106831 (616152), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Меняется и образное содержание рондо. Теперь это может быть экстатическая музыка («Поганый пляс Кащеева царства» из «Жар-птицы», финал «Весны священной» Стравинского), драматическая и трагическая (Танеев. Романс «Менуэт»). Хотя сохраняется и традиционная лирическая сфера (Равель. «Павана»).
Исчезает классическая унификация формы, сильно возрастает её индивидуализация. Две одинаковых конструкции – редкость. Рондо может иметь любое количество частей не меньше пяти. Рефрен может проводиться в разных тональностях (что иногда встречалось уже у венских классиков), нередко нарушение регулярности следования частей (2 эпизода подряд).
Такой тип рондо смыкается с другими формами, в частности, с контрастно-составной (это выражается в усилении контраста между разделами) или сюитной (формально сюита «Картинки с выставки» Мусоргского – рондо).
Рондо в творчестве В.А. Моцарта
В творчестве Моцарта венско-классическое рондо достигает полного расцвета. Черты классического рондо – при всем многообразии трактовок – окончательно кристаллизуются. Музыкальное наследие Моцарта столь всеобъемлюще, что дать полный обзор любой из форм в его трактовке потребовало бы специальной работы; поэтому ограничимся определенным кругом вопросов, который не исчерпывает всего, что можно было бы сказать об особенностях моцартовского рондо.
Велик был прогресс рондо и в произведениях Гайдна, однако в его формах еще чувствуется двойственное или даже тройственное их происхождение – в их основе часто лежит либо вариационная форма, либо двойные вариации (замыкаемые первой темой), либо продленная сложная трехчастность. Отдельные случаи такого рода можно встретить и у Моцарта, но роль их значительно меньше.
Однако гораздо важнее различия в области содержания. Г. Аберт писал о «широкой пропасти, которая отделяла Моцарта от всего миросозерцания Гайдна и его взглядов на искусство. Гайдн был последним музыкальным пророком старой замкнутой культуры, со всей полнотой ее духовного бытия и жизнерадостностью. Моцарт же – сын более молодого бюргерского поколения, сильно расшатавшего эту культуру».
Связанное с этим углубление содержания просто, но ясно охарактеризовал Эрнст Тох: «Печаль Моцарта печальнее гайдновской, его радость – радостнее».
Допустимо и сравнение со стилем, предшествовавшим моцартовскому, – стилем «рококо». Кое-какие черты его не чужды Моцарту, особенно в ранний период творчества: доля игривости, легкость и прозрачность фактуры, изящество и прихотливая изысканность линий, мелизматика. Отзвуки французского клавесинизма слышатся в некоторых – преимущественно небольших и подвижных рондо. Но все это, конечно, не может рассматриваться как признаки, решающие в смысле стиля. В зрелом, а тем более позднем периоде Моцарт далеко отходит от стиля «рококо».
О чем свидетельствуют разногласия в трактовке Моцартовского наследия? Прежде всего о необычайно глубокой содержательности, значительности его творчества. Музыка, лишенная этих качеств, не вызывала бы подобных споров в исторической и эстетической оценке. Но эти разногласия связаны с особым историческим положением Моцарта. Возможно, мир не знал равных по силе гения. Поэтому то, что он создал за свою короткую жизнь, было сделано так непререкаемо, так идеально, что это нередко казалось людям загадочным и необъяснимым. Но он жил и творил тогда, когда язык больших, захватывающих страстей, драматических коллизий был свойствен по преимуществу самым крупным жанрам, прежде всего – опере, тогда как в инструментальной музыке круг отражаемых ею настроений, эмоций был далеко не столь обширен. Хотя Моцарт был способен постигать и самое трагическое, но все же и по духу эпохи, и по личным своим качествам он больше тяготел к воплощению не жизненной борьбы, а скорее – жизненной гармонии, объединяющей и в конечном счете примиряющей различные стороны человеческого существования. Сказанным здесь объясняется и тот факт, что в XIX веке музыка Моцарта казалась некоторым наивной и устаревшей, тогда как поклонники хотели видеть в ней застывшую красоту форм, а наиболее прозорливые (Чайковский, Танеев) видели живой стимул музыкального творчества. Можно выделить в музыке Моцарта три основных типа:
1) оживленная, более или менее скерцозная, но уравновешенная моторность;
2) светлая, ласковая, сердечная лирика;
3) выражение скорби, чаще – мягкое, но могущее стать и суровым, трагическим («Дон-Жуан», особенно Реквием).
Классификацию не следует понимать схематично; различные типы, конечно, соприкасаются, взаимодействуют и взаимопроникают. Тем не менее она в основном охватывает главные сферы его творчества.
Встречаются в рондо Моцарта и отдельные драматически контрастирующие моменты, не определяющие (в отличие от концерта c-moll) облик целого, однако очень рельефные и выразительные. Таков 2-й эпизод Романса из фортепианного концерта d-moll – бурный, почти «театральный», своим характером импровизационности напоминающий взволнованные эпизоды фантазии Моцарта и очень смелый в гармоническом отношении. Тут можно действительно услышать «демонизм».
Является ли случайностью, что наиболее сильные контрасты рефрена и эпизодов обнаруживаются в произведениях дуэтного и концертного жанров? Вряд ли, диалогичность таких произведений прямо или косвенно способствует подобным противопоставлениям.
Наметившееся у предшественников Моцарта возрастание контрастности от предыдущих эпизодов к последующим, становится у него почти законом. Отсюда вытекает более плавный связный переход к 1-му эпизоду («наклонение к сонатности», по В.В. Протопопову) и большая отчлененность 2-го эпизода. В музыкальных формах (особенно XIX века) важную роль играет противоположный принцип «от расчлененности к слитности». На данном же историческом этапе, по крайней мере в форме рондо, мы видим нечто обратное; оправдание заключается в том, что контраст должен противостоять настойчивой повторности, откуда и вытекает его растущая эмансипация.
Можно отметить некоторые особые разновидности рондо. Таковы «вариации с эпизодами» в концерте c-moll, уподобление всей формы гигантской трехчастности в скрипичном концерте A-dur, возникновение рефренов второго порядка из повторяющихся дополнений.
Как особую разновидность следует рассматривать и «трехчастную форму с припевом» в Rondo alia turca; смысл рефрена, заключается в том, что именно он наиболее отчетливо выявляет черты «янычарской музыки» с «турецким барабаном».
Вообще же перечислить все варианты, все отклонения от простейшей нормы не представляется возможным. Моцарт создает самые разнообразные схемы, индивидуализируя применяемый им общий принцип.
Меньшая, в сравнении с Гайдном, роль танцевально-игрового рондо у Моцарта безусловно связана с иным эмоциональным обликом творчества, с возросшей ролью лирики, личного начала. Неторопливое развертывание, искусство текучести, возможность достаточно длительно и не однообразно (время от времени отклоняясь в сторону от основного настроения и возвращаясь к нему) пребывать в состоянии мечтательности, размышлений – все это демонстрирует Моцарт. Надо полагать, что и некоторые конструктивные особенности рондо сыграли здесь свою роль: «спокойствие формы», размеренность смен, уравновешенность пропорций.
Существует два вида такого рондо. В одном из них сохранена контрастность частей. Идеальным образцом можно считать фортепианное рондо a-moll. Другой же вид строится на развитии из единой предпосылки. Примером послужит Adagio из фортепианной сонаты c-moll. Характер музыки колеблется между нежной ласковостью, хрупкой филигранностью и глубокой серьезностью, вспышками патетических вершин во 2-м эпизоде, начало которого поразительно предвосхищает начало Andante Патетической сонаты Бетховена: мирится с грацией миниатюрных, украшенных мелизмами интонаций. Богато представлено варьирование, где орнаментальность и подвижность не лишают мелодию певучести (это в высшей степени характерно для Моцарта).
В Романсе из концерта d-moll интересна жанровость частей. Спокойная безмятежность рефрена напоминает о песне, тогда как колорированная мелодика его эпизода скорее позволяет провести аналогию с арией, а взволнованность, смятенность музыки 2-го эпизода фантазийна. «Прощального» характера дополнение к рефрену, возвращаясь после 1-го эпизода и последнего рефрена, образует рефрен второго порядка, который еще более углубляет лиризм Романса. Особое место занимает Recordare из моцартовского Реквиема. Отнести его полностью к разряду лирических рондо нельзя в силу строгости экспрессии, подчеркнуто выдержанной размеренности движений, дисциплинирующей полифоничности. Но столь же несомненно, что лирическое начало, то в большей, то в меньшей мере, представлено – только не в личном плане, а в возвышенно-объективированном. Оно трижды дает о себе знать во второй теме рефрена, а более всего во 2-м эпизоде, достигая максимума во второй его половине. Пример Recordare очень важен в принципиальном отношении, ибо он указывает на возможность воплощать образы величия, высокой настроенности духа в рамках формы рондо.
В качестве образца второго вида лирических рондо можно назвать произведение, завершенное Моцартом за девять месяцев до кончины, – Andante As-dur, среднюю часть из фантазии f-moll для механического органа. По своей необыкновенной красоте, по изысканной и в то же время глубокой мелодической выразительности оно не имеет равных даже среди лучших произведений Моцарта.
В отличие от произведений первого вида, здесь демонстрируется искусство развертывания формы без контрастных сопоставлений: на первом, экспозиционном этапе – путем плавного перетекания темы-периода в середину, середины – в предыкте к репризе. На следующих, развивающих этапах – посредством богатого экспрессивного варьирования. Прекрасной мелодии помогает «поющая гармония», комментирующая в начальном изложении почти каждый звук; ее нельзя назвать хоральной благодаря мелодизму средних голосов. За нежностью и задушевностью музыки угадывается скрытая тоскливость. Второе предложение, перенесенное октавой выше, звучит светлее и прозрачнее. Середина не воспроизводит интонаций начального периода, но она совершенно та же по духу. Присущ не монотематизм, но моноэкспрессивность.
В дальнейшем тема и середина с предыктом несколько раз возвращаются, всякий раз с новым варьированием. Образуется продленная вариационная трехчастность, а точнее – тройная трехмастная форма ABA1B1A2B2А3 с общим тематическим единством и текучестью. В этом произведении Моцарт предвосхищает рондо – образные формы романтиков, в особенности – Листа.
Достоинства Andante As-dur напоминают нам о том, что гений Моцарта проявлял себя с большой силой не только в крупных произведениях, не только в самых «высоких жанрах», но и в любых других условиях.
Жанровые связи тем с песней, романсом, арией, медленным или быстрым танцем, игрой продолжают ощущаться. У Моцарта они носят более обобщенный, опосредованный и свободно преображающий характер. Образный круг продолжает постепенно расширяться. В рондо Моцарта мы обнаруживаем наряду с галантно-изящным также народно-бытовое, в них есть и сияющее подобно небесному светилу, и мрачное, почти как грозовые тучи.
Отсюда вытекают возросшие возможности в образно-жанровом взаимоотношении частей. На одном полюсе находятся произведения, близкие тематическому единству, тогда как на другом наблюдается контрастность, иногда, как кажется, не знающая пределов, но искупаемая логикой целого. В общем же контрастность рефрена и эпизодов, а также эпизодов между собой возрастает. Это особенно очевидно при сравнении с произведениями клавесинистов.
То же сравнение приводит к выводу: заметна тенденция к уменьшению числа частей при их укрупнении, внутреннем росте. Наметившаяся уже у Гайдна, эта направленность получает дальнейшее высокохудожественное развитие. При меньшем количестве частей возрастает их связность, а в конечном счете – цельность произведений. Это достигается как интонационным родством тем, так и большим вниманием к связующим, переходным частям и предыктам. Тематическая эмансипация эпизодов и в то же время растущая их связность суть две стороны прогресса в развитии рондо.
Это развитие дает о себе знать в довольно многочисленных проявлениях, которые касаются как рефрена, так и эпизодов. В рефренах следует прежде всего указать на очень большую роль их варьирования. Это имело место уже у Гайдна, но Моцарт превосходит его тонкостью, изощренностью и, в конечном счете, экспрессивным, обогащающим характером интонационных видоизменений. Интенсивность варьирования стала возможной именно из-за большего контраста между рефреном и эпизодами. Клавесинисты были весьма осторожны в варьировании рефрена не только из-за связи с неизменяемым припевом народных песен, танцев, хороводов, не только ввиду менее выраженных тенденций к сквозному развитию, но и вследствие очень большой близости куплетов рефрену, что делало бы варьирование рискованным, опасным для различимости функций в форме. Здесь же такая опасность не существует. В развитии формы участвуют сверхнормативные, «избыточные» рефрены, вспомогательные рефрены (на почве повторяемых дополнений), мы встретились даже с переходящим рефреном.
Новое есть и в эпизодах. Они, как и рефрен, бывают сверхнормативными. Структура некоторых эпизодов поражает своей сложностью. Закономерности формы углубляются благодаря функциональной дифференциации эпизодов, возрастающей значительности последующих (в сравнении с предыдущими). Увеличивается роль код. Иногда создаются обновленные кодовые варианты рефрена. Появляются признаки синтетичности, делаются попытки подведения общего итога в произведении. И здесь стимулом служит возросший контраст: произведение политематическое в большей степени нуждается в специальной объединяющей части, нежели произведение монотематическое, внутри себя целостное уже в силу тематического единства. В эмбриональном виде дает обобщение кода рондо Alia turca: непосредственно вытекая из рефрена, она в то же время группеттными узорами мелодии напоминает об эпизодах.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
