого вида слепцом, в котором Льнов узнал подстреленного им у рериховского фонда сатаниста. Отсутствие глаз не мешало ему командовать своим отрядом и найти место на склоне.
Котловина собрала не меньше нескольких тысяч. А сколько их еще стояло там, на вершине? Они принадлежали к разным сектам, подчас враждебным друг другу. Pasternak объединил всех. Отряды не смешивались и действовали слаженно, руководимые волей крылатого демона. Может, они не видели даже своих товарищей, управляемые каждый своей индивидуальной нитью, тянущейся от сердцу к Pastoru."
А вот и он сам - демонический Pastor Nak, восседающий далеко на заводской трубе так, что Льнову сперва показалось, будто он сидит на перекладине электрического столба недалеко от укрывающего их от осады здания. Поняв его истиное местонахождение, он содрогнулся, подумав о гигантских размерах демона:
"...На перекладине неподвижно сидит огромное существо. Оно распахивает рваной формы крылья. Перепончатая их изнанка лунно-белесого цвета и покрыта надписями. Конской формы гигантский череп еще носит искаженные человеческие черты мертвого поэта. Глаза его горят бледным гнилостным свечением. Черная слизь струится с крыльев, но не капает на землю, оставаясь внутри сущности, словно это не демоническая плоть сочится, а ветер колеблет мазутный шелк мантии на птичьих плечах трупа. Льнов пытается прочесть надписи на крыльях, но слышит голос священника: "Не читай дактиль на этих птерах!" У Льнова кружится голова, меркнут глаза, и он чувствует, словно незримая сила пытается одолеть его волю. Серые тени показываются на вершине котловины. Демон в трупе поэта расселся на столбе-распятии. Трепещущие крылья, как полковые штандарты, собирают под собой новые отряды..."
Итог сражения оказывается предсказуем и трагичен: Льнов, Цыбашев и их боевые товарищи отступают все дальше и дальше в подвалы здания и в конце концов погибают. Однако трагедия романа состоит вовсе не в том, силы четверки сопротивляющихся несопоставимы по своей численности с осаждающими их полками нечисти или что у них заканчиваются боеприпасы. Главная причина поражения героев романа заключается в том, что борьба с инфернальными сущностями ведется ими исключительно при помощи тех же самых средств, что и в романах Стивена Кинга - то есть топоров, пуль и взрывчатки, тогда как, казалось бы, уже на примере его романов должно быть ясно, что обычное материальное оружие способно поражать только те существа, которые являются порождением нашего собственного материальные мира, а против сущностей, порожденных миром не материальным, а инфернальным, должно быть и оружие не материальное. Против бесов сколько топорами ни размахивай, толку никакого:
"...Напрасно Льнов и Нечаев сносили головы стоящих по ту сторону верстака. Через минуту они сражались уже с фонтанирующими кровью мертвецами, которых двигала сила напирающих сзади товарищей. К поредевшим рериховцам присоединились трупно-синие кришнаиты с голыми, как бубны, черепами. Появились неизвестные Льнову нелюди в полувоенной форме с крошечными крестиками на погонах. Поддавшись магическому обману этого деревянного непротивления врагов, Льнов позволил себе подпустить одного из них слишком близко. Глаза лысой твари вспыхнули болотистым огнем, распахнулся рот, поросший узкими, как нити слюны, клыками. Льнов ударил снизу секирой: стальной полумесяц вспорол жилистое горло кришнаитской нечисти..."
Но от итогового поражения это ни Льнова, ни его друзей все равно не спасает, и воинство Pasternak'а одерживает свою очередную победу. Причем суть победы оказывается гораздо шире, чем просто уничтожение четверых борцов с ужасным стихокрылым демоном и его апологетами - "пастерначество", если так можно выразиться, захватывает уже не только литературные, но и многие жизненные высоты, превращая поражаемых своими бациллами людей в роботоподобных бесчувственных зомби.
Эпилог романа - это свидетельство поражения уже не только четверых его героев и их захваченного нелюдями мира, но, к сожалению, также и самого автора, не сумевшего найти для своих персонажей нужной подсказки о том, как им противостоять выведенному им под маской Pasternak'а инфернальному злу.
Несколько на другом уровне - уже гораздо более глубоком, чем один только физический - решается проблема сопротивления нечисти в романе Белоброва-Попова "Красный Бубен", хотя и это произведение тоже написано со всякого рода постмодернистскими штучками и буквально захлебывается в стремлении обхохмить все, к чему только ни прикасается перо его по-сиамски сдвоенных авторов (ибо указанный на титуле Белобров-Попов - это, как следует из копирайта книги, не один писатель, а два: В. Белобров и О. Попов). В шутку или нет, с положительной или отрицательной оценкой, а то и под весьма-таки ироничным углом, но в "Красном Бубне" оказались озвученными практически ВСЕ, бытующие сегодня в российском обществе идеи, включая такие взаимоисключающие из них, как антисемитизм, троцкизм, православное возрождение, сатанинские культы и многие другие. Да и возможно ли понять причины столь стремительного продвижения нечисти по России, если не вникнуть как следует в подоплеку того, что произошло в нашей стране с воцарением так называемых свободы и демократии? Один из персонажей романа - Георгий Адамович Дегенгард - двадцать лет проработал в Музее Искусств, "и ему было очень обидно, что теперь, когда над Россией засветился луч надежды и свободы, вместе со свободомыслием, за которое сложило головы столько русских интеллигентов, пришло засилие хамства. Когда свежий ветер перемен растрепал прически людей, доселе боявшихся лишний раз громко вздохнуть, и они, эти люди, обрадовались тому, что им выпало счастье своими глазами увидеть то, о чем они и не мечтали, случилось неожиданное. Люди поняли свободу НЕПРАВИЛЬНО! Не как возможность высказывать свое мнение о чем угодно, не оглядываясь через плечо, не как возможность сходить в музей и посмотреть все что хочешь, не как возможность прийти в кино и увидеть фильм Тарковского или Вайды без купюр, не как возможность прийти в библиотеку и взять любую (ЛЮБУЮ!) книгу о чем угодно, не как возможность участвовать в управлении государством путем свободного голосования за кого-нибудь, а совсем по-другому! Какая-то дрянь вместо всего этого вышла! Люди расценили полученную ими свободу как свободу гадить друг другу на голову! Гады! Свобода слова свелась к безнаказанной матерщине в общественных местах! Вместо музеев - ночные клубы с проститутками и наркоманами! В кино и по телевизору - пропаганда насилия и сексуальных извращений. А за какие госуют партии? За партии негодяев и мошенников! Убить человека стало легче легкого! Заплати наемному убийце за грязную работу и всё! И можешь, если денег хватит, убивать кого хочешь - хочешь банкира, хочешь президента, хочешь популярного телевизионного ведущего, если тебе не понравилось, как он постригся..."
Я не знаю, хотели того сами авторы или нет, но их роман можно без всякого преувеличения назвать очередной "энциклопедией русской жизни". Просто эта самая жизнь у нас нынче... такая... что литературно и не выразишь...
"...Мишка вернулся к трактору. Завинтил гайку. Сел на гусеницу, закурил. Мимо прошел грязный гусь. Вот и я, как этот гусь носатый - всю жизнь в машинном масле. - Коновалов вздохнул. - И вся страна так. Ходит грязная, нищая... тощая и вонючая... Отчего так выходит? Страна же наша богатая, и люди в ней хорошие - все условия для нормальной жизни налицо. А живем в жопе! Почему так? Вопрос..."
Читая почти восьмисотстраничный роман Белоброва-Попова о нашествии вампиров на деревню Красный Бубен, то и дело ловишь себя на сопоставлении этого произведения с творчеством широко ныне растиражированного в России Стивена Кинга. При этом речь идет не столько о следовании за какими-то внешне эффектными сюжетными линиями этого неистощимого на пугающие истории автора, сколько как раз о характерной для него психологически точной выписанности особенностей поведения большинства его персонажей, а также о правдиво-достоверной детализации и самой воссоздаваемой на страницах "Красного Бубна" народной жизни, вместе с хорошо узнаваемыми подробностями которой "заглатываются", как искусно выточенная блесна, и откровенно фантастические сцены нападения мертвецов на обитателей этой тамбовской глубинки. Давно ведь известно: чем узнаваемее и реалистичнее изображен фон произведения, тем легче читателю принять вместе с ним и вкрапленное в него фантастическое наполнение. (Не случайно ведь Габриэль Гарсиа Маркес счел необходимым подчеркнуть в своем романе "100 лет одиночества" ту деталь, что Ремедиос Прекрасная не просто вознеслась однажды на небо, но сделала это именно на перкалевых простынях, которые она развешивала со своей сестрой во дворе для просушки.) Вот и почти весь роман Белоброва-Попова наполнен именно такими - художественно достоверными - приметами реальной сегодняшней жизни самого что ни на есть рядового и хорошо всем знакомого человека российской глубинки (разве что, может быть - касающимися не столько ее материальных, сколько общественно-политических характеристик или же интеллектуально-нравственного уровня ее граждан). Читаешь - и, пускай и против своей собственной воли, пускай даже морщась брезгливо фыркая в сторону, а соглашаешься - увы, это наша сегодняшняя жизнь и наши о ней суждения. По крайней мере, довольно многих из нас. Например, такие, как о произошедших в стране переменах:
"- Да... Говно... Одно кругом говно теперь... Вылезло говно и все засрало... Точно, а?.. Вот именно!.. Раньше-то говно не пускали! Не было хода говну... Перекрыты были для говна все пути! Извне и изнутри! Всё было в рамках, - пенсионер рубанул ребром ладони по воздуху. - А вот пустили тонкую струйку в восемьдесят пятом - и вон чего из этого вышло! Говно вышло из берегов и всё затопило!.."
Или - о власти в России:
"...Георгий Адамович подошел к столу, освещенному желтым светом настольной лампы. За столом сидел Игорь Степанович Хомяков в синей форме и разгадывал кроссворд...
- Здорово, Георгий... Ходячий мертвец из пяти букв, вторая "о"?
- Зомби.