59806 (611147), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Боевая организация была немногочисленной. По подсчетам В.М.Зензинова, М. А. Натансона и В.М.Чернова, за все годы существования в ее состав входило 78-80 человек. Весной 1905 г. она насчитывала около 30 человек. Ни до, ни после этого времени БО не имела столько членов одновременно. Обычно в ней было от 10 до 15 членов. Особое положение в партии, та роль, которая отводилась БО, тот ореол, который создавался вокруг нее, были причиной того, что тип, образ террориста формировался именно этой небольшой замкнутой группой8.
§ 2. Боевые организации
В исследуемое время историю «центрального» террора ПСР можно разделить на два периода: БО ПСР под руководством Г. А. Гершуни и Е. Ф. Азеф (с февраля 1907 г. по январь 1909 г.) и «инициативная» БО ПСР под руководством Б. В. Савинкова (Боевая группа Б. В. Савинкова – с января 1909 г. по март 1911 г.)
Самоустранение осенью 1906 г. Азефа и Савинкова от руководства БО ПСР в связи с невозможностью продолжать работу в прежних технико- организационных формах встретило сопротивление ЦК ПСР.
Настоящей подоплекой этого дела являлись терзания Азефа, мучительно искавшего новой линии своего поведения, позволившей бы ему выжить, оградив его от подозрений как со стороны А. В. Герасимова – своего полицейского руководителя, так и эсеров.
Азеф предпочел объявить невозможным продолжение террора в старых формах, на которые охранка уже якобы нашла противоядие. Но подобная позиция заставляла ЦК ПСР воспринимать уход руководителей БО как временный, до выработки новых технических и организационных форм ведения террористической борьбы. Попытки В. М. Чернова, М. А. Натансона и Н. И. Ракитникова в ноябре 1906 г. уговорить боевиков продолжить работу без самоустранившихся руководителей БО не оставляли у Азефа сомнений, что при первой же возможности ЦК воссоздаст БО и без него.
Оставляя планы об уходе как запасной вариант, Е. Ф. Азеф видел для себя выход в это время в постройке аэроплана и в ведении боевого дела совместно с Г. А. Гершуни. Идея создания аэроплана принадлежала русскому эмигранту Сергею Ивановичу Бухало, жившему в Мюнхене и согласившемуся отдать свое изобретение в руки боевой организации для нанесения бомбовых ударов по резиденции царя.
История БО ПСР не закончилась с роспуском в январе 1909 г. после разоблачения Е. Ф. Азефа. Последняя страница ее истории, связанная с Б. В. Савинковым, вновь вернувшимся к боевой работе, закрылась лишь весной 1911 г. первое практическое следствие разоблачения Азефа для партии проявилось сразу же – возникла настоятельная необходимость роспуска старой БО и отставки ЦК ПСР. В этой ситуации Савинков действовал решительно: он заявил ЦК ПСР о своем желании создать боевую группу и возглавить ее.
В конфликтные отношения с руководством партии Б. В. Савинков вступил в связи с его крайне негативной реакцией на выводы Судебно-Следственной комиссии по делу Азефа и на позицию, которую заняла в этом вопросе ЗД ЦК ПСР. Не исключено, что этот конфликт стал одним из веских оснований для принятия членами БО решения о самороспуске, т. к. еще за несколько дней до выхода «Заключения» позиция членов БО была иной.
§ 3. Эсеры-максималисты
В 1904 г. в партии появилась группа «аграрных террористов» (лидеры — М.И.Соколов, Е.И. Лозинский), оформившаяся впоследствии, в 1906 г., совместно с так называемой «московской оппозицией» (В.В.Мазурин и др.) в «Союз социалистов-революционеров-максималистов», провозгласивший террор своим основным средством борьбы. Этими эсеровскими раскольниками были совершены самые кровавые и отвратительные террористические акты в годы революции, в том числе взрыв дачи П.А.Столыпина 12 августа 1906, а также самые крупные экспроприации — ограбление Московского общества взаимного кредита, когда партийную кассу за 15 минут пополнили 875 тыс. руб. и захват казначейских сумм (около 400 тыс. руб.) в Фонарном переулке в Петербурге. Причем последний «экс» стал и одним из самых кровавых9.
В программном отношении расхождения заключались в том, что «раскольники» не признавали программы-минимум, настаивая на осуществимости немедленной социализации земли, фабрик и заводов. В тактическом плане максималисты отдавали приоритет терроризму, считая его универсальным средством борьбы против самодержавия, эксплуататоров, а также лучшим методом агитации, способным в конце концов побудить массы к восстанию. Экспроприации максималисты рассматривали как особую форму классовой борьбы, средство «конфискации частных капиталов» и преодоления «фетиша собственности».
В 1906—1907 годах максималистами было совершено около 50 террористических актов. Отношение к человеческой жизни, не говоря уже о собственности, у максималистов было сходно с крайними анархистскими группами. Замечателен комментарий лидера максималистов М.И.Соколова («Медведя») по поводу многочисленных жертв среди «посторонних» при взрыве дачи Столыпина: «...Эти "человеческие жизни"? Свора охранников, их следовало перестрелять каждого в отдельности... дело не в устранении [Столыпина], а в устрашении, они должны знать, что на них идет сила. Важен размах... Каменную глыбу взрывают динамитом, а не расстреливают из револьверов». Эсеры выпустили специальное заявление о своей непричастности к взрыву на Аптекарском острове и о моральном и политическом осуждении такого рода покушений. Заявление было во всяком случае необычным для революционной партии; Б. И. Николаевский высказал предположение, что оно было принято под давлением Азефа, испугавшегося возможной реакции своих работодателей из Департамента полиции10.
Тактический план максималистов обнаруживал явный перекос в сторону нелегальных и, в первую очередь, террористических средств борьбы. На практике перекос становился еще более очевидным, поскольку намерение максималистов вести широкую агитационно-пропагандистскую работу так и не было осуществлено, и террор явился главным и почти единственным делом их организаций на всем протяжении первой революции. По неполным данным, за 1906 – 1907 гг. ими было осуществлено свыше 50 террористических актов главным образом против представителей репрессивных органов самодержавия и членов черносотенных организаций, причем большинство этих покушений (около 40) пришлось на 1907 г11.
Глава II. Анархистский террор
Первая статья, подводящая теоретическую основу под анархистский террор в России XX века, принадлежала перу Г. И. Гогелия и появилась на страницах «Хлеба и воли»! В статье, без обиняков озаглавленной «К характеристике нашей тактики. Террор», после оговорки, что террору хлебовольцы не придают первенствующего значения, отмечалось, что «террор является неизбежным атрибутом революционного периода до и во время революции». С точки зрения редакции, Россия переживала как раз такой исторический момент. Террор, «определяемый таким образом», может носить характер индивидуального акта или же форму аграрного и фабричного» т. е., массового террора. Предпочтение «хлебовольцы», разумеется, отдавали террору массовому, но и в индивидуальном видели несомненный революционный смысл. Индивидуальный теракт мог иметь «троякое значение: как мщение, как пропаганда и как «изъятие из обращения» особенно жестоких и «талантливых» представителей реакции».
«Хлебовольческое» направление оставалось господствующим в российском анархизме до начала революции 1905—1907 гг. Затем российский анархизм «расслаивается» на несколько течений; движение идет в основном в сторону радикализации его методов. Ультрарадикализм отличал группу «Безначалие», образовавшуюся в Париже весной 1905 г. «Безначальцы» (лидеры — Бидбей (С.М.Романов, Н.В.Дивногорский) выпустили несколько номеров «Листка группы "Безначалие" и ряд прокламаций. Они отрицали тред-юнионизм, синдикализм и парламентаризм; призывали к бунтарству, разжиганию «беспощадной гражданской войны», созданию «вольных боевых дружин» и экспроприациям; «безначальцы» отрицательно относились к «современному русскому демократическому движению», считая, что оно лишь отвлекает пролетариат от борьбы за его собственные интересы. Универсальным средством борьбы «безначальцы» считали терроризм, призывая к применению его самых крайних форм. В некоторых прокламациях родственных «безначальцам» анархистских групп («родственность» удостоверяется перепечаткой отдельных прокламаций на страницах «Листка группы "Безначалие") рекомендовались «массовые убийства, поджоги, грабежи». Торжество анархии ожидалось после того, как «всех наших живодеров поджогами и оглоблями со свету сживем».
«Чернознаменское» течение в анархизме, получившее свое название по одноименному журналу, вышедшему в декабре 1905 г., взяло на вооружение тактику «безмотивного» террора. На страницах журнала «Бунтарь», ставшего литературным выразителем идей чер-нознаменцев, эта тактика обосновывалась следующим образом: «Вскрыть и обнажить грубый буржуазно-демократический обман, проявить протест, сказать сильно и ярко свое анархистское слово можно только рядом крупных антибуржуазных "безмотивных" актов. Анархисты должны направить свои террористические удары на буржуазию не только за ту или иную частичную, конкретную вину ее перед пролетариатом; надо разить буржуа, как представителей и цвет буржуазного общества. Пусть вечная угроза смерти, как страшное напоминание о "вечной вине", висит над буржуа каждый миг, каждый час его существования. Пусть не будет среди них "невиновных". Да не знают они покоя. "Безмотивные" антибуржуазные акты внесут смятение и хаос в лагерь буржуазии, быть может хоть "на миг" отвлекут внимание масс от демократических лозунгов, раскроют перед ними новые и яркие горизонты истинно классовой борьбы и, наконец, подымут падающую энергию групп, углубят и расширят их кругозор...»
Появление чернознаменства и «безмотивного» террора как главного средства его борьбы против существующего строя анонимный автор связывал с кризисом в анархистском движении, потерей местными группами общероссийских перспектив, увлечением их политическим террором, который играет на руку демократии, в то время как акты экономического террора «чересчур редки, бледны и мелки»! Возможно, наиболее образно и ярко основную «парадигму» безмотивного террора сформулировал одесский анархист Ушеров: «Достаточно увидеть на человеке белые перчатки, чтобы признать в нем врага, достойного смерти... Ибо, видите ли, виноват не какой-то объективный строй общества, а каждый индивидуум, поддерживающий этот строй и пользующийся им в свою пользу».
Слова у «безмотивников» с делом не расходились. Ими были осуществлены, как уже упоминалось, взрывы в кафе Либмана в Одессе и ресторане «Бристоль» в Варшаве; на съезде в Кишиневе в январе 1906 г. было решено взорвать съезд горнопромышленников, однако в связи с массовыми арестами анархистов это намерение осуществить не удалось. Планировалось также взорвать поезд, в котором должны были находиться крупные чиновники управления одной из железных дорог; однако террористы опоздали к поезду с чиновниками и один из них с досады бросил бомбу в вагон первого класса, где «невиновных» с анархистской точки зрения быть не могло. Кстати, террорист сам был ранен при взрыве, задержан полицией; из больницы, где он содержался под стражей, его освободили товарищи-анархисты; однако вскоре полиция вышла на след террориста, при попытке задержания тот открыл стрельбу, убил нескольких казаков и последней пулей покончил с собой12.
Несколько отличных от «безмотивников» взглядов на террор придерживалась другая фракция чернознаменцев — «коммунары». Они, также будучи сторонниками «безмотивного» террора, не верили в эффективность индивидуального терроризма, полагая, что отдельные теракты потонут в «колоссально-огромной демократической волне». Они считали более эффективным захват какого-либо города с целью создания там коммуны. Это позволило бы «на громадном фоне демократии создать хотя бы одну враждебную всей картине точку...» Можно представить, что «эксплуататорам» пришлось бы в такой «точке» несладко. Однако группа, собиравшаяся осуществить этот «массовый анархический акт» была арестована прежде, чем попыталась претворить идею в жизнь.
Против тактики «безмотивного» террора выступили анархо-синдикалисты; особенно активно проблема терроризма обсуждалась на страницах «Буревестника», давшего название одной из наиболее влиятельных синдикалистских групп.
Практически все анархистские течения признавали террористическую тактику и обосновывали ее тем или иным, нередко довольно сходным, образом. Особенностью анархистских террористических теорий было то, что это были «идеи прямого действия».
Глава III. Место террора у социал-демократов
Первые покушения, сначала относительно спонтанные, как выстрелы Карповича и Лаговского, а затем систематический «центральный» террор, возобновленный Боевой организацией ПСР, вызвали мощную антитеррористическую кампанию на страницах «Искры» и «Зари». Кампания обусловливалась как принципиальными, теоретическими соображениями — марксисты полагали, что терроризм сбивает рабочее движение с правильного пути, тем более, что история уже доказала пагубность методов «Народной воли» для самих революционеров, так и чисто конъюнктурными. Рост популярности эсеров после первых же удачных покушений застал социал-демократов в известной мере врасплох. Об этом свидетельствует непоследовательность поведения «искровцев» после покушения Балмашева, которым заявила о своем существовании БО. Поначалу они пытались доказать, что Балмашев вовсе не эсер, а просто студент, причем в прошлом член киевской социал-демократической организации. При этом напоминалось, что террор в современных условиях лишь мешает массовому движению.
Напряженность между местными партийными организациями и партийными лидерами по вопросу об отношении к терроризму нарастала. Это отчетливо заметно, если сравнить тексты, печатавшиеся в «Искре» и «Заре» с еженедельными бюллетенями, издававшимися в качестве своеобразного приложения к ним. В бюллетенях отражались наиболее интересные события, которые произошли в русском революционном движении за неделю, печатались письма с мест и т.п. Они отражали чувства и настроения рядовых участников движения или же социал-демократов «среднего звена» больше, чем партийных теоретиков13.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
