shmel (638915), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Таким образом, мы видим, Шмелев преодолевал многие начальные свои заблуждения, но его искания как будто не были основаны непосредственно на православных началах. Шаги он делал в верном направлении, но пока пребывал в сфере «общечеловеческих» ценностей. Его можно с равным успехом назвать и христианином, и толстовцем, и приверженцем общедемократических понятий. Но не нужно забывать одного: Шмелеву уже была дана в детские годы истина православная. Она была вложена в него, именно она заставила его возвысить совесть над всеми прочими ценностями бытия, искать Истину под оболочкой видимого зла.
Промыслительная воля провела писателя через тягчайшие испытания, очистила его душу от всего, что затемняло для него самое возможности православного осмысления «творящейся жизни». После трагических событий 1917 г. Шмелев проехал через всю Россию, сопровождая «поезд свободы», в котором из сибирской дали возвращались ссыльные и каторжные делатели революции – продолжать свое черное дело. Он увидев их вблизи и – ужаснулся. Он ужаснулся творящемуся в России. И понял, что начинается. Шмелев рассказал о том жестко и жестоко в очерке «Убийство» (1924), уже пребывая в эмиграции – «сорвавшаяся с винтов жизнь, заманчива без колеи». Он увидел то страшное, что несет с собой демократия, опускающая собственные и без того примитивные лозунги на уровень обыденного сознания: вседозволенность. «Революция есть антихристианство», - провидчески предупреждал еще Тютчев. И вот она подтверждала то пророчество. «…эта гнусь-мразь, прикрывавшаяся высокими лозунгами «человекобратства», разжигала, мутила и ослепляла массы…». Шмелев писал свои обличения густо и сильно. Шмелев заплатил сполна за право говорить истину. Он прошел через бедствия гражданской войны в Крыму, через бессильное созерцание преступлений красного террора, с котором ему выпало потерять единственного сына. Тогда он был близок к отчаянию, к умоисступлению. Он был близок к тому, чтобы поддаться искушению – подчиниться безверию. Но выстоял, преодолел соблазн. О том – эпопея «Солнце мертвых» (1923). В ней Шмелев являет себя впервые как мыслитель, слишком прозревающий смысл творящейся жизни. И творящейся смерти. Прежде всего, он ясно утверждает: то была борьба против русского начала в жизни. Уничтожались прежде всего те, кто защищал Россию, русскую землю, русскую веру. Заодно с ними, как бы и случайно, безвинно гибли обычные мирные жители, виноватые только тем, что – русские. «И вот – убивали, ночью. Днем … спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали… Целые армии в подвалах ждали. Юных, зрелых и старых, - с горячей кровью. Недавно бились они открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и австрийских. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их брали и убивали». Шмелев позднее о том же писал: убивали тех, кто нес в себе нравственное русское начало – чтобы тем вернее развращать и порабощать остальных, утративших опору в подлинном, что было в их жизни. Писатель главное обвинение обращает к вождям: «Жестокие из властителей, когда-либо на земле бывших, посягнули на величайшее: душу убили великого народа». Сытым и слепым, бросает Шмелев обвинение жестокосердным и тепло хладным европейцам, много виноватым в этом беспощадном абсурде истории, он обличает их словоблудие, за которым укрывают они непосильное их тупому воображению страдание неведомых и малоинтересных им людей». «Но теперь нет души и нет ничего святого. Содраны с душ человеческих покровы. Сорваны – пропиты кресты нательные. На клочки изорваны родимые глаза – лица, последние улыбки – благословения, нашаренные у сердца…» Говорю: есть у вас совесть?! «А что такое совесть? – говорит, - У нас простой коммерческий расчет! Это гораздо больше, чем ваша совесть». Герой Шмелева мечется с вопросом: «Покинул Бог человека? Или человек не может разглядеть Его во мгле торжествующего зла? Вот он признается: «Бога у меня нет: синее небо пусто». Незначительное событие, подарок старого татарина – когда все человеческое, кажется, отошло в небытие, переворачивает душу. «Горят в печурке сучья из Глубокой балки – куски солнца. Смотрит в огонь старый Абайдулин, и я смотрю. Смотрим, двое – одно, на солнце. И с нами Бог. …не уходи от нас, Господи, останься. В дожде и в ночи пришел Ты с татарином, по грязи… Пребудь с нами до солнца! Вот где сказалось то детское – знание, что: везде Христос. «Аще бо и пойду посреде сени смерныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста». Вот поворотный момент в бытии Шмелева. Во всем его творчестве. Завершилась пора сомнений, и соблазнов, и заблуждений. Теперь он начнет свое движение ввысь. Только к небу, к путям Господним. К Нему. Эпопея – рассказ о переходе от страдания в мире к страданию о мире и о его страданиях. И недаром ставятся Ильиным рядом имена Достоевского и Шмелева: оба познали смысл не просто страдания, но сострадания. В эмиграции Шмелев продолжил художественное осмысление происшедшего и происходящего. Крым его все никак не отпускал – и многие рассказы связаны именно с крымскими воспоминаниями – «Два Ивана» (1924), «Каменный век» (1924), «Свет Разума» (1926), «Чертов балаган» (1926), «Крест» (1936), «Виноград» (1936), «Однажды ночью» (1936) и многие другие, составившие цикл «Крымские рассказы». Впоследствии появляется рассказ «Куликово поле» (1939-1947). Преподобный Сергий переносит на Куликовом поле обретенный чудесным образом Крест за сотни верст, в Сергиев Посад – в одно мгновение, и тем укрепляет пребывающих в испытании веры людей. Об этом событии таинственно и промыслительно дается узнать персонажу – рассказчику, который проникается новым для него чувством. «Я тогда испытал впервые, что такое, когда ликует сердце, знаю определенно только одно чувство освобождения. Все томившее пропало, во мне засияла радостность, светло-светлую свободу – именно, ликование, упование: ну, ничего не страшно, все ясно, все чудесно, все предусмотрено, все – ведется… все – так надо. И со всем этим – страстная, радостная воля к жизни – полное обновление». В этих словах – внутреннее ощущение самого Шмелева – ощущение того, что есть Промысл и как он воздействует на душу человека: ничего не страшно, потому что везде Христос. Вот на укрепление какого чувства направлено действие Промысла.
В 1930 – 1931 гг. Шмелев написал «Богомолье» - повествование о паломничестве к Троице-Сергию, ребенком, с тем же Горкиным, с отцом. В этой книге писатель рисует живое соприкосновение с миром святости. Он показывает, каким реально было старческое служение подвижника, старца Варнавы Гефсиманского, описывает его труды. В «Богомолье» развернута картина паломничества в монастырь, к «преподобному» (Сергию) и «батюшке» (Варнаве), множества различных людей из разных слоев. Здесь предстает как 6ы вся верующая Россия: кто-то идет за исцелением физических недугов, кто-то — за указанием жизненного пути, и общая цель паломников — излечить, укрепить душу, «пообчиститься, совлечься грязи», или, как говорит Горкин, «подышать святостью». Вся книга — также отражение чисто |детского восприятия мира; в памяти мальчика остаются веселый перезвон колоколов, вкусный квасок, роспись «с медведем». Смысл монашеской жизни еще не доступен для понимания ребенка, но сердцем он чувствует реальное присутствие благодати: во время паломничества, пребывания в обители он испытывает ощущение праздника, небесной радости. Кульминация книги — и главная цель поездки — благословение у старца Варнавы, воссозданное Шмелевым с признательной любовью. Он показал, каким было старческое служение подвижника, описал его труды и деятельную любовь, изливавшуюся на всех, кто приходил к нему за советом и утешением. В памяти писателя запечатлелись свет и ласка, исходившие от «батюшки - утешителя», сердечное умиление, как бы расплавление своей гордыни и самости и внезапное исчезновение всех душевных страхов и сомнений, о чем свидетельствовали все, кто встречался с о. Варнавой. В «Богомолье», таким образом, Шмелев описал живое соприкосновение с миром святости. И это воспоминание оказалось спасительным для самого художника. «Работа над “Богомольем” спасла меня от пропасти, — удержала в жизни... О сем знала лишь ныне покойная моя жена»,— признавался он впоследствии в письме епископу Леонтию 24 мая 1949 г.
В «Богомолье» у Шмелева «много земного, бытового, обыденного – это правда. Но тема «Богомолья» - над-земная, над-временная», - пишет Дунаев. Богомолье – есть путь. Путь человека к Богу. Путь России – к Истине. «Аз есть путь…»(Ин. 14,6). Богомолье – путь Христов. Ильин о том писал: «Сила живой любви к России открыла Шмелеву, что он здесь утверждает и показывает, что русской душе присуща жажда праведности и что исторические пути и судьбы России осмысляются воистину только через идею «богомолья»… (29,6,390) Об этой идее Ильин сказал прекрасно и точно: «Богомолье! Вот чудесное слово для обозначения русского духа… русский человек, уходя к святым местам через леса и степи, «уходил» ко святым местам своего личного духа, пробираясь через чащу своих страстей и через пустоты своей, религиозно еще не возделанной души…
Богомолье! Оно выражает самое естество России – и пространственное, и духовное… это ее способ быть, искать, оберегать и совершенствоваться. Это ее путь к Богу. И в этом открывается ее святость».
Русского человека, утверждает Ильин, вела по дорогам богомолья жажда праведности. А это есть отражение жажды Бога. В «Богомолье» Шмелев освежил в себе то, что вело его когда-то в детские годы к преподобному Сергию и к старцу Варнаве. Жажда Бога – становится определяющим творчество Шмелева состоянием, которое уже нераздельно и неотступно владеет им при создании всех последующих произведений.
В 1932 – 1933 гг. Шмелев работает над романом «Няня из Москвы», на страницах которого раскрывается проникновенный образ русской верующей старушки. В ней отразились новые духовные состояния Шмелева отразились. Существенно новое в творчестве писателя — то, что роман выявляет не просто «красоту народной души, запечатленную и во многих предшествующих героях художника, но именно цельное православное мировоззрение, подлинно христианские взгляды на мир, человека и все происходящее с ним.
«Няня из Москвы» - роман о чуде, совершенном Промыслом Божиим. Старая няня никакого чуда не совершает. Она лишь живет и действует, согласуясь со своею верою, - и эта вера творит чудеса. Вот о чем, по мнению исследователей, написан роман. Писатель осмыслет это Начало, руководящее действиями человека, который передает себя верою своею воле Творца. Роман «Няня из Москвы» - первое у Шмелева произведение, в котором полно воплотились принципы нового творческого метода. «Если понимать сказку не как некое волшебное неправдоподобие, то роман Шмелева – именно сказка», - пишет Дунаев. Сказка – ложь, да в ней намек… Сказка – правда. История, которую рассказывает няня своей давней знакомой, встреченной ею в Париже, - проста и одновременно многосложна. Она воспитывала в богатой семье либеральных интеллигентов свою любимую Катичку. Родители – неплохие люди, да «без царя в голове». Барин, известный доктор, - погуливал; барыня, глупая, истеричная, - томилась от безделья и ревности, что довело ее до злой чахотки. Сама Катичка, девица не слишком умная, но своенравная, капризная, отчасти тоже истеричная, кичилась своими красотой и образованностью, училась на актрису, не имея ясной цели в жизни. В пору разгула революционных событий 1917 г. родители вынуждены были уехать в Крым на лечение (где скоро умерли), а за ними – и дочь с нянею. Из Крыма, натерпевшись многих бед, они бежали от большевиков, долго скитались по Европе, побывали в Индии, затем очутились в Америке. Катичка стала кинозвездою, но счастлива не была. Долгая история взаимоотношений ее с молодым человеком, с Васенькой, человеком характера прямого и благородного, начавшаяся еще в России, история любви и взаимного мучительства, составила стержневую линию всех событий, о которых повествует добрая няня. Васенька, еще в начале всей истории сватавшийся к Катичке, получил неопределенный отказ, затем ушел на германскую войну, воевал и в Белой Армии, после за границею прошел через многие беды, но сумел завершить инженерное образование и также обосновался в Америке.
Истерзавшись, глядя на несчастливую жизнь молодых людей, причиною которой был прежде всего вздорный характер девицы, няня решается на отважный для ее лет и положения поступок: она одна отправляется в Европу, чтобы добыть некое письмо, ставшее главным поводом для раздоров между молодыми людьми. В итоге она устраивает все ко благу, сама же начинает готовить себя потихоньку к мысли о скорой смерти. Няня полна деятельной любви и готовности самоотверженно служить ближним, ее главные стороны души – незлобивость и поистине христианское всепрощение и терпение. Центральное место в ее сознании занимает понятие греха, и все, происходящее с ней, с окружающими она воспринимает в координатах: грех – наказание за грех – искупление его через страдание. Это относится как к отдельным людям, так и к судьбе всей России. Ответ, который Шмелев мучительно искал долгие годы, пытаясь понять, почему произошла русская катастрофа, он находит в христианском взгляде на историю. По убеждению няни, все страшное, что случилось со страной, попущено Господом, чтобы «вразумить» россиян: «… душа-то уж разболталась, ни туда, ни сюда … а так, по ветру. Уж к тому и шло. Только тогда, когда забыли про душу, нечистому сила-то дана!». В простых фразах няни открывается и великий смысл страдания – то, перед чем прежде в недоумении останавливался Шмелев. Голгофа России оказывается заслуженной карой, необходимой для ее очищения и воскрешения. Страдания очищают и приводят к Истине: теряя богатство, здоровье, герои романа обретают душу.
Теперь художник не отображает социальные типы, но пытается раскрыть «образ и подобие» Всевышнего в человеке, ищет не преходящее, на вечное. Он видит определяющими в поведении не социальные, политические, экономические, биологические и прочие побуждения, но – духовное тяготение к Божией правде, жажду Бога, ищет освобождения от губительного воздействия исторических обстоятельств, показывает человека вне истории, не во времени, а в вечности. Теперь: он хорошо видит все «гримасы жизни», но для него важнее укрытая под ними красота Бытия, т.е. правда Божия.
«Найдите сущность, повелевающую без насилия, без подавления человека, - жизнь расцветет чудесно – под всеми ярлыками, - писал он, определяя для себя смысл своего искусства, в статье «Пути мертвые и живые». – Я вижу только одну сущность:
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
