8585 (633781), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

В первый вечер у Горького , я поняла, что этот человек принадлежит к другой части интеллигенции, чем те люди, которых я знала до сих пор. У него была снисходительная улыбка, лицо, которое умело становиться злым, у него была привычка смотреть поверх собеседника, когда бывал ему задан вопрос, барабанить пальцами по столу или, не слушая, напевать что-то.

Все это было в нем, но кроме этого было ещё и другое: природное очарование, умного, непохожего на других людей, человека прожевающего большую, трудную и замечательную жизнь.

Большевиков он ругал, жаловался что нельзя издавать журнала(издавать в Берлине и ввозить в Россию), что цензура действует нелепо и грубо, запрещая прекрасные вещи. Говорил, о непорядках в Доме Литераторов и о безобразиях в Доме Ученых. Вспоминал Зиновьева и свои давние обиды на него.

При переходе разговора на литературу, он говорил много. Читая ему стихи, он слушал внимательно, что бы ему не читали, -и запоминал на всю жизнь, таково было свойство его памяти. Стихи он любил до слез. Трудно поверить, что этот человек мог плакать настоящими слезами от стихов Пушкина, Блока но и Огурцова и Бабкина.

Для него всегда был важен факт, случай из действительности. К человеческому вооброжению он относился враждебно, сказок не понимал.

Осенью 1922 года был основан журнал "Беседа" Горький привлек к журналу европейских писателей, которых считал особенно ценными: Р. Ролана, Уэлса и других. "Беседу" в России не разрешали типографировать, и ее приходилось ввозить легально.

"Ты мог бы о "Беседе" нваписать Ильичу"-говорил ему Максиь, но Ленину писать бессмысленно, у него был очередной удар, он парализован и потерял дар речи.

Часто к нему из Москвы приезжала Мария Федоровна(вторая жена), с ней приезжал Крючков П. П. , доверенное лицо Горького, позже Сталин докозал, что он был "врагом народа", и растрелял его после того, как Крючков во всем покаялся.

За столом у Горького собиралось много народа. Заходили споры, но спорить с Горьким было трудно.

Убедить его в чем-либо было трудно, или вообще нельзя, уже потому, что он имел удивительную способность: не слушать того, что ему не нравилось.

Кто только не бывал в те годы у него-приезжие из СССР. Всех не перечислешь. Список между 1922 и 1928 г. мог начаться с народных кокисаров и послов, пройти через моряков Советского флота, старых и новых писателей и закончится сестрой М. И. Цветаевой.

Русские писатели 19 века в большенстве были его личными врагами: Достоевского он ненавидел, Гоголяпрезирал, как человека больного , над Тургеневым он смеялся.

Но кого же , собственно, он любил? Прежде всего своих учеников и последователей, и ещё он любил сомоучек, любил встреченных в юности на жизненом пути, исчезнувших из людской памяти писателей.

Горький был доверчив. Он доверял и любил доверять. Его обмановали многие:от повара-итальянца, писавшего неверные счета, до Ленина, все обещающего емульготы для писателей, ученых и врачей.

Для того чтобы доставить Ленину удовольствие он написал "Мать", но Ленин ему никокого удовольствия не доставил.

В 1923-1924 годах-Горького захватило "Дело Артамоновых". Это не давало замечать, что он остался один.

Осенью 1924 года-уехал в Италию. Здесь в Италии Горький заболел, врач из Неаполя определил сложную простуду с бронхитом. По ночам дежурили у постели Горького по очереди. Наутро приезжал доктор. Горький не был мнителен и лечится не любил. Он выздоравливал скорее чем все думали. С обвязанным горлом , с сильной проседью в чуть поредевшем ежике, опять он налаживал свою работу. Он много курил, иногда любил выпить, но заставить его принять порошок или выдержать в дупле зуба кокаин было невозможно

Он любил рассказывать на прогулках про Чехова, про Андреева, про то , что уходило в прошлое. Упомянуть при нем о "Песни о буревеснике" было бы совершенно безтактно. Даже его рассказ "о безоответной любви", написанный под Берлином, отходил в прошлое, вероятно, виной тому были "Артамоновы", которых он дописывал в это время с таким увлечением.

Часто глядя на Горького Н, Берберова старалась понять, что именно держит его в Европе, чего он не может принять в России? Он ворчал, получая какието письма, иногда стучал по столу сжимая челюсти, говорил: "О мерзавцы, мерзавцы!" или "О, дурачье проклятое!"

Но слишком многое было ему чуждо в Европе, слишком велека была потребность в целостном мировозрении, которое еще двадцать пять лет назад он получил от социал-демократов и без которого он не мог представить себе существования.

Его тянуло на родину. Страх именно там потерять читателя все рос в нем, он с тревогой слушал речи о том , что там теперь начинают писать "под Пильняка", "под Маяковского". Он боялся, что он окажется никому не нужен.

В Германии, в Чехии, в Италии между 1921 и 1925 годами, он не поучал, он писал максимумом свободы, равновесия и вдохновения, с минимумом оглядки на то какую пользу будущему коммунизма принесет его писания. Он написал семь или восемь рассказов как бы для самого ссебя, это были рассказы-сны, рассказы-видения, рассказы-безумства. "Артамоновы" оказались схождением с этой плоскости вниз, к последнему периоду, который читать сейчас очень трудно.

Из советских критиков, кажется, ни один не понял и не оценил этого периода, но сам Горький чувствовал что"стал писать иначе"

Почему эти годы оказались для него такими? Легкий ответ:потому что он жил на Западе и был свободен от российских политических впечатлений, потому что ему не диктовали и он был сам по себе. Но не только в этом дело:быт послереволюционных лет, отдых в конфорте и покое, была личная жизнь, которая не мучила, а останавливалась на счастливой точке, был "момент его судьбы без денежных забот", проблем. Был момент судьбы, когда писатель остался наедине с собой, с пером в руке и настеж открытым сознанием. Сентиментальное отношение к Дзержинскому было ему присуще давно, а смерть Ленина, которая вузвала в нем обильные слезы, примирила его с ним. Он стал писать свои воспоминания о Ленине в первый же день. На следующий день после смерти Ленина(22 января 1924г. )была послана телеграмма в Москву. Горький просил Е. П. Пешкову возложить на гроб венок с надписью:"Прощай друг!". Воспоминания он писал обливаясь слезами.

23 января к Горькому как бы случайно приходит заведующий "Международной книгой"Крючков. Горькому доказали, как 2*2, что буревестник революции обязан высказатся о великом вожде революциибто есть ради такого случая он должен нарушить зарок и разрешить печатание воспоминаний в Россиию. Крючков увез с собой рукопись , которую в СССР подвергли жесточайшим цензурным урезкам и изменениям.

Но эти урезки были ничто по сравнению с последующими изменениями, сделаными самим Горьким под давлением вдовы Ленина, Крупской. Всего имеется около 6-7 версий этой статьи, которая называлась и "Воспоминания о Ленине", и "Памяти Ленина", и "В. И. Ленин". Изменения рознятся иногда 2-3 словами, иногда целыми абзацами. Последние изменения сделаны Горьким в 1930 году.

Горький вернулся в Россию через три года. Там к его ногам были положены не только главные улицы больших городов, не только театры, заводы, колчозы, но и целый город.

Он потерял там сына , может искусно убранного Ягодой, есть подозрение, что Крючков убил Максима , по поручению Ягоды. Из признания Крючкова:"Я спросил, что мне нужно делать. На это он мне ответил:"Устранить Максима". Ягода сказал, чтоему надо давать как можно больше алкоголя а потом следовало простудить его"Крючков по его словам это и сделал. Когда выяснилось что у Максима восполение легких, професора Сперанского не послушали, а послушали доктора Левина и Виноградова(не привлечены к суду), которые дали Максиму шампанского, затем слабительного, чем ускорили его смерть.

Все имеет свое врвмя и тайны умирают.

В 1927-1928 годах начало выходить "второе"собрание сочинений Горького в Госиздате под редакцией Луначарского т Груздева(в 22-х томах), а затем и "третье"(1928-1930 г. )

С 1927 года началась печататься "Жизнь Клима Самгина", а "Дело Артамоновых" и многие другие вещи вышли за это время отдельными многотиражными изданиями.

Одновременно с "Колхозником" Горький редактировал:"Наши достяжения:, "СССР на стройке", "Литературную учебу", "За рубежом" и ещё более мелкие журналы.

Из России Горький не выезжал после 1933 года, а зимние месяцы проводил в Крыму.

Но важнее всего этого:что делалось в нем , когда он начал осозновать "главное" - уничтожение русской литературы? гибель того, что всю жизнь любил и уважал?В нем всегда была двусмысленность. Спасла ли она его от чего-нибудь?Если в вопросе о смерти Горького могут быть сомнения, был ли он вообше отравлен или нет, в вопросе о смерти Максима не может быть и речи сомнений в том , что он умер насильственной смертью.

Дружеские отношения Горького со Сталиным прекрватились в 1935 году, после убийства Кирова(1 декабря 1934 г. )Особенно Горький был удручен гонениями и травлей старых товарищей-большевиков, соратников Ленина. Быть может, под влиянием Горького Сталин чуть-чуть начал смегчать своё отношение к оппозиционерам. Бухарин был возвращен к работе как редактор "Известий", Каменев назначен главным редактором издательство "Академия"

Одно из многих свидетельств, что Горький был отравлен Сталиным, и, пожалуй, самое убедительное, хотя и косвенное, принадлежит Б. Герланд и напечатано в N6 "Социалистического вестника" в 1954 году. Б. Герланд была заключенной ГУЛАГа на Воркуте и работала в казарме лагеря вместе с професором Плетневым, также сосланным. Он был приговорен к расстрелу за убийство Горького, позже замененого 25 годами тюрьмы. Она записала его рассказ:"Мы лечили Горького от болезни сердца, но онстрадал не столько физически, сколько морально:он не перестовал терзать себя самоупреками. Ему в СССР уже небыло чем дышать, он страсно стремился назад в Италию. Но недоверчевый деспот в Кремле больше всего боялся открытого выступления знаменитого писателя против его режима. И, как всегда, он в нужный момент придумал действенное средство. Им оказалось бонбоньерка, да, светло-розовая бонбоньерка, убранная яркой шелковой лентой. Она стояла на ночьном столике у кровати Горького, который любил угощать своих посетителей. На этот раз он щедро одарил конфетами двух санитаров, которые при нем работали, и сам съел несколько конфет. Через час у всех троих начались мучительные желудочные боли, а ещё через час наступила смерть. Было немедленно произведено вскрытие. Результат?Он соответствовал нашим худшим опасениям. Все трое умерли от яда".

"Врачей, -пише Герлад со слов Плетнева, -бросили в тюрьму по обвинению в отравлении Горького по поручению фашистов и капиталистических монополий"Но почему из 8 врачей лечивших Горького и подписавших заключение о его смерти, судили, пытали и приговорили только 2-х ?Это остается необъеснимым.

Но что говорили об этом всем в России?В 1930-е годы не говорили ничего , потому чтоза разговор могли дать лет десять лагеря, а то и больше.

Н. Н. Берберова подвела итог о этом человеке. Тревога о социальном неравенстве-она всегда была и есть в нем. Его игра ума была неинтересна, его философия-неоригинальна. Только "безумный восторг деланья" на фоне российской плоскости и бытовой консервативности, нашел во мне отклик. Между тем, как ни странно, если не в литературе, то в жизни он понимал легкость отдыха, отдыхал на легкости, завидовал легкости.

Литература

1. Н. Берберова Курсив мой/Вопросы литературы. 1988. N 9-11

2. Н. Берберова Железная женщина/Дружба народов. 1989. N 8-12

Характеристики

Список файлов сочинения