20334-1 (636730), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Образование крупных феодальных государств немало содействовало взаимному сближению и слиянию в один народ нескольких политико-экономических, этнографических и лингвистических единиц. В период роста национальной концентрации великорусов около Ростова, Суздаля, Владимира, затем Москвы по окраинам Великоруссии находились сложившиеся крупные политические организации, почти независимые от среднерусского центра: великие княжества Тверское, Рязанское, Нижегородское, а на северо-западе - "народоправства" Великого Новгорода и Пскова, автономные во внутренних делах.
4
Колыбелью великорусской народности была область Ростово-Суздальская, из которой выросло Московское государство. В течение двух столетий - со второй четверти XIV, кончая первой четвертью XVI в. - Москва объединила все области, занятые севернорусами, и восточную половину среднерусских княжеств.
Москва находилась в центре великорусской территории на стыке разных диалектальных групп. На юге и западе от Москвы в непосредственном соседстве с городом простирались южновеликорусские поселения, на севере и востоке - северновеликорусские. Этнографический состав самого московского населения был пестр и разнороден. При начале политического роста Москвы в ней разные слои общества говорили по-разному, одни - по севернорусски, другие - акали. Акад. А. А. Шахматов высказал предположение, что высшие классы Москвы в XIV-XV вв. пользовались преимущественно севернорусским наречием. "Московская культурная жизнь преемственно была связана с севернорусскими центрами; боярство, духовенство, дьяки потянулись в Москву из Владимира, Ростова, Суздаля, Переяславля и других старших городов". Но ни в XIV, ни в XV в. Москва не могла еще выработать своего языка, создать "койнэ", общегосударственный язык. Диалектальные различия русского языка все еще расценивались как равноправные, несмотря на быстрый рост влияния государственного языка Москвы.
В конце XV - начале XVI в. удельные княжества одно за другим поглощаются Московским государством (в 1463 г. Ярославль, в 1474 г. Ростов, в 1485 г. Тверь, в 1517 г. Рязань). Теряют свою вольность и становятся областями Московского царства вольные севернорусские "народоправства" (Новгород в 1478 г., Вятка в 1485 г., Псков в 1510 г.). Таким образом, в начале XVI в. из феодального союза областей, в известной степени самостоятельных, образовалось Московское государство. В языке этого государства долго еще сказывались следы областного разъединения, которые сгладились только в XVII в. Например, Новгород до половины XVI в. сильно влиял на московскую культуру, поставляя Москве и литераторов, и живописцев, и ученых, а иногда и политических деятелей. Но Московское государство, естественно, должно было насаждать в присоединенных областях свой общегосударственный язык, язык правительственных учреждений, язык московской администрации, бытового общения и официальных сношений.
Феодально-областные диалектизмы не могли быть сразу нейтрализованы московским приказным языком.
В XVI в. осуществляется грамматическая нормализация московского письменного языка, который становится единым общегосударственным языком Московского царства. В XVI в. среди областных разветвлений русского письменного языка наиболее выделялись два типа: новгородский и рязанский. Но они уже не могли выдержать конкуренции с языком московских приказов, хотя и не могли не влить некоторых своеобразий своей языковой культуры в общевеликорусский язык.
Первые переводы произведений западноевропейских литератур, сделанные, несомненно, в Московской Руси, относятся ко второй половине XV в. и принадлежат по преимуществу Новгороду. В начале второй четверти XVI в. новгородские переводы сходят со сцены. Переводная деятельность сосредоточивается в Москве, которая усваивает новгородские "европеизмы", новгородские культурные завоевания в сфере языка. Язык Москвы не только вбирает в себя областные слова, создавая из них богатую синонимику, но он с конца XV в. постепенно европеизируется, сначала освоив старые новгородские достижения. Для московского языка предшествующего периода, по сравнению с новгородскими европеизмами, были характерны заметные следы тюрко-татарских заимствований, чуждых Новгородской области, например, алтын, армяк, кафтан и т. д.
В области грамматики московский письменно-деловой язык XVI в. представляется гораздо более регламентированным, чем языки Новгорода или Рязани, в которых свободно проявляются местные особенности живой речи. В связи с этим московский письменный язык кажется консервативным. Он ближе по своему грамматическому строю к славяно-русскому языку. Есть основания думать, что в связи с великодержавными притязаниями Московского царства на роль Великорусской империи, на роль "третьего Рима", московский деловой язык с конца XV - начала XVI в. подвергался сознательной архаизации и регламентации по образцу литературного славяно-русского языка (ср., например, преобладание в XVI в. форм дат. над. местоимений тебiь, себiь при господстве народных тобiь, собiь в XV в.).
С половины XVI в. язык Москвы подвергается (по-видимому, в связи с социальными переворотами времен Ивана IV) сильному влиянию акающих говоров и воспринимает основные черты южновеликорусского вокализма. Язык высших слоев московского общества теряет ряд особенностей, восходивших к государственному языку старых великодержавных центров Северо-Восточной Руси (Ростова, Суздаля, Владимира), например оканье, употребление им. над. в функции винительного при инфинитиве (ср. шутка сказать) и др.
В московском языке XVI в. развиваются новые фонетические и морфологические явления, которые свидетельствуют об усиливающемся влиянии южновеликорусской народной стихии на складывающийся общий язык великорусской народности. Таковы: переход имен на -ко и -ло (Степанко, Михаила, Данило, запевало) в категорию личных слов на -а; проникновение безударных окончаний -ы, -и в им. над. мн. ч. слов ср. рода; распространение женских окончаний дат., тв. и предл. пад. мн. ч. -ам (-ям), -ами (-ями), -ах (-ях) в других типах склонения и др.
Таким образом, московский приказный язык, почти свободный от церковнославянизмов, к началу XVII в. достиг большого развития и имел все данные для того, чтобы вступить в борьбу за литературные права с языком славяно-русским. Этот деловой язык применялся не только в государственных и юридических актах, договорах и пр., но на нем же велась и почти вся корреспонденция московского правительства и московской интеллигенции, на нем же писались статьи и книги самого разнообразного содержания: своды законов, мемуары, хозяйственные, политические, географические и исторические сочинения, лечебные, поваренные книги и т. д. Расширяя круг своих стилистических вариаций, этот язык постепенно усиливает свои притязания на литературное равноправие с языком славяно-русским. Элементы этого языка проникали в традиционный литературный и славяно-русский язык и подготовляли создание общенационального литературного русского языка.
Однако до середины XVII в. деловой язык московских приказов в сущности не был языком ни художественной, ни тем более философской и научной литературы в собственном смысле. Только со второй половины XVII в. эволюция русского литературного языка решительно вступает на путь сближения с московским приказным языком и с живой разговорной речью образованных слоев русского общества, сокрушая систему славяно-русского языка, который в Северо-Восточной Руси сам пережил сложную эволюцию.
5
Славяно-русский язык в Северо-Восточной Руси сначала продолжал развивать южнорусские, киевские традиции, хотя и подвергался натиску со стороны совсем иных диалектов живой восточнославянской речи.
Однако областные видоизменения славяно-русского языка не ломали ни его основного лексического состава, ни его грамматического строя. К концу XIII - началу XIV в. различия между грамматическим строем славяно-русского языка и грамматическими особенностями живых народных говоров углубились, так как грамматика живой речи эволюционировала гораздо быстрее (ср. утрату форм имперфекта, аориста, широкое развитие видовых различий и другие явления живой речи).
Рознь между литературным книжным языком, объединявшим в своем составе три главных элемента - церковнославянский, греческий и русский народный, и между живым русским разговорным языком особенно резко обозначилась с XIV в. "До тех пор, пока в народном языке сохранялись древние формы, т. е. до XIII столетия, оба они находились еще в некотором равновесии и оказывали взаимное друг на друга влияние" (И. И. Срезневский). Различие двух языков еще более усилилось под влиянием той реформы, которая происходила в славяно-русском языке с конца XIV в. в течение XV-XVI вв. и которая известна под именем "второго южнославянского влияния".
Реформа славяно-русского языка падает на время наиболее оживленных сношений Руси с Византией и ее церковно-книжными центрами - Константинополем и Афоном - на вторую половину XIV в. После ослабления этих связей в XII-XIII вв. они возобновились с новою силою под влиянием тех перемен, которые в XIV в. происходили на русской территории (начало создания Московского государства, образование Литовско-русского, судьба Киева и т. д.). Реформа славяно-русского языка отражает идею государственного и культурного объединения русских феодальных областей в мировую славянскую державу, которая должна воспринять культурное наследство угасавших южнославянских государств и Византии.
Процесс роста и централизации Московского государства совпал со сменой техники книжного дела. Пергамен уступает место бумаге, а уставное письмо - полууставу. Меняется понятие литературности и расширяется его объем. Идеи государственной централизации и национального объединения ослабляют исключительность религиозного мировоззрения. Идейный подъем великорусского общества сказывается в необычайно быстром расширении состава письменности. "Южнославянское влияние" с конца XIV в. отвечало назревшей потребности. Размеры пришлой со славянского юга литературной продукции были настолько велики, что исследователи "второго южнославянского влияния" (например, акад. А. И. Соболевский) считают возможным говорить о расширении состава русской письменности почти вдвое.
Новая струя византийско-южнославянского влияния, несшая с собою пышную риторику, политические, религиозные и философские идеи юго-славянских государств, обнаруживается в древнерусском литературном языке конца XIV в. и расширяется в русской письменности XV-XVI вв. Укрепляется своеобразный болгарский (терновский) живописный и украшенный стиль риторического "плетения словес".
Усиливается тенденция к сближению синтаксических и фразеологических форм церковнославянского языка с греческим. Изысканно-книжная южнославянская лексика и фразеология, полная тропов и фигур, насыщенная образами церковной лирики, широким потоком вливается в славянский язык. Устанавливаются новые архаистические нормы славяно-русской графики и орфографии на основе южнославянской, которая, в свою очередь, опиралась на графику греческую. Создается особая огласовка русских слов, далекая от живой речи, создается особый полууставной почерк и особая манера иллюстрирования книг. Славяно-русский язык рукописей до половины XIV в. богат общерусскими и местными особенностями живой речи. Напротив того, церковнославянский язык многих рукописей половины XV в. как бы избегает резких орфографических русизмов, но зато не свободен от древних и поздних болгаризмов. Все это ведет к строгой унификации литературно-книжного языка, уничтожая разнобой как продукт исторических смен и феодального разобщения областных диалектов.
Из Сербии, где перекрещивались славянская, византийская и романская стихии, прививаются к русскому литературному языку идеология и стилистика европейского рыцарства.
В Россию переносится значительное количество новых переводных сочинений, под влиянием которых формируются новые стили литературного языка и появляются новые оригинальные сочинения. В период этого расцвета славянизированного языка русская литература оказалась увеличившеюся почти вдвое, унаследовав литературные богатства Юго-Славии и Византии, отличавшиеся разнообразием и удовлетворявшие всевозможным потребностям и вкусам культурной верхушки общества.
В новом риторическом стиле XV-XVI вв. расширялись и обогащались выразительные средства русского литературного языка. Так, по наблюдениям В. О. Ключевского, Епифаний Премудрый в Житии Стефана Пермского для характеристики своего героя набрал в одном месте 20 разных эпитетов, в другом 25. Разрабатывается область синонимов и синонимических оборотов.
Поворот к книжно-риторическому, славянизированному стилю, вызванный "вторым южнославянским влиянием" с конца XIV в., является чрезвычайно важным этапом в истории русского литературного языка. Без правильной оценки его становится непонятным то большое количество славянских элементов, слов и оборотов, которое до сих пор существует в русском литературном языке. Ведь в XI-XIII вв. влияние русской народной среды резко меняло состав и строй старославянского языка на Руси, его все больше русифицируя и демократизируя. Теперь же, с ростом московского самодержавия, с возникновением идеи "Москва - третий Рим", славяно-русский язык претендует на исключительное значение в сфере высокой литературной идеологии. Величие литературного диалекта, отгороженного от повседневного делового языка и живой речи простых людей, должно было символизировать высоту новой политической идеологии и культурный блеск великорусского государства, выраставшего из недр феодализма.
Ученик Максима Грека Зиновий Отенский (XVI в.) так формулировал новые тенденции литературно-языкового развития; "Я думаю, что это лукавое умышление... людей грубых смыслом возводить в книжные речи от общих народных речей, тогда как по моему прилично книжными речами исправлять общенародные речи, а не книжныя народными обесчещивать".
Курбский в предисловии к "Новому Маргариту" просит читателя внести в язык необходимые исправления: "аще гдЬ погрЬшихъ в чемъ, то-есть, не памятаючи книжныхъ пословицъ словенскихъ, лЬпотами украшенныхъ, и вмЬсто того буде простую пословицу введохъ...".
Боярин Василий Тучков, перерабатывая первичный, непритязательный очерк Жития Михаила Клопского в новом книжно-риторическом стиле макарьевских "Четьих-Миней", заменяет, например, русское слово ширинка церковнославянским убрус и считает нужным во введении подчеркнуть свое знакомство с риторикой, философией и софистикой. В высоком книжно-риторическом стиле образуются искусственные неологизмы по архаическим моделям, куются сложные слова (типа великозлобство, зверообразство, властодержавец, женочревство и т. п.).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
