3671-1 (634830), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Однако подлинный трагизм ситуации заключался в том, что монашеский склад был только одной и, вероятно, не главной стороной гоголевской натуры. Художническое начало преобладало в нем; кризис Гоголя - следствие внутреннего конфликта между духовными устремлениями и писательским даром.
Любовь Гоголя к монашескому образу жизни выражена в конкретных словах составленной им молитвы, которая содержится в его записной книжке 1846 - 1851 годов: "Милосердия, Господи. Ты милосерд. Прости все мне грешному. Сотвори, да помню, что я один и живу в Тебе, Господи; да не возложу ни на кого, кроме на одного Тебя, надежду, да удалюсь из мира в святой угол уединения". Это устремление Гоголя было открыто не только его ближайшим родственникам или таким литературным соратникам, как Жуковский, но и некоторым школьным приятелям .
Отражение духовной жизни Гоголя 1840-х годов можно найти во второй редакции повести "Портрет". Художник, создавший портрет ростовщика, решает уйти из мира и становится монахом. Приуготовив себя подвижнической жизнью отшельника, он возвращается к творчеству и создает картину, которая поражает зрителей как бы исходящим из нее светом духовности. В конце повести монах-художник наставляет сына: "Спасай чистоту души своей. Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою. Другому простится многое, но ему не простится".
Вторая редакция "Портрета" свидетельствует, что Гоголь вполне сознательно шел по избранному пути религиозного осмысления искусства. В повести он как бы наметил программу своей жизни. Его попытка оставить мир летом 1845 года, по всей видимости, не предполагала окончательного отказа от творчества, но как бы подразумевала возвращение к нему в новом качестве. Путь к большому искусству, полагал Гоголь, лежит через личный подвиг художника. Нужно умереть для мира, чтобы пересоздаться внутренне, а затем вернуться к творчеству.
Напряженная внутренняя жизнь этих лет отразилась и на внешнем облике Гоголя. Павел Васильевич Анненков, встретивший его в 1846 году в Париже, вспоминает: "Гоголь постарел, но приобрел особенного рода красоту, которую нельзя иначе определить, как назвав красотой мыслящего человека. Лицо его побледнело, осунулось; глубокая, томительная работа мысли положила на нем ясную печать истощения и усталости, но общее выражение его показалось мне как-то светлее и спокойнее прежнего. Это было лицо философа" . Здесь мы видим весьма выразительный портрет, который показывает нам духовно зрелого Гоголя, нашедшего свой путь.
Национальная идея
"Выбранные места из переписки с друзьями" были задуманы как единое, цельное произведение. Архимандрит Феодор, едва ли не единственный, кто пытался рассмотреть предмет книги, замечал, что мысли Гоголя, "как они по внешнему виду ни разбросаны и ни рассеяны в письмах, имеют строгую внутреннюю связь и последовательность, а потому представляют стройное целое". Отец Феодор различает в книге три идейно-тематических пласта или "отдела". "Первый составляют, - пишет он, - общие и основные мысли - о бытии и нравственности, о судьбах рода человеческого, о Церкви, о России, о современном состоянии мира..." Второй "отдел" состоит из мыслей, касающихся "искусства и в особенности поэзии". Третий составляют некоторые личные объяснения автора о себе, о сочинениях своих и об отношении его к публике.
Схема отца Феодора носит в достаточной степени условный характер: эти "отделы" можно перераспределить или выделить другие - например, письма об обязанностях различных сословий и о призвании каждого отдельного человека ("Что такое губернаторша", "Русской помещик", "Занимающему важное место", "Чей удел на земле выше"). Но главное, в чем архимандрит Феодор, несомненно, прав, - это то, что мысли Гоголя имеют определенную внутреннюю связь и подчинены выражению основной идеи. Идея эта видна уже в названиях глав, которые поражают обилием национальных акцентов: "Чтения русских поэтов перед публикою", "Несколько слов о нашей Церкви и духовенстве", "О лиризме наших поэтов", "Нужно любить Россию", "Нужно проездиться по России", "Чем может быть жена для мужа в простом домашнем быту, при нынешнем порядке вещей в России", "Страхи и ужасы России", "В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность". В десяти из тридцати двух глав книги национальная идея вынесена в заглавие. Однако и в тех главах, где имя ее отсутствует в названии, речь идет о России, а в предисловии Гоголь просит соотечественников прочитать его книгу "несколько раз" и "всех в России" помолиться о нем. Можно сказать, что главным содержанием "Выбранных мест…" является Россия и ее духовная будущность.
Из всех русских писателей никто, кажется, так сильно, как Гоголь, не обнажил язв русской души, указав и на источник их - роковую отделенность большей части общества от Церкви. Вся неправда суетного и мелочного существования, которая гнездилась в культурной среде и соседствовала с устремленностью к материальным благам и развлечениям, является следствием этой убивающей душу отделенности. Единственным условием духовного возрождения России Гоголь считал воцерковление русской жизни. "Есть примиритель всего внутри самой земли нашей, который покуда еще не всеми видим, - наша Церковь, - писал он. - Уже готовится она вдруг вступить в полные права свои и засиять светом на всю землю. В ней заключено все, что нужно для жизни истинно русской, во всех ее отношениях, начиная от государственного до простого семейственного, всему настрой, всему направленье, всему законная и верная дорога" ("Просвещение"); "Владеем сокровищем, которому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это почувствовать, но не знаем даже, где положили его" ("Несколько слов о нашей Церкви и духовенстве").
Гоголь указал на два условия, без которых никакие благие преобразования в России невозможны. Прежде всего, нужно любить Россию. А что значит - любить Россию? Писатель поясняет: "Тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, - нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином, во всем смысле этого слова".
Не должно также ничего делать без благословения Церкви: "По мне, безумна и мысль ввести какое-нибудь нововведение в Россию, минуя нашу Церковь, не испросив у нее на то благословенья. Нелепо даже и к мыслям нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда не окрестит их она светом Христовым" ("Просвещение").
В своей книге Гоголь выступил в роли государственного человека, стремящегося к наилучшему устройству страны, установлению единственно правильной иерархии должностей, при которой каждый выполняет свой долг на своем месте и тем глубже сознает свою ответственность, чем это место выше ("Занимающему важное место"). Отсюда разнообразие адресатов писем: от государственного деятеля до духовного пастыря, от человека искусства до светской женщины.
Но это - только внешняя сторона дела. Гоголевская апология России, утверждение ее мессианской роли в мире в конечном итоге опираются не на внешние благоустройства и международный авторитет страны, не на военную мощь (хотя и они важны), а главным образом на духовные устои национального характера. Взгляд Гоголя на Россию - это прежде всего взгляд православного христианина, сознающего, что все материальные богатства должны быть подчинены высшей цели и направлены к ней.
Здесь - основная гоголевская идея и постоянный момент соблазна для упреков писателю в великодержавном шовинизме: Гоголь будто бы утверждает, что Россия стоит впереди других народов именно в смысле более полного воплощения христианского идеала. Но, по Гоголю, залог будущего России - не только в особых духовных дарах, которыми щедро наделен русский человек по сравнению с прочими народами, а еще и в осознании им своего неустройства, своей духовной нищеты (в евангельском смысле), и в тех огромных возможностях, которые присущи России как сравнительно молодой христианской державе.
Эта идея ясно выражена в замечательной концовке "Светлого Воскресенья": "Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их. "Хуже мы всех прочих" - вот что мы должны всегда говорить о себе... Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней".
Все вопросы жизни - бытовые, общественные, государственные, литературные - имеют для Гоголя религиозно-нравственный смысл. Признавая и принимая существующий порядок вещей, он стремился к преобразованию общества через преобразование человека. "Общество образуется само собою, общество слагается из единиц, - писал он. - Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою... Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство".
Книга Гоголя говорит о необходимости внутреннего переустройства каждого, которое в конечном счете должно послужить залогом переустройства и преображения всей страны. Эта мысль определяет всю художественную структуру "Выбранных мест..." и в первую очередь их построение.
Расположение писем имеет продуманную композицию, воплощая в себе отчетливую христианскую идею. В "Предисловии" автор объявляет о своем намерении отправиться Великим постом в Святую Землю и испрашивает у всех прощения, подобно тому, как в преддверии поста, в Прощеное воскресенье, все христиане просят прощения друг у друга. Открывается книга "Завещанием", чтобы напомнить каждому о важнейшей христианской добродетели - памяти смертной. Центральное место занимает семнадцатая глава, которая называется "Просвещение".
"Просветить, - пишет Гоголь, - не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь". Без духовного просвещения ("Свет Христов просвещает всех!"), по Гоголю, не может быть никакого света. Через всю книгу проходит мысль, как "просветить прежде грамотных, чем безграмотных", то есть тех, у кого в руках перья и бумага, чиновников, местные власти, которые могли бы просвещать народ, а не умножать зло.
Венцом книги является "Светлое Воскресенье", напоминающее каждому о вечной жизни. В "Выбранных местах..." таким образом читатель как бы проходит путь христианской души во время Великого поста (традиционно отождествляемого со странствием) - от смерти к Воскресению, через скорби (глава "Страхи и ужасы России") - к радости.
В своей книге Гоголь решительно повел речь о "самом важном". "Если мысли писателя не обращены на важные предметы, - говорил он, - то в нем будет одна пустота". Зерно книги зародилось еще в 1844 году - в "Правиле жития в мире", которое глубиной мысли и лаконизмом формы напоминает апостольские послания: "Начало, корень и утвержденье всему есть любовь к Богу. Но у нас это начало в конце, и мы все, что ни есть в мире, любим больше, нежели Бога". Гоголь вместе с некоторыми видными иерархами Церкви (такими, как святитель Игнатий, епископ Кавказский, и святитель Филарет, митрополит Московский) предчувствовал катастрофическое падение религиозности в обществе. Своей книгой он как бы ударил в набат, призывая сограждан к коренному пересмотру всех вопросов общественной и духовной жизни страны. Он обратился с проповедью и исповедью ко всей России.
Оба эти жанра имеют богатейшую мировую традицию. Как проповедь, книга Гоголя ориентирована прежде всего на апостольские послания, в первую очередь любимого им святого апостола Павла, который "всех наставляет и выводит на прямую дорогу" (из письма Гоголя к сестре Ольге Васильевне от 20 января (н. ст.) 1847 года). Далее эта традиция идет через послания святоотеческие (Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Нисского), хорошо знакомые Гоголю. В "Выбранных местах..." он выступает как проповедник и духовный учитель, способный указать путь спасения всем - от первого до последнего человека в государстве. При этом он, подобно святителю Иоанну Златоусту, поучает и обличает соотечественников: "Христианин! Выгнали на улицу Христа, в лазареты и больницы, наместо того, чтобы призвать Его к себе в домы, под родную крышу свою, и думают, что они христиане!"
В гоголевскую эпоху традиция церковного слова жила в проповеднической литературе, наиболее выдающимися представителями которой были святитель Филарет Московский и архиепископ Херсонский Иннокентий. Без сомнения, стиль Гоголя питался не только книжными, но и живыми истоками - постоянно слышимыми им проповедями церковных пастырей.
Не менее глубинную традицию имеет и жанр исповеди, в западной литературе представленный, в частности, классическими произведениями - "Исповедью" блаженного Августина и "Исповедью" Руссо. Он теснейшим образом связан с эпистолярным жанром, весьма характерным для России конца ХVIII - первой половины ХIХ века. Достаточно вспомнить "Письма русского путешественника" Николая Карамзина, "Хронику русского" Александра Тургенева, "философические" письма Петра Чаадаева или письма Василия Жуковского, в том числе и к самому Гоголю. В духовной литературе этот жанр был представлен замечательным произведением иеросхимонаха Сергия - "Письмами Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской" .