2755-1 (634688), страница 4
Текст из файла (страница 4)
По конкретному содержанию творчества, по всему своему развитию русский символизм был сложным явлением, которое невозможно охарактеризовать однолинейными определениями: «пессимизм», «оптимизм», «формализм». Младосимволисты, как мы видели, в ответ на активно выступившую в начале XX века демократическую литературу выдвинули свою, целиком религиозную, но оптимистическую концепцию «слепительного «Да!» теургии. С другой стороны, старшие символисты, утверждавшие, что земная жизнь — безысходная, «зловонная тюрьма», в противовес этому «ужасу» выдвигали свои «спасительные» начала: в мечте, в «мигах» откровений, в постижении «ноумена», побеждающем самую смерть.
И в этом нет, собственно, ничего удивительного. Изгоев, один из авторов «Вех» и единомышленник символистов, писал как-то о «большевистском пессимизме». В. И. Ленин ответил на это: «Пессимизмом вообще г. Изгоев называет пессимизм насчет помещиков и буржуазии. Не связан ли неразрывной связью такой пессимизм с оптимизмом насчет пролетариата в первую голову, а затем и трудящихся мелкобуржуазных масс, об этом г. Изгоев боится подумать».
У символистов был, несомненно, «пессимизм», но лишь насчет того, что касалось революции, демократии, материалистического познания мира. Но в неразрывной связи с таким пессимизмом был у них и свой оптимизм (хотя, разумеется, иллюзорный): насчет «воскресения» России и человека под знаменем религии.
Более того: сплошь да рядом мы встречаемся у символистов со своеобразной оборачиваемостью их тем. Так, например, уход в квиетизм «мечты» оказывается формой активной борьбы с революционной жизненной целеустремленностью. Так тема «страха» оборачивается устрашением инокомыслящих. Лишь в одном символисты остаются верны себе: в борьбе с материализмом и революцией.
В этой связи следует сказать и о «критике» символистами буржуазии, царской бюрократии, мещанства. Да, такие мотивы встречаются у них. Символисты представляли собой духовную элиту своего класса. Как правило, это были высокообразованные люди, особенно в области филологии: знатоки античности, иностранных языков, русской и западной литературы... И они не принимали капитализма в его, так сказать, оголенной форме власти чистогана, «счета» и т. п. Они клеймили также мещанство, людей типа Передонова, воплощающих варварские, звериные начала.
Но и эти темы оборачивались у них активной антиреволюционной стороной. Варварами, «многоножкой» оказывается у Белого вся революционная и материалистически мыслящая демократия («Симфонии», «Петербург»). «Царством мещанства», «Грядущим хамом», возвещает Мережковский, является «беспочвенный, безземельный петербургский пролетариат, который есть воплощение хлестаковской легкости и стремится только к умеренной сытости и спокойному довольству в вавилонской башне социал-демократии» («Гоголь и черт», «Грядущий хам»).
Г. В. Плеханов писал, что французские романтики, «находившиеся в разладе с окружавшим их буржуазным обществом, возмущавшиеся грязью, скукой и пошлостью буржуазного существования», тем не менее своим творчеством не выражали «ничего опасного для буржуазных общественных отношений, ничего не имели против названных отношений». То же относится и к «критике» символистами буржуазии и мещанства. Ибо их положительные «идеалы» — утверждение индивидуализма (старшее поколение), религиозной «общественности» (младшее поколение), спасительности «мигов», страстей, мечты, «иных миров»,— неизбежно приводили к смирению, покаянию, послушанию и т. п. В конечном счете все они приводили к утверждению в мистифицированной форме незыблемости существующего общественного строя.
В этом отношении чрезвычайно характерна драма Гиппиус, Мережковското и Философова «Маков цвет» (1908), посвященная центральной теме эпохи: революции 1905 года.
Четыре действия «Макова цвета» охватывают важнейшие исторические моменты: 18 октября 1905 года, конец декабря того же года, конец июля 1906 года, октябрь 1906 года. Три основные силы сталкивают авторы пьесы.
Первая представлена социал-демократами Бланком и Когеном. По-своему они честны и искренне борются за революцию в духе своей программы. Однако, по мысли авторов, все мировоззрение этих людей, вся их целеустремленность — лживы, пагубны, чужды России и русскому народу.
Вторая сила — Андрей и Соня. Это честные и благородные, «истинно русские» молодые люди. Но оба они оказываются под «антинациональным» социал-демократическим влиянием Бланка, и именно это приводит их к гибели. Андрей, поверивший Бланку со всем пылом юности, бессмысленно погибает на московских баррикадах; а Соня, слишком поздно понявшая, что все проповедуемое Бланком, вся его жизнь, — «холодный туман», тоже не находит спасения.
Наконец, третья сила — Борис, поручик гвардейского полка, участник подавления Московского восстания, вывезший смертельно раненного Андрея из Москвы домой, в Петербург. Но Борис — не сознательный реакционер, он лишь выполняет долг офицера. А затем он бросает военную службу, так как приходит к выводу, что от него «жизнь сама ушла». Жить по-настоящему значит для Бориса — жить большой, «вселенской любовью», в которой «никакой смерти нет». Но оказывается, что сейчас жить такой любовью невозможно: кругом «столько ненависти, что даже слышать друг друга не хотят. Все друг друга презирают, никто никому не верит». А о любви забыли: «ни слова о ней».
Таким образом, Соню привела к душевной опустошенности проповедь Бланка, а от Бориса «жизнь ушла» под воздействием жестокой, безлюбовной революционной действительности. Оба они, коренные русские люди, которым не нужно бланковское абстрактное «человечество с его классовой борьбой» и любовью к «цветам, доступным всему человечеству» — оба они отказываются поэтому от таких «бумажных цветов». Они убедились, что люди, подобные Бланку, «кто не любит русский перелесок, да василек и мак во ржи, да зеленую церковную луковку, — тот не знает и не любит Россию».
Но действительность с ее жестокой борьбой и ненавистью не приводит к «вселенской» любви, и людям в этих условиях «может, одно и осталось дело — убивать». Борису и Соне, как им представляется, «нужно ими убивать, или быть убитыми». А этого они «и не хотят, и не могут», этого «нельзя делать», и тогда остается один выход: уйти из жизни. Так они и поступают, кончая самоубийством, в смерти находя прощение вины. «Мне легко, точно все... простится», — говорит умирающий Борис. «Уж простилось где-то, милый», — отвечает умирающая Соня.
Авторы произведения не создают сложной теософско-теургической концепции, развенчивающей путь революции как преступно-«демонический». Они даже «либеральны», Бланк предстает как субъективно честный человек. Авторы драмы, оказывается, даже вообще — за «маков цвет» революции.
Но революция эта должна быть особой. И ведет к ней не классовая борьба — наваждение «сплошного тумана», совращающего чистые «русские души», а «вселенская Любовь», которой так алчут Борис и Соня. Недаром драме, в качестве эпиграфа, предпослано стихотворение, где воспеваются «красные маки, зори красные, стяги ясные» революции, — но революции религиозной, возрождающей Христову вселюбовь:
В голубые, священные дни
Распускаются красные маки...
Красным полымем всходит Любовь.
Но ведь это и есть общая для всей буржуазной интеллигенции того времени идея о замене реальной революционной борьбы религиозным самоусовершенствованием и религиозным «воспитанием» народа. Чрезвычайно характерно поэтому, что год спустя (1909) то же самое утверждал Струве в «Вехах». «Марксистская проповедь, — писал здесь Струве, — превращалась в исторической действительности в разнуздание и деморализацию». Следует поэтому идти совсем другим путем — путем «религиозного радикализма, который апеллирует к внутреннему существу человека... Пусть воспитание совершается путем непосредственного общения человека с богом».
Только такой путь приведет, по Струве, русскую интеллигенцию к «истине», которая заключается в том, что, наконец, «кончится господство политики над всей прочей духовной жизнью и в основу самой политики ляжет идея не внешнего устроения общественной жизни, а внутреннего совершенствования человека».
Драма Гиппиус, Мережковского, Философова интересна еще в другом отношении: в ней отчетливо раскрывается мотив «страха» в его функции устрашения читателя безрелигиозным бытием. Символисты как бы настойчиво, постоянно доказывают: смотрите, к чему приводит материалистическое мировоззрение! Антихристов мир, мир революционной классовой борьбы — все это безумие, наваждение лжи, ужас. Выход из этого ужаса — в религии, в уходе в «иномирное», в христианской вселюбви, в мечте и «мигах», прорывающих «тюрьму» страшного феноменального бытия и т. д.
В пьесе «Маков цвет» и показано, что даже субъективно честные социал-демократы ведут к «наваждению и надрыву», когда «страшно, страшно жить» и когда все делаются «темными»: «Соня темная и ты (Борис.—И. М.) темный... страшно».
Происходит же это потому, что попрана христианская заповедь вселюбви и «никто никого не любит; это самое страшное - то и есть».
Уже из сказанного видно, как настойчиво использовали символисты мотивы «страха» для устрашения людей материалистическим миром в целях утверждения религии, мистики, мечты. И, может быть, наиболее сжато и предельно отчетливо дана эта концепция в стихотворении 3. Гиппиус «Все кругом». Находя бесконечное количество определений для «страхов» и «ужаса» окружающей жизни, — «страшная, грязная, низкая, стыдная, рабская, хамская, черная, гнойная, ложная...»,— 3. Гиппиус, как и все символисты, указывает на путь спасения от этого мира все в той же религиозной вере, которая «снимает» все страхи:
Но жалоб не надо: что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: все будет иначе.
И так же, как Иванов объяснял, что «страхи» «Петербурга» Белого это лишь обличение мира, «утратившего бога», и «знамение» воскресения России во Христе, — точно так же трактует Мережковский стихотворение «Все кругом».
Дается это в статье Мережковского «Ночью о солнце». Оказывается, что творчество 3. Гиппиус это и есть «солнце» в «ночи» окружающей жизни. Ссылаясь на волну самоубийств, охвативших Россию в период реакции, Мережковский объявляет, что все это — «чума», которая вызвана «кровавым, пыльным вихрем» революции 1905 года. А вот 3. Гиппиус, преодолевая эту «чуму», преодолевая и свой собственный ранний декадентский индивидуализм, перешла к «общественности, зрячей религиозным зрением». «Кем не владеет бог — владеет Рок», — сочувственно цитирует Мережковский поэтессу. Стихи же «Все кругом» именно утверждают, по Мережковскому, исход из «чумы» в спасительной религии: это спасение от «Рока» в «боге». Ибо Гиппиус — «положительно религиозна», а это означает «борьбу с необходимостью во имя чуда, во имя иного порядка». Гарантией же победы является сама религиозная вера. «Только бы вера была, и сила будет, солнце встанет»,— уверенно заключает свою статью Мережковский.
Что можно сказать в итоге? Эстетика русских символистов с самого начала и до последнего их коллективного выступления в защиту угасавшего уже течения была утверждением искусства как особой формы познания бытия: внеразумного, религиозно-мистического постижения «ноумена». Отсюда и то понимание символа, которое лежит в основе этого течения: через «соответствия» с реальным миром — обнаруживание в нем ирреального «божественного» начала.
По социальной своей сущности русский символизм всегда был активной формой борьбы с революцией, демократией, материализмом, а заодно — с реализмом. Поэтому все их «мечты», «миги», все вообще формы ухода в «иномирное» вовсе не означали «пассивного» отношения к современности, а были своеобразной формой той же активной борьбы с материалистическим мировоззрением.
Определение символизма как выражения только «пессимизма», «философии страха» и т. п.— слишком однолинейно. При несомненной и естественной противоречивости всех символистов, обусловленной в конечном счете отсутствием объективной основы для их фантасмагорий, у них был все же свой «оптимизм» и была постоянная убежденность в том, что они — «вершина» человеческой культуры и что именно им принадлежит будущее.
В борьбе двух культур того времени русский символизм был одним из проявлений буржуазной культуры. Он был предвозвестником веховских идей и позже сомкнулся с ними.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.biografia.ru/
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
